Всеволод Крестовский - Кровавый пуф. Книга 1. Панургово стадо

• Название: Кровавый пуф. Книга 1. Панургово стадо
• Автор: Всеволод Крестовский
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-20078-8, 978-5-699-20078-8

«Панургово стадо» — первая книга исторической дилогии Всеволода Крестовского «Кровавый пуф».

Поэт, писатель и публицист, автор знаменитого романа «Петербургские трущобы», Крестовский увлекательно и с неожиданной стороны показывает события «Нового смутного времени» — 1861–1863 годов.

В романе «Панургово стадо» и любовные интриги, и нигилизм, подрывающий нравственные устои общества, и коварный польский заговор — звенья единой цепи, грозящей сковать российское государство в трудный для него момент истории.

Книга 1

Панургово стадо

Крестовский В. В. Кровавый пуф: Роман в 2-х книгах. Книга 1. — М.: Современный писатель, 1995.

Текст печатается по изданию: Крестовский В. В. Собр. соч. в 8 тт. Т. 3–4. СПб.: Изд. т-ва "Общественная польза", 1904.

---

— Отлично бы хватить, да не хватите! — вздохнул Анцыфров.

— Не хвачу? А почему… позвольте узнать… почему вы думаете, что не хвачу.

— Да так, смелости не хватит.

— Смелости?.. У меня-то? У Ивана-то Шишкина смелости не хватит? Ха-ха?! Мы в прошлом году, батюшка, французу бенефис целым классом задавали, так я в него, во-первых, жвачкой пустил прямо в рожу, а потом парик сдернул… Целых полторы недели в карцере сидел, на хлебе и на воде-с, а никого из товарищей не выдал. Вот Феликс Мартынович знает! — сослался он на Подвиляньского, — а вы говорите смелости не хватит!.. А вот хотите докажу, что хватит? Мне что? Мне все равно!

— Нет-с, тут, батюшка, не парик и не жвачка, — оппонировал пискун, — тут нечто побольше да посерьезнее, да и подоблестнее-с!.. Тут гражданское мужество нужно-с!

— А вот увидим, коли так! Увидим! — хорохорился гимназист, у которого голова ходенем пошла с двух стаканов шампанского.

— Ну, нет, не делайте глупостей! — стал было солидно урезонивать Подвиляньский, и эта солидность оказалась у него очень искусно сделанною, так что даже на посторонние глаза ее смело можно бы было принять за солидность настоящую и вполне искреннюю.

— Чего там не делайте! — обернулся на него Шишкин, — они меня за труса считают, так нет же, черт возьми! Я им докажу!

— Господин Шишкин! Господин Шишкин! — хлопотливо вбежал в комнату Петр Петрович. — Пожалуйте поскорее, ваш черед!

Шишкин бойко и самоуверенно взошел на эстраду. Полояров, Анцыфров и Подвиляньский с любопытством ожидания подошли к дверям и приготовились слушать.

— "Орел!" — раздался звучный голос декламатора. Анцыфров пискнул, хихикнул и даже присел от удовольствия.

— Молодец!.. Ей-Богу, молодец!.. Я никак не думал, — прошептал он.

По зале понеслись звучные строфы:

"Я нашел, друзья, нашел,
Кто виновник бестолковый
Наших бед и наших зол!
Виноват во всем гербовый,
Двуязычный, двухголовый
Всероссийский наш орел!"

И пошел, и пошел все дальше да дальше… По зале понеслось волнение, шепот, недоумение; удивление, слушатели оглядывались друг на друга и вокруг себя, иные опасались за смелого чтеца, иные искали глазами, не слушает ли где-нибудь полиция…

Эффект вышел полный и неожиданный.

Лубянский побледнел и стоял, словно бы на него столбняк нашел. Взволнованный и перетревоженный, в страхе за чтеца, он искал глазами Пшецыньского, но того не было в зале. Полковник ограничился только присылкою премии, а сам не почтил вечера своим присутствием.

Но в сущности легче ли было от этого? Изменило ли его отсутствие хоть сколько-нибудь участь пьяного Шишкина? И едва кончил он, как раздался взрыв неистовых криков и топанья. Особенно отличались хоры, шумевшие по двум причинам: первая та, что читал свой брат гимназист, которого поэтому "нужно поддержать"; а вторая, читалось запрещенное — слово, вечно заключающее в себе что-то влекущее, обаятельное.

Большинство вопило "браво!" и требовало "bis!". Только немногие сохраняли необходимую сдержанность и приличие, и в числе этих немногих между прочим были доктор Адам Яроц и сам Подвиляньский, незаметно проскользнувший в залу. Теперь он старался держаться на глазах у всех и с видом серьезного равнодушия оглядывал неиствовавшую часть публики.

Одурманенный вином и успехом, Шишкин шел уже на эстраду с тем, чтобы повторить «Орла», как вдруг из одного конца залы смело раздалось резкое шиканье.

Все обернулись в ту сторону. Там, приложив щитком руки к губам, что есть мочи шикал один только человек. И этот один, к удивлению многих, был Устинов.

— Молчать!.. Не шикать!.. Кому не нравится, так вон!.. Не мешайте слушать!.. Долой шикальщика!.. A bas le siffleur![44] с разных концов залы раздалось несколько ретивых, задорных голосов.

Устинов, не обращая внимания, продолжал свое дело.

