Сюльви Кекконен - Современная финская повесть

• Название: Современная финская повесть
• Автор: Сюльви Кекконен
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

В этой книге представлены три повести, характерные для современной демократической литературы Финляндии, резко отличающиеся друг от друга своеобразием художественной формы. Повесть С. Кекконен рассказывает о постепенном разрушении когда-то крепкого хуторского хозяйства, о нелегкой судьбе крестьянки, осознавшей необратимость этого процесса. Герой повести П. Ринтала убеждается, что всю прошлую жизнь он шел на компромиссы с собственной совестью, поощряя своим авторитетом и знаниями крупных предпринимателей — разрушителей природных богатств страны. В. Мери в своей повести дает социально заостренную оценку пустой, бессодержательной жизни финской молодежи и рисует сатирический портрет незадачливого вояки в полковничьем мундире.

---

Он тоже всю жизнь так думал.

Он стремился к высоким идеалам, но никогда не мог их себе позволить: вечно приходилось добывать деньги и имущество для семьи. Это и есть свобода личности по западным понятиям. Я ведь просто вьючное животное — так мне всегда казалось. Маленький пугливый мул, который должен ежедневно таскать деньги и товары.

— Я тебя не понимаю, — говорит Кристина, и он слышит по ее голосу, что она действительно не понимает. — Ты говоришь какие-то странные вещи.

— Может быть, я расстроен. Может быть, правление право. Я приму какое-нибудь решение, и тогда мы поговорим о путешествии, но на это потребуется не меньше месяца.

— Значит, мы, как обычно, поедем на дачу?

— Да.

— Когда?

— Когда тебе удобно.

И они решили перебраться в начале следующей недели.

7

В первый же день своего отпуска он решил сходить к доктору. К Юсси. Теперь он сидит в приемной Юсси, держит в руках газету и скользит взглядом вдоль стен, потолка и пола. Взгляд останавливается на картине, которая висит на стене. Это летний пейзаж с берегом озера, песчаным пляжем и лодкой в камышах.

Какие у Юсси безобразные картины, думает он, уставившись на пейзаж.

Это был Юсси, тот мальчик, тогда, летом.

В те годы у них на даче гостили школьные приятели Пентти и Эсы. Пентти и Юсси было тогда по шестнадцать лет. Вся семья сидела в лодке: Кристина, Кайса, Эса, Пентти, Юсси и он. Лаури был в отъезде. Они катались вдоль песчаного берега, огибая камыши. Не то собирались куда-то купаться, не то возвращались с купанья. Этого он не помнит. Каждый раз, когда семья отправлялась вместе купаться, он сидел с удочкой на корме. Кристина гребла. Он помнит, как нехотя держал тогда удочку. Был тихий августовский день, ярко-синее небо казалось высоким. Когда он меньше всего этого ожидал, рыба клюнула. Она была такая огромная, что ее не удавалось втащить в лодку без сачка. Он велел Эсе выпрыгнуть из лодки и сплавать на берег за сачком. В таких делах он всегда оказывался непредусмотрительным. Эса прыгнул и поплыл.

Метровая щука тянулась за кормой, касаясь поверхности воды. Эса плыл, Кайса торжествовала, Кристина удовлетворенно потирала руки: вот как наш отец рыбачит, милый Хейкки... Смотри не упусти ее... А Пентти нервно зудел: ой, сорвется, ой, дай-ка я, не то она сорвется. Солнце стояло высоко в яркой синеве. Большая гладь озера была спокойна, как зеркало вселенной. Потом среди других голосов он услышал:

— Дядя Хейкки, у вас же есть финка.

Эта минута живо сохранилась в его памяти. Он не раз с грустью возвращался от былых картин к новой действительности. С особенным сожалением вспоминалась ему именно эта история.

— Дядя Хейкки.

Да. Это был Юсси. Юсси посоветовал всадить финку в брюхо щуке и так втащить ее в лодку.

— Дядя Хейкки.

Кто-то коснулся его плеча. Он поднял глаза и вспомнил, где находится. Перед ним стоял Юсси в длинном белом халате. Острые синие глаза смотрели на него спокойно сквозь очки в светлой оправе. Светлые волосы Юсси поредели, лысина просвечивает, виски обнажились.

— Здравствуйте, дядя Хейкки. Простите, пожалуйста, что вам пришлось ждать. Теперь я свободен. Узнал, что вы пришли, и отменил другие дела.

Они пожали друг другу руки, осведомились о новостях и прошли в кабинет. Юсси узнал, что дела Пентти в химической промышленности идут успешно, поскольку времена нынче хорошие. Хейкки услышал, что Юсси почти отказался от частной практики, так как больница поглощает все его время. Что раньше у него было больше частных пациентов, да и теперь они нашлись бы, стоит только захотеть. Но он не хочет, потому что, по его мнению, психиатр, занимающийся в Финляндии только частной практикой, — шарлатан... Он предпочитает быть обыкновенным невропатологом, а не модным психиатром.

— ...Душевный человек, душевная травма, душевный разговор — это все допускается, но душевнобольной не желает быть душевнобольным.

Хейкки усмехнулся... Перед ним прежний энергичный Юсси, который любит затолкать в одну фразу все мыслимые и немыслимые вещи.

— Послушай-ка, Юсси, научи ты меня, как привести в порядок нервишки.

— Не может быть, чтобы ваши нервы были не в порядке.

— Я и сам, честно говоря, не очень в это верю, но иной раз кажется, будто и впрямь что-то не так. Во всяком случае, их надо бы подремонтировать.

— Вот оно что. А почему, позвольте узнать, вы полагаете, что дело в нервах?

— Да потому, что я уже давно запустил свои дела, не могу сосредоточиться. То есть я, конечно, их выполняю, но только в самую последнюю минуту, и то нехотя. Мне стало казаться, что я теперь не гожусь даже на то, чтобы сидеть в трамвае. Работа меня тяготит, не могу собраться с мыслями. Разве это не нервы?

— Нервы, конечно, тоже, но мне трудно установить причину болезни. Для этого нужно обследовать сначала одного пациента — дядю Хейкки, потом другого — все руководство вашего учреждения; только после этого можно сказать — нервы ли тут повинны и у которого из двух пациентов они развинтились. А вы, значит, хотели бы привести себя в прежний порядок?

— Да. Вот именно.

— Расскажите-ка мне, каким он был, этот прежний порядок, чтобы я знал, чего вы хотите,

— Ты же меня знаешь.

— Вы, кажется, не пили?

— Нет, и теперь не пью.

— А членом какого-нибудь клуба раньше состояли?

— Состоял и сейчас состою, но редко хожу туда скучать.

— Я так и думал. А охоту не бросили?

— Бросил.

— Зато рыбачите целое лето напролет?

— Не забыл, значит.

— И ухаживаете за садом и за внуками на даче?

— Конечно.

— И читаете, как прежде?

— Да.

— И предпочитаете Минковского, например, Агате Кристи и Сименону?

— Имена эти я слыхал, но Минковского...

— Да они и не стоят знакомства... Ну, так... А теперь... расскажите мне что-нибудь о свеженьких политических скандалах.

— Кое-что я иногда слышу... Всюду о них говорят, но я не могу вспомнить сейчас ни одного.

— Постарайтесь припомнить... А какие шлягеры теперь поют?

— В одном, кажется, есть такие слова: «Юноша смуглый, он бороздит океаны, и губы шепчут: люблю тебя».

— Верно, верно, но с тех пор прошло уже тридцать лет.

— Неужели так много?

— А поновее ничего не припомните?

— Вот один: «Это так хорошо, c'est si bon», но с тех пор тоже, кажется, прошло тридцать лет?

— Этот — пяти-шестилетней давности. А расскажите-ка мне что-нибудь о скрипичном концерте Стравинского.

Хейкки Окса принялся рассказывать. Юсси прервал его в самом начале:

— А что Шостакович сейчас сочиняет?

— Он только что закончил Десятую симфонию, но я еще не успел ее достать, ее еще нет в Финляндии,

— И вы, конечно, продолжаете считать, что так называемый модерн в живописи, который вырос из кубизма и развивает его манеру, старомоден?

— Несомненно.

— И все-таки вы хотите стать прежним, дядя Хейкки? Господи, да ведь вы же прежний! В ваших представлениях нет никакого изъяна.

— Нет, не прежний. Раньше я не был подавлен. Теперь подавлен. Это мешает мне сосредоточиться. Лишает энтузиазма. Мне кажется, что я уже слишком старый и неуклюжий, стою у всех на пути и занимаю слишком много места. Но, несмотря на это, мне хочется сопротивляться. Иногда мне кажется, что все идет шиворот-навыворот... Что-то со мной неладно.

Юсси выслушал, потом медленно произнес:

— Конечно, но что именно?

— Может, дело в том, что я старею? Старому всегда трудно удержаться на одной волне с молодыми. Но при этом мне часто кажется, что душой они старше и консервативнее, чем я.

— А вы на самом деле чувствуете себя старым?

— И да, и нет. Когда попадает в руки хороший проект, возраста не чувствуешь. Просто приятно с ним работать. А когда надо сопротивляться, чувствуешь себя нудным и бесполезным старикашкой, который отстал от прогресса.

— Один вопрос, дядя Хейкки, это поможет нам разобраться... Это не мое дело, но это касается вас... Как бы это... Какие у вас отношения с женой, и какими они были прежде?

— Это всё ваши выдумки, они тут ни при чем.

— Уверяю вас, дядя Хейкки, совсем не такие выдумки, как вам кажется.

— Тем не менее с моими заботами это не имеет ничего общего.

— И все-таки я как врач спрашиваю, