Олег Коряков - Формула счастья

• Название: Формула счастья
• Автор: Олег Коряков
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 1974

Повесть «Формула счастья» рассказывает о юных исследователях (Рано, Ярослав и и Андрей) из 2060 года, которые изучают найденные в архивах дневники девушки и юноши, живших в 60-е годы двадцатого века.

---

Мила просила поговорить с Даниилом, выяснить, как он к ней относится. Я не сказала, что уже говорила, и теперь не знаю, как быть. На её месте я бы не стала навязываться. Надо же всё-таки думать о своей гордости.

Мы кончали делать уроки, когда пришла её мама. Она работает где-то в отделе кадров. Суховатая и, должно быть, строгая женщина. Мила её побаивается.

10 марта

Какой-то странный разговор с Марией Сидоровной. Она попросила меня зайти к ней в кабинет после уроков. Расспрашивала, как живу (с чего бы?), как идёт учёба, потом вдруг — вопрос:

— Ты ведь, кажется, дружишь с Валей Любиной?

Я-то не считаю, что дружу, но все же сказала:

— Да.

— А ты знаешь такого Вадима Синельникова

— Это который из медицинского?

— А что, есть и другой Вадим?

— Какой другой?

— Я не знаю, о каком говоришь ты.

— Да ведь не я говорю, а вы говорите.

Сплошная неразбериха. Это она хотела поймать меня на слове. Зачем-то ей понадобилось знать о Вадиме, о их взаимоотношениях с Валей. Что-то неприятное, грязноватое было в этом допросе. В общем-то я ей ничего не сказала. Знакомы — и все. Собственно, так оно и есть: ведь я ничего толком не знаю.

Мария Сидоровна просила, чтобы разговор остался между нами. Как же! Уж Вале-то я, конечно, расскажу.

14 марта

Сегодня Венедикт Петрович на литкружке совершенно разгромил меня за рассказ. Хотя он и старался обойтись со мной помягче, существо дела от этого не меняется: бездарность — это бездарность. Ничего не поделаешь… Правда, он говорит, что в такие молодые годы даже по-настоящему талантливые люди не могут писать добротную прозу. Нужны, говорит, жизненные наблюдения, нужен большой опыт.

— Значит, лучше и не пробовать?

— Нет, отчего же, пробуй. — Он посмотрел на меня своим странным печальным взглядом. — Кого-нибудь другого я, может быть, и похвалил бы — за грамотность изложения, за фантазию. А тебя — нет. На тебя я почему-то надеюсь.

Это мы с ним разговаривали уже дома.

«Надеюсь» — и разгромил… Мне сделалось не то что грустно, а пусто, будто я потеряла что-то очень дорогое для меня. Но сердиться на дядю Веню я не могу. Разве виноват он в том, что я тупица?

Сегодня он показался мне очень-очень усталым, даже болезненным…

Валю так и не повидала. Опять её не было на уроках. Завтра придется сходить к ней домой.

17 марта

Я не знаю, что именно произошло, но, должно быть, что-то гнусное.

Позавчера я к Вале так и не выбралась: заседание комитета, потом двинулись на каток, а оттуда занесло в кино; о собственных-то развлечениях мы позаботиться умеем!

Вчера пошла в Валин класс узнать, где она живёт. Никто не знает. Что за чушь!

— Ну, кто из вас дружит с ней?

— С ней никто не дружит.

Пусть не дружите, черт с вами, но как же так — не знать, где живет одноклассница! Почему не ходит в школу — тоже толком никому не известно. Я психанула, надо мной посмеялись, но адрес все же выяснили.

Я попросила пойти со мной Володю Цыбина.

Отыскали с трудом. Кособокий, весь почерневший от времени домишко в глубине громадного, какого-то путаного двора. Открыла нам старая, неопрятно одетая женщина с тусклыми припухшими глазами. Мы спросили, здесь ли живет Валя Любина.

— Жила.

— То есть как «жила»?

— Вчера уехала.

— Куда?

— А вы кто такие будете?

Мы объяснили.

— Я её подруга, — сказала я.

— Поменьше бы таких подруг, так, может, и уцелела бы.

— Да в чем дело? Что случилось с Валей?

— А ничего. Уехала — и уехала. К родственникам. А куда — вам знать не обязательно. Ходят тут всякие… пигалицы в брючках! — Она захлопнула перед нами дверь.

Была бы я парнем — выломала бы дверь. А Володе хоть бы что. Действительно, пигалица в брючках!

Я потащила его к Вадиму. Тётка говорит нам:

— Болеет Вадик, нельзя к нему.

Хоть бы магнитофон выключали, прежде чем врать.

Я её почти оттолкнула. Володю оставила извиняться за меня, а сама — в комнату к Вадиму.

Он преспокойно развалился на тахте и слушал музыку. Увидел меня — немножко удивился и растерялся, но сразу галантно вскочил, заулыбался:

— О, Ингочка!

— Где Валя?

Он насторожился:

— Что такое стряслось, мисс?

— Оставь свои дурацкие словечки при себе. Меня интересует, где Валя.

— Укатила к каким-то родичам, — пожал он плечами.

— Что к родичам — мне известно.

— Что же тебе угодно от меня?.. А, Владик, привет!

Я наседала на него, он клялся, что больше ничего не знает. И причины отъезда ему неведомы. А в глазах испуг, беспокойство и злость. Юлит. Я ему не верю. Сказала, что, если что-нибудь случится с Валей, будем судить его судом чести, весь его институт на ноги поднимем.

— Ого, мисс, какая ты, оказывается, грозная!..

— Вот именно, мистер.

На том наш визит и закончился.

Володя был какой-то пришибленный и вялый. Не терплю таких. Парень должен быть сгустком энергии.

Я все-таки убеждена, что отъезд Вали связан с Вадимом. Володя говорит:

— Ну, какая тут может быть связь?

Или прикидывается дурачком, или такой и есть.

Что-то опять он говорил об отце Даниила — чуть ли не о предстоящем его аресте. Это я вспомнила уже дома, очень невнимательно его слушала.

Все время думаю о Вале. Неспокойно на душе, и чувствую себя виноватой. В чем виноватой — сама не пойму, и от этого ещё хуже…

Было заседание клуба, а мы с Володей его пропустили.

18 марта

Вчера я ходила к Яше Шнейдеру домой. Разговаривала о Вале. Она, оказывается, и не комсомолка. Но он принял всё близко к сердцу, обещал «поднять шум».

А сегодня Яша ходил к директору. Вернулся сникший, разговаривает — и глаза прячет. Говорит, что Валя подала заявление об уходе из школы и ей это разрешили.

— Но почему?

— У неё личные причины. Очень личные. И уважительные.

Я-то догадываюсь об этих причинах, но спросить у Яши не решилась. А может, и ему не сказали.

До чего все противно и как я ненавижу того «мистера»!

30 марта

Какая-то полоса несчастий. Я всё ещё зареванная. Умерла Агния Ивановна. Сегодня хоронили. Народу было очень много. Я видела, как плакал Венедикт Петрович…

Побывал он тогда у неё или нет?

24 марта

Был Павел Иннокентьевич Седых. У нас просидел недолго, ушел вместе с папой к дяде Вене. О чем они там говорили, не знаю, только папа изрядно расстроился. Топает по комнатам нахохленный и злой. Собирались ради воскресенья пойти с ним а геологический музей — теперь отнекивается.

Видимо, у Седых всерьез какие-то неприятности.

Весенние каникулы, а весной не пахнет.

26 марта

Отца у Даниила сняли с работы и исключили из партии.

Уже вот сейчас, вечером, я узнала от папы, в чём дело. Павел Иннокентьевич работал начальником строительного участка. В тресте у них орудуют мошенники. Павел Иннокентьевич поднял бучу и выложил управляющему очень серьёзные претензии. Управляющий и его подручные, боясь разоблачений, подтасовали документы и всю вину свалили с больной головы на здоровую. Павла Иннокентьевича обвинили в разбазаривании средств, перерасходе материалов, ещё в каких-то смертных грехах — по существу, в жульничестве — и подали в суд. Идёт следствие, и дело Седых плохо: документы против него. Однако папа убеждён, что Павел Иннокентьевич не виноват. Он с дядей Веней отправился к какому-то адвокату — советоваться.

27 марта

Ходили с Цапкиной проведать Даниила. Повел нас Саша Петряев.

У Седых небольшая уютная квартирка в новом доме. Но чувствуется внезапно появившийся беспорядок, пахнет лекарствами. Оказывается, Надежда Ивановна, мама Даниила, тяжело заболела — так на неё подействовало случившееся. Мы её не видели: она лежит в своей комнате. Даниил почти не отходит от неё.

Нас «принимала» Марфута, сестренка Даниила. Очень резвый и смышленый человечек. Я в неё просто влюбилась. Белобрысенькая, глазищи огромные. На месте не сидит ни секунды.

Услышав, что меня зовут Ингой, она сразу же обратила на мою персону самое серьёзное внимание:

— Значит, ты Холмова? Это ты причесываешь Данчика?

— Как так причесываю? Он, по-моему, сам…

— А в шахматы-то! Он всегда говорит: «Опять меня Инга Холмова причесала, две партии выиграла».

Смешно, а мне почему-то сделалось приятно. А с Милой получилось ещё смешнее. Бедняжка даже расстроилась. Она спрашивает у Марфуты:

— А меня ты знаешь?

Та и влепила:

— Знаю. У тебя фамилия Да-гма-тик. — И таращит глазенки: — Ты не русская?

Она непрерывно забавляла нас. Что-то сказала Саше, тот не поверил. Тогда Марфута вытянулась по стойке «смирно», прижмурила глаза и выпалила!