К счастию, Шишкин не был допущен на эстраду. Майор, удержал его за руку и почти насильно увел в "артистическую комнату".

— Что вы наделали!.. Господи! Что вы наделали! — в ужасе качал он головою, заслоняя собою гимназисту проход в шумевшую залу.

— Вы думаете, выдерут? Не бойсь, не посмеют!.. В карцер разве, а это — нет! Пустите меня, публика требует! — порывался тот, стараясь выскользнуть из рук Лубянского.

А публика все еще шумела, стучала, хлопала… Скандал был полный и всесовершенный.

Частный пристав возвысил было голос, — несколько человек вытолкали его вон из залы и наглухо захлопнули входную дверь.

Майор был в отчаянии и поспешил выслать на эстраду двух барышень: поющую, и вопиющую, которые громогласным дуэтом хотели заглушить стук и крики. Некоторое время длилась борьба между пением и шумом, но храбрые и стойкие барышни преодолели публику — и она наконец снисходительно замолкла.

Вечер кончился как-то странно. Одни выходили из залы в недоумении, другие, то есть большинство, весьма шумно. Там и сям, как последние выстрелы отступающих солдат, раздавались еще выкрики, "Шишкина!.. Орла! Bis!.. Браво!.. Шишкина!"

— Это с какой стати вы шикать изволили? — дерзко вызывающим тоном обратился к Устинову Полояров.

— С такой, что если раз уже сделана глупость, то не следует повторять ее! — решительно отчеканил Устинов, не смутясь от полояровского взгляда.

— А в чем эта глупость, по-вашему, и почему это не повторять ее, позвольте полюбопытствовать?

— Глупость в том, что она вредит хорошему почтенному делу, а повторение ее могло бы отозваться еще более горькими последствиями для Шишкина.

— Все это вздор! Никаких последствий не будет и быть не может! Тут голос общественного мнения-с!

— В таком разе напрасно сами вы не вышли вместо гимназиста и не прочли «Орла». Скажите, пожалуйста, отчего это вы пропустили такой прекрасный случай?

Последний вопрос был предложен с весьма чувствительною едкостью и попал прямо по назначению. Полоярову нечего было ответить и потому, промычав ироническое "гм!", он отвернулся от Устинова.

XVI. Кому досталось расхлебывать кашу

На другое утро к воротам майорского домика прискакал казак и привез Петру Петровичу повестку из губернаторской канцелярии.

Эта повестка вызывала его прибыть к его превосходительству в одиннадцать часов утра. Лаконизм извещения показался майору довольно зловещим. Он знал, он предчувствовал, по поводу чего будут с ним объяснения. И хуже всего для старика было то, что не видел он ни малейших резонов и оправданий всему этому делу.

Когда майор вступил в губернаторскую залу, там уже толкались кое-какие силы официального мира. Правитель канцелярии и несколько чиновников ожидали со своими докладами; лихой полицмейстер Гнут расхаживал с рапортом; дежурные — канцелярист и квартальный суетились около каких-то шнуровых разграфленных книг и сортировали только что полученные пакеты. Лихой Гнут попытался было мимоходом окинуть майора внушительно-строгим, соколиным взглядом; но того этот взгляд не смутил нимало. В своем мундире, тщательно вычищенном и щеткой, и метелкой, при всех регалиях, стоял майор у окна и с тайной смутой на сердце ожидал что-то будет.

Пробило одиннадцать, — губернатор не показывается.

Пришел черненький Шписс, небрежно мотнув головой на поклоны некоторых чиновников, фамильярно подал руку правителю канцелярии и приятельски заболтал с подполковником Гнутом о вчерашнем «рауте» графини. Пришли и еще двое чиновников по особым поручениям, из которых один обладал весьма либеральной бородой, либеральными усами, либеральной прической и либеральными панталонами. Он небрежно поигрывал стальною цепочкою от часов, которая изображала собою в некотором роде кандалы, с ядром и "мертвою головою". Либеральный чиновник желал обратить внимание присутствовавших на свою цепочку и, действительно, лихой Гнут вскоре заметил ее:

— Посмотрите, господа, какая оригинальная цепочка!

И все кинулись рассматривать цепочку либерального чиновника. Один только ничему не причастный майор по-прежнему оставался у окна.

— Это — Жан-Вальжан, цепь каторжных галерников, — самодовольно пояснил чиновник, — совсем новая новинка! Только что получены.

— Где? где? скажите пожалуйста! У кого это? — хором насели на него заинтересованные чиновники.

— В Сарептском магазине… Целая партия прислана.

— А! надо купить!.. непременно надо! Отличная штука!

И чиновники долго еще любовались Жан-Вальжаном своего либерального собрата.

Пробило половину двенадцатого — нейдет губернатор. Чиновники по особым поручениям либерально расхаживают по зале вместе с «правителем» и Гнутом, тогда как все почтительно дожидаются, не двигаясь с места.

Вот на минуту растворилась дверь, и вышел из нее, вполне серьезный, полковник Пшецыньский, представительно бряцая шпорами и поддетою на крючок саблей, причем кисточки его серебряных эполет болтались весьма эффектно. Он на ходу ответил любезным склонением головы на общий поклон чиновников и, с озабоченным видом, прошел в прихожую, мимо майора, которого хотя и видел, но будто не заметил.