Томас Гарди - Тэсс из рода дЭрбервиллей

• Название: Тэсс из рода дЭрбервиллей
• Автор: Томас Гарди
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1983

В романе Томаса Гарди (1840—1928) рассказывается о печальной судьбе девушки, наделенной красотой и тонко чувствующей душой. Проклятие лежащее на Тэсс, обрекает ее расплачиваться за преступления некогда могущественных предков. Готовая пожертвовать собой ради близких, она протестует против грубого посягательства на человеческое достоинство и вынуждена совершить убийство.

---

А если так, то что же представляла собой Тэсс?

Теперь он видел ее в ином свете и начал сожалеть о том, что поторопился вынести ей приговор. Навеки он от нее отвернулся или нет? Он не мог утверждать, что будет ее отвергать всегда, а раз так, значит он уже принимал ее теперь.

Эта нарастающая неясность к ней возникла в тот период, когда она жила в Флинтком-Эше, но еще не смела смутить его покой и написать о своей жизни или своих чувствах. Это приводило его в недоумение; не понимая, почему она не пишет, он не спрашивал о мотивах. Таким образом, смиренное ее молчание было истолковано неправильно. Каким оно было в сущности красноречивым, если бы только он мог его понять! Она буквально исполняла приказание, отданное им и забытое; смелая от природы, она тем не менее отказывалась от всех своих прав, признавала его приговор вполне справедливым и молча склонялась перед ним.

Когда Энджел верхом на муле возвращался к побережью, с ним ехал еще один человек. Этим спутником был англичанин, прибывший с той же целью, что и Энджел, но родом из другой части острова. Оба находились в угнетенном состоянии и беседовали о личных своих делах. Откровенность вызывает на откровенность. Людям, скитающимся в далеких странах, свойственно открывать чуть ли не первому встречному такие стороны своей жизни, о каких они никогда не заикнулись бы в разговоре с друзьями, — и Энджел, путешествуя с этим человеком, рассказал ему печальную историю своей женитьбы.

Незнакомец побывал во многих странах и знал обычаи многих народов — несравненно больше, чем Энджел. Для его космополитического мышления подобные уклонения от социальных норм, столь серьезные для нашей морали, не имели никакого значения, как не имеют значения для формы земного шара долины и горные цепи. Он взглянул на дело с совершенно иной точки зрения; он считал, что прошлое Тэсс несущественно, важно лишь одно: какой женой могла она стать, и Клэру он заявил откровенно, что тот не должен был уезжать от нее.

На следующий день их застигла гроза, и они вымокли до костей. Спутник Энджела заболел лихорадкой и в конце недели умер. Клэр задержался на несколько часов, чтобы похоронить его, а затем продолжал путь.

Слова, мимоходом брошенные беспристрастным человеком — о его жизни, — Клэр решительно ничего не знал и фамилию его услышал впервые, — были как бы освящены его смертью и произвели на Клэра более сильное впечатление, чем всевозможные рассуждения философов об этике. Сравнивая себя с ним, он устыдился узости своих взглядов. Собственная его непоследовательность стала очевидной. Всегда он превозносил эллинское язычество, предпочитая его христианству. А у эллинов незаконная связь вовсе не была для женщины позором. Стало быть, его отвращение к недевственности, унаследованное им вместе с мистическим вероучением, вряд ли может быть оправдано, если девушка пала жертвой коварства. Он почувствовал угрызения совести. Припомнились запечатлевшиеся в его памяти слова Изз Хюэт. Он спросил Изз, любит ли она его, и девушка ответила утвердительно. Любит ли она его больше, чем Тэсс? Нет, ответила она; Тэсс готова жизнь отдать за него, а больше и она сама не может сделать.

Тэсс вспомнилась ему такой, какой была в день свадьбы. Как не сводила она с него глаз, как прислушивалась к его словам, словно считала его божеством. А в тот страшный вечер у камина, когда ее простая душа раскрылась перед ним, каким жалким казалось ее лицо, освещенное пламенем: она не в силах была понять, что он может лишить ее своей любви и защиты.

И так из обвинителя он превращался в ее защитника. Прежде, если он думал о ней, ему в голову приходили циничные мысли; но ни один человек не может быть всю жизнь только циником, и он прогнал эти мысли. Возникли они потому, что он подчинился влиянию общих принципов, пренебрегая особенностями данного случая.

Но все размышления на эту тему далеко не новы; любовники и мужья и раньше проходили через это. Клэр был жесток по отношению к ней, в этом не может быть сомнения. Часто, слишком часто мужчины бывают жестоки к женщинам, которых любят или любили, а женщины — к мужчинам. Но жестокость эта кажется нежностью по сравнению с той всеобщей жестокостью, из которой она вырастает, — жестокостью обстоятельств к человеку, жестокостью средств к цели, жестокостью сегодняшнего дня ко вчерашнему, а завтрашнего дня к сегодняшнему.

Предки Тэсс — могущественный род д'Эрбервиллей, к которому он относился с презрением как к растратившему свои силы, — теперь производили на него совсем иное впечатление. Почему не понимал он раньше, что подобные вещи можно оценивать не только политически? Что они многое дарят воображению? С этой точки зрения происхождение Тэсс было фактом огромной значимости; теперь род Тэсс не играл никакой роли в экономической жизни страны, но ее происхождение оставалось весьма важным стимулом для мечтателя и для моралиста, рассуждающего о падении и гибели. Этот факт — это маленькое отличие, сохранившееся в крови и фамилии бедной Тэсс, — будет очень скоро забыт, и будет предана забвению ее наследственная связь с мраморными памятниками и свинцовыми гробами в Кингсбире. Безжалостно уничтожает Время свою же собственную романтику! Снова и снова представляя себе лицо Тэсс, он думал теперь, что замечал в нем то гордое достоинство, которое, наверно, отличало ее благородных прабабок. И это видение вновь вызывало в его сердце прежнее чувство, сопровождающееся какой-то неясной болью.

Хотя прошлое ее не было безупречно, но в Тэсс было нечто гораздо более драгоценное, нежели свежесть ее товарок. Разве оставшиеся после сбора урожая гроздья в вертограде Ефрема не были вкуснее всего винограда Авии?

Так вещала возрождающаяся любовь, расчищая путь для смиренных излияний Тэсс, которые были только что отправлены Клэру его отцом; но из-за дальности расстояния они не скоро могли быть услышаны.

Между тем надежды Тэсс на возвращение Энджела в ответ на ее мольбу то разгорались, то угасали. Гасли они потому, что в обстоятельствах, приведших к разлуке, никаких изменений не произошло — не могло произойти, а если искупление не пришло, когда она была с ним, тем более не могло это случиться в ее отсутствие. Однако она все время думала о том, как бы ему понравиться, если он вернется. Она сожалела, что не постаралась запомнить те мелодии, какие он играл на арфе, не выпытала у него, какие баллады, распеваемые деревенскими девушками, он любит. Она осторожно расспрашивала об этом Эмби Сидлинга, который приехал вслед за Изз из Тэлботейс, а Эмби случайно запомнил, что из тех песенок, какие распевали они на мызе, чтобы легче было доить коров, Клэр, казалось, отдавал предпочтение «В саду Купидона», «Есть у меня парк, есть у меня гончие» и «На рассвете», но равнодушно выслушивал «Брюки портного» и «Какой я выросла красоткой», хотя это и прекрасные песенки.

Теперь Тэсс хотелось петь эти баллады как можно лучше. Частенько она распевала их, когда оставалась одна, — в особенности «На рассвете»:

Проснись, проснись, проснись,
И милочке своей
Нарви букет цветов —
Тех, что в саду растут.
Все горлинки, смотри,
Вьют гнезда на ветвях
Весеннею порой
На утренней заре.

Даже камень и тот был бы растроган, когда пела она эти песни холодной ранней весной, если случалось ей работать в стороне от других девушек. Слезы струились у нее по щекам; она думала, что, наверное, он все-таки не приедет и не услышит ее, и простые глупые слова песни звучали как насмешка, терзая ее измученное сердце.

Погруженная в мечты, Тэсс словно не замечала, что время идет, дни становятся длиннее, и благовещенье, когда окончится срок ее пребывания на ферме, уже не за горами.

Но до благовещенья произошло событие, которое направило ее мысли в другую сторону. Однажды вечером она сидела, по обыкновению, в общей комнате вместе с хозяевами, когда кто-то постучал в дверь и спросил, здесь ли Тэсс. На фоне сумеречного неба вырисовывалась в дверях высокая фигура — ее можно было принять за взрослую женщину, не будь она худенькой и тонкой, как ребенок. В сумерках Тэсс не узнала пришедшую, пока та не назвала ее по имени.

— Как, это ты, Лиза Лу? — удивилась Тэсс.

Сестра ее, которую год с небольшим она оставила ребенком, вдруг выросла, как на дрожжах, стала девушкой, но вряд ли сама понимала происшедшую с ней перемену. Юбка, когда-то длинная, была ей теперь коротка, а тонкие ноги и руки, которые она не знала куда девать, красноречиво свидетельствовали о ее молодости и неопытности.

— Да, Тэсс, я целый день шла пешком, — сказала Лу с невозмутимой серьезностью, — старалась отыскать тебя и очень устала.

— Что случилось дома?

— Матери очень плохо, доктор сказал, что она умирает. Да и отец тоже плох; и он все говорит о том, что не годится человеку из такой знатной семьи работать не покладая рук, как простому крестьянину. Вот мы и не знаем, что нам делать.