Александр Мильштейн - Серпантин

• Название: Серпантин
• Автор: Александр Мильштейн
• Издательство: ОГИ (Объединённое Гуманитарное Издательство)
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94282-485-3

«Серпантин» — экзистенциальный роман-притча о любви, встроенная в летний крымский пейзаж, читается на одном дыхании и «оставляет на языке долгий, нежный привкус экзотического плода, который вы попробовали во сне, а пробудившись, пытаетесь и не можете вспомнить его название».

---

Но потом они нырнули и не вынырнули...

Линецкий вспомнил, что в этом месте — одни из ворот парка «Литфонда», просто сейчас они заслонены людьми...

Линецкий даже думал было последовать за осликом в парк, но вспомнил, что идёт разбираться с другой галлюцинацией...

И решил придерживаться хоть какого-то порядка...

Он пошёл дальше — по променаду... Очень медленно, вокруг были люди... Линецкий вдруг наткнулся на живот великана, задрал голову и увидел своего сокурсника...

В принципе, это было неудивительно, потому что из всей группы он уже много лет встречал только Белявского... И давно уже воспринимал его как некое ходячее опровержение классической теории...

Нет, ну в самом деле: как такое могло быть, годами, или какими годами — десятилетиями, встречать из тридцати трёх человек только одного...

Линецкий когда-то пытался это объяснить огромным ростом Миши... Но понимал, что это не убедительно — улицы в Харькове редко бывали так запружены, чтобы можно было видеть только тех, кто возвышается над толпой...

Нет, тут было что-то не то...

Но что это было, ни он сам, ни Миша не в силах были объяснить, и последние годы, встречаясь на улицах, они просто улыбались друг другу — говорить уже было в общем-то не о чем, столько лет прошло и с теорией вероятности всё давно уже было ясно...

Но сейчас встреча произвела на Линецкого впечатление... Во-первых... После того, как он ночью упал с утёса... И даже не встрял ногой в дерево... Он вообще не был уверен, что вокруг — не морок...

И вот эта мысль: что Миша с такой же частотой будет встречаться и здесь...

«Сильная боль, убивающая на этом свете, продолжается и на том...»

Не то, чтобы Миша был такой уж его болью...

Хотя раньше — вспомнил Линецкий — он болел душой за Мишу... Который, кажется, до сих пор не женился... И вообще был какой-то странный...

Надо было просто видеть этого Мишу...

Это был двухметровый мехматовский мальчик с огромной головой, и в данный момент в его облике было что-то уже совсем запредельное...

Он был одет в костюм... Да-да-да: в пиджак и брюки, по такой жаре... К тому же, весьма напоминавшие школьную форму... А в руках у него был узелок цвета воздушной сини... На верёвочке...

Точно в таком мешочке Линецкий — да и Миша, наверняка — в младших классах носили в школу «сменную обувь»...

Они отошли немного от толпы — к бордюру, Линецкий предложил спуститься на пляж, но Миша покачал головой.

— Ну что ж, — сказал Линецкий, — хозяин-барин... А зачем тогда на море приехал?

— Я был на семинаре, тут рядом... Решил заехать к одной знакомой...

— Мда, — сказал Линецкий... Ему показалось, что в толпе мелькнул мальчик на ослике...

— Я вспомнил сейчас, как мы ездили в Москву, — сказал Линецкий, — на первом курсе. Ты все дни решал в уме задачку... Я даже сейчас вспомнил, какую... О сходимости ряда «икс в степени икс в степени икс...», правда?

— Ну да.

— Как будто играл сам с собой в крестики... Да, и у тебя тогда ещё вытащили кошелёк в ГУМе, помнишь?

— В ЦУМе, — сказал Миша.

— Ну и что ряд, — сказал Линецкий, — сходится?

— Смотря при каких икс.

— А если подставить себя? Мне впоследствии иногда казалось, что ты именно это и сделал...

— Я занимался потом функциональными уравнениями, так что в каком-то смысле... Там ведь аргумент сам является...

— Ты вообще вырос с тех пор, как мимимум на голову...

— В каком-то смысле, — усмехнулся Миша.

— Как степенной ряд — не знаю, но я вот на днях... разошёлся... такой вот, брат, каламбур... Да, я вообще-то к морю шёл — в нём сейчас единственное спасение... Дикая жара... Ну, не хочешь на пляж, давай тогда зайдём в это кафе.

— А что у тебя с лицом? Да и с руками?

— Да, ерунда... Свалился... Ну вот, — сказал Линецкий, когда они сели за столик, — я рад, что встретил тебя, а не... Глебова... Скажи, ты уверен, что ты... Нет, скажи, ты уверен, что ряд «икс в степени икс...»

— Уверен ли я, что я живой? — прервал его Миша. — Ты ведь это хотел спросить, да?

— Да, — сказал Линецкий, — ты что, знал Глебова?

— Вообще-то, ты нас знакомил когда-то... Мы потом с ним больше общались, чем с тобой... Но это неважно... Я спешу, — сказал Миша, — мне, правда, надо идти. Но мне кажется, я могу тебе помочь в этом разобраться. Я знаю довольно простой тест. Мне его показал... Неважно кто. Берёшь первые семь букв русского алфавита... У тебя есть бумага? Нет? Вот я тебе дам листок, — Белявский достал из узелка тетрадь, вырвал оттуда листок в клеточку...

Линецкий, затаив дыхание, смотрел, что будет дальше... Не нарисует ли он квадрат, не впишет ли слово?.. Какое слово?..

Миша ничего этого не сделал, просто дал ему чистый лист...

— Ручку я не могу тебе оставить, она мне нужна, — сказал он, — попросишь у официантки...

— А я не могу при тебе сделать тест? А потом — если на листке останется место, сыграем в крестики-нолики?

— Я спешу, — повторил Миша, — а этот тест надо делать не спеша... Слушай, тебе нужно вспомнить самое лучшее, что у тебя было в жизни, и чтобы слово начиналось с этой буквы. Всё, что угодно, любое существительное, имя, название... Ты должен это последовательно сделать для каждой из первых семи букв алфавита...

— А дальше?

— Это всё.

— А что потом? — сказал Линецкий. — Как интерпретировать?

— Это ты сам должен понять. Иначе неинтересно. Ну всё, я пошёл.

— Миша, погоди, ты мне нужен для одного очень важного дела...

— Для крестиков и ноликов? Как-нибудь потом...

— Ну вот, все говорят — потом, и это всё время откладывается... Нет, правда, ты мог бы мне помочь в другом... С твоим-то ростом... Ты мог бы заглянуть за один очень высокий забор... Мне нужно знать, понимаешь?..

— Что знать?

— What's he building in there?! We have a right to know!..

— Мне правда надо идти, — сказал Миша, стряхивая руку Линецкого со своей руки, — я сегодня уезжаю. До встречи!

И его голова взмыла так далеко вверх, что можно было сказать — исчезла...

Линецкий оглянулся на набережную, поискал глазами, но не увидел ни Мишу, ни татарчонка на ослике... Где-то возле бордюра, впрочем, теперь стоял фотограф с шевелящимся двугорбым верблюдом...

Линецкий вспомнил, что во время коллективизации кого-то репрессировали за то, что он водил от хаты к хате верблюда... Отставшего от цирка... И говорил: «Дивіться, до чого бiльшовики довели коняку»...

Кто-то из депутатов рассказал об этом на первом же заседании Рады... После объявления независимости... И потребовал реабилитировать этого человека...

И заодно назвать все вещи своими именами...

Верблюда — верблюдом...

У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба...

Это — наша с тобою судьба, это наша с тобой биография...

Линецкий не стал просить у официантки ручку, он решил, что этот тест можно сделать и устно...

Он, не задумываясь, назвал шесть слов...

«А», скажем, стало «Алтаем», с которым у него были связаны светлые воспомниния от одной командировки...

Ну, и так далее...

«Е» — «Екатериной»...

Но, дойдя до седьмой буквы, Линецкий надолго завис над листом...

Почему-то никак не удавалось вспомнить хоть что-нибудь светлое из своей жизни, что начиналось на седьмую букву алфавита...

Пока он не понял, что это — сама «жизнь»...

Ответ по форме, может быть, и напоминал карточный фокус...

Но это не имело теперь никакого значения... Потому что Линецкий, разгадав предложенный ему ребус-тест...

Почувствовал, что затмение действительно было...

И только теперь закончилось.

14. Рассеянный образ жизни

Он увидел заправку и решил долить в баки бензин, а заодно и пожевать чего-нибудь.

В буфете внимание его привлёк бутерброд... Лёня пробуравил глазами немолодую продавщицу и спросил:

— Осетрина свежая? Я, вообще-то, её на Юге не ем. Страшные от неё бывают отравления. Но сейчас вдруг так захотелось...

— Так потому и захотелось, что свежатинка, — сказала продавщица.

— Если у меня живот скрутит от твоей свежатинки, я сюда вернусь, — сказал Манко, — ты так и знай. Последний раз спрашиваю, свежая?!

— Рыба очень свежая, — сказала продавщица, — но я же не знаю, что вы ещё в дороге употребите... Сейчас только пять утра, это же у вас ещё даже не завтрак. Зачем же так наезжать на меня на ровном месте?

Чей-то голос произнёс его имя, Манко резко обернулся...

— Сельдик, — сказал он, — ты откуда взялся?

— Из Нового Света, — сказал Сельдик, — еду домой. У тебя что, нервы сдают, а, Ман?

— Какие нервы, Сельдик, с чего?

— Я не знаю, я смотрю, ты тут базар устраиваешь. Или, может, ты теперь на санэпидемстанции работаешь?

— Сельдик, тебе ли не знать, где я работаю?

— Не, ну ты же был когда-то этим...

— Ну, ну?!

— Санитаром леса...

— Рэкетиром, ты хотел сказать?

— Да не, Ман, чё я, совсем? Всё давно и неправда... Да это слово теперь вообще никто не употребляет. Крыша и крыша...