Макс Фрай - ПрозаК

• Название: ПрозаК
• Автор: Макс Фрай
• Издательство: Амфора
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-548-1

Настоящая книга — сборник современной прозы, составленный известным писателем и подвижником культуры Максом Фраем на основе кропотливой ревизии сетевых сайтов. Работа, проделанная составителем, показывает со всей определенностью: всюду жизнь — литература подобна духу, который дышит, где хочет.

---

felix culpa не может служить оправданием, это вы здорово сказали, в прошлом году еще, но я-то помню, как же здесь душно, хотя окно нараспашку, все французское невзаправду, даже балкон, внизу крыша цвета марганцовки, на ней снега немного, белое на красном, как у карло гоцци, помните, принц порезал палец над миской с молоком? вот как красота добирается до человека, не помогут и три апельсина, можно выжать их прямо в шейкер, ради бога, когда вы так стучите ложкой в стакане, у меня ноют зубы, ах, ну да, гоголь-моголь с коньяком для нашего мальчика, ему бы горсть английской соли, а мне лучше холодной водки с соком, на два пальца, говорила ли я вам, что в профиль вы похожи на георга пятого, того, что на зеленом английском полупенсовике? а он тогда, на тувинскую марку, лаковую, бесполезную, почти на картоне, да, можно еще, на два пальца, мон дье! как вы меняетесь en tendresse, губы будто не так обветрены, и руки мелькают, мелькают, хотела бы я знать, какое у вас лицо в любви, белое? красное? а вот это что? кукла на книжной полке, между селином и селином, сидит, свесив ноги в узорных туфлях, надо взглянуть, что у нее под юбкой, правильная кукла начинается с панталон и чулок, если там поролоновые белые ноги, я ее выкину, не кукла жалкая в руках у времени, сто шестнадцатый сонет, между прочим и нечего улыбаться, вот я — правильная кукла, хотите проверить? не надо кресла, я постою, меня качает? качает? fluctuat nec mergitur, кораблик качает, а он не тонет, так то, на хваленом гербе вашего хваленого парижа написано, кстати, в котором я живу через силу, и скоро уже не смогу, не жить, а в париже, разумеется, оставайтесь тут со своим ритуальным шариком, посередине пупок, как ослепший третий глаз, хей-хо! вы заметили, как он молчалив сегодня? никакой оratio recto, сплошная оratio oblique, недомолвочки, глазки мутные, как он вам меня вообще обьяснил? увязалась вот, однокурсница, да вам не все ли равно, заполночь уже, сидим тут в красной мгле, как тримурти, срослись затылками, я, разумеется, шива, кто бы сомневался, вот еще посижу немного, и приступлю, не бойтесь, ваши пунья и папа мне, право, безразличны, мне вас даже жаль немного, потому что какого обаянья ум погиб, и все такое, помните вы говорили про судью в греции, который, не в силах рассудить запутанный казус, писал на полях по-приятельски, что означало — истина темна, решай в пользу друга, но вы на это не надейтесь, герр профессор, и нечего улыбаться, он думал, что его ждала карета у дверей, протер глаза, а перед ним шесть карт без козырей, да нет, какая там тримурти, мы сидим, как пузырь, соломинка и лапоть, экко! вы вот-вот хрустнете, а он вот-вот лопнет, что до меня, я давно уже утонула, можно еще? язык весь пошел ледяными мурашками, это все вчерашняя трава, а ваш язык — нет? ваш язык я терпеть не могу, все эти les difficultйs grammaticales набили мне оскомину, зачем я здесь учусь, зачем вы здесь учите, в той плавной речи русский тембр порой мелькнет чуть-чуть, верлен, угадали, вас не собьешь, машинка для резания рукописей, чик-чик, в лоскуты, и все уложено в прекрасной голове, как в ящичке от швейной машинки, нет, вы поглядите на него, пьеро, отнюдь не схож с клитандром, допил вино под олеандром и деловито ест паштет, господи, опять верлен, я больше не буду, но ведь он и правда все время ест! у него детский живот и детские щеки! ну хорошо, хорошо, хотите я лягу вот здесь и буду молчать, как вы там вчера говорили? gentes esse feruntur…а дальше? говорят, что есть народы, у которых дочь сочетается с отцом, и что почтение к родителям возрастает у них вместе с удвоенной любовью, вот так-то, а вы говорите много крепкого

lundi

что укрощает море и регулирует год; почему серп луны то растет, то убывает? гораций не знал и вы не знаете, а я вот знаю, подумайте обо всех этих женщинах, живущих теперь, об их приливах и отливах, какая тугая, розовая волна раскачивает мир, вот вам ваше веретено необходимости, хоть задохнитесь от злости, но как он смотрел на меня в субботу, в этом театре, вы что его прямо из колыбели вынули? так трясся, бедняжка, а я всего-то положила ладонь на его колено, прохладное, как кувшин с вином, зарытый в землю, господи, я стала еще выспреннее, чем ваш любимец, скоро разучусь говорить совсем, то, что у нас под рукой, нравится нам, ясное дело, лукреций, хотя и не совсем про колено, театр полон, ложи блещут, а я держу руку на его колене, чехов а ля берси, как жареный мерлан, как вы тогда сказали? если моя жизнь в искусстве написана фабрикантом золотой канители, то вы в этом искусстве жить не станете, да вы просто сноб и русофоб, вот вы кто, мы же в театре! он дергается, высвобождая колено, ну и что? я на улице почувствовал голод, потому и ем на улице, вы бы гордились мною, когда бы сидели рядом, я безупречна, диоген лаэрций тоже, теперь то он осмелел против прежнего, на вашей кухне прижимает меня к стенке у раковины, когда я споласкиваю бокалы, а вы отправились за маслинами, прокричав из коридора, что за десяток маслин философ готов десять раз перекувырнуться, аllons donc! задирает рубашку, чтобы я погладила рыжеватую чахлую шерсть на груди, ему двадцать три, до какого возраста отроков можно их любить? сенека сомневался, а вы уж и совсем запутались, ну да ничего, веретенце вертится, вот уже третий акт, ничего не стреляет, разве что петропавловская пушка в городе, где я хотела бы жить с вами, alas, alas, мы выходим на бульвар ленина, метро бобиньи, черные пританцовывают у входа, никакой травы, трава его прикончит, в среду пойдем в шайо, а сейчас пойдем ко мне, ты замерз, моя собака мефодий отворачивается и уходит спать, ему скучно, боги и животные обладают более совершенными чувствами, чем люди, плутарх не знаком был с мефи, но предвидел его, из-за мефи я битый месяц искала квартиру, в восьмом аррондисмане хозяйки воротили нос, какая страшная! но ты не бойся, он ушел спать, широко зевая, садись сюда, какой у тебя рот, ммм, его язык на моем, как мамина серебряная ложечка, узнаю даже потертости по краям, так размягчается на солнце гиметский воск, ах да, вы не любите овидия, тогда вот вам еще подробности, так разжигает он пламя, в котором сам же сгорает, ого, какие метаморфозы! а я думала, придется потрудиться, он заводится от моего голоса, экко! такой же бедняга, как глупая хозяйка мефи, бьен, бьен, говорю, говорю, не останавливаюсь, но уж ты не закрывай глаза, смотри на меня, verbum caro factum est, слово становится плотью просто на глазах, еще минута и мы увидим двойное солнце и удвоившиеся фивы, как же я не любила энеиду, провальный вопрос номер два, но мне не попался, а попалась теогония, но у другой из железа душа и в груди беспощадной истинно медное сердце, это про меня, если я сейчас умру, подавившись серебряной ложечкой, поставьте урну с моей золой на своем камине, и надпишите еlle vivait d’elle meme, этого будет довольно, а теперь

jeudi

начните утро с овсянки, джона донна, и прогулки по твикнамскому парку, как быстро утопический балбес в болото плутней и беспутства влез, где балбес это я, зряшная затея, прав был курильщик жюль, видите, я пришла одна, ваш маленький фаунтлерой спит у меня на диване, утомленным эфебом распростертый, нет на него любопытной психеи, некому капнуть из лампы горячим маслом, вот и куртка его кожаная на мне, и красный шарфик с эмблемой португальской команды, уж не знаю, во что они там играют, сколько вы его не видели? и нечего, нечего улыбаться, неделю? две? это потому что мы заняты, сэр, играем в камушки, готовимся к семинару по троянскому веку, разыграем его в лицах, я буду за троянского коня, а вы за елену, фамильные мои простыни стали вавилонской керамикой и скоро пойдут трещинами, экко! вчера он посвятил мне сонет, там были слова упруго и сияя, но вы этого не любите, верно? вам подавай шершавые мальчишеские запястья, заусенцы, плохи, согласен, стихи; но кто их читать заставляет? извините за овидия, но уж больно к месту, можно мне войти, я бы выпила кофе, по дороге купила парочку бриошей, но не удержалась и откусила, когда-то в другом городе я так же съедала французскую булку по дороге из гастронома, кто бы мне сказал тогда, что я три года промучаюсь в стране ванильных пекарей, но теперь то уж все, одна судьба у наших двух сердец: замрет мое — и твоему конец, ружьишко вот-вот выстрелит золотой канителью, рабочие сцены столпились в дверях, разобрать декорации и по домам, а вы хорошо держите паузу, только зря стараетесь, все равно от вас пахнет бессонницей, застоявшейся водой, накиньте халат, профессор, у вас же дама с визитом, я сяду вот здесь, какой вы неуклюжий, грациозный старик из вероны станцевал две кадрили с вороной, ну, садитесь же, мне нетерпится взглянуть вам в глаза, какие лиловые, о, какие лиловые, какие больные глаза, похожа ли я на сару сиддонс? а вот так? ну, молчите, молчите, рот у вас запал совсем, сколько же вам лет-то, сорок сороков, а на вид еще больше, что вы сказали, nam cupide conculcatur nimis ante metutum? с наслаждением топчут кого, что? увольте, этого я не переведу, да и надоело, господи боже мой, от этого речь распухает, как тесто, сплошной центон, лукреций-шмукреций, вернусь домой, поступлю ученицей к штукатурам, стану выделывать всякие штуки, что вы вчера на лекции выдали, помните? убедительность рассуждений Платона о бессмертии души побуждала некоторых учеников его кончать с собой, чтобы скорее насладиться благами, которые он сулил им, вы об этом думаете, да? вы то, может быть, и платон, да только он не ученик никакой, просто мальчишка из коимбры, там таких навалом, как les poissons morts на берегу, после шторма, да знаю, знаю, что и камоэнс и антоний падуанский, который заставил рыб замолчать, только вот он здесь не при чем, le figurant, выбранный вами наугад, безъязыкий язычник, хотя нет, языком работать вы его научили, поклон вам за это, мон шер месье, да толку то? как там у виана, l’amour est aveugle, да-да, я учу по нему французский, очень удобно, les chiens, le dėsir et la mort, или, скажем, fais-moi mal, хотите ключи, вот они, на брелочке с адресом, прогуляйтесь до рю дарю, квартира над лавкой зеленщика, впору растиньяку, проживала девица в париже, и вела себя тише и тише, на вопрос: вы — немая? только “э” отвечая, всем она надоела в париже, бывает и такое, как с той сорокой у плутарха, что могла передразнить кого-угодно, но услышала трубачей и загрустила, и онемела надолго, мне тоже нравились блестящие вещи, например — вы, но теперь-то уже нет, списано в архивные завалы, как траченый молью том гесиода, а все оттого, что вы не различали красного и белого, да что там, даже красного и синего, ну-с-с, что у вас осталось? приметесь шарить взглядом по скамьям в аудитории, кто придет, кто предстанет, кому уронить седую голову на слабое плечо, на слабое плечо? ох ты, господи, я почти разучилась говорить, у меня нет своих слов, есть только ваши, а у вас только чужие, эй, куда вы там подевались? я бы выпила еще кофе, глаза слипаются, аттические ночи, знаете ли, элевсинские мистерии, очень утомительно, джон донн уснул, уснуло все вокруг, я, пожалуй, открою окно, в доме пахнет как в пещере иоанна, это еще что? откуда у вас такое, из раскопок шлимана? да уберите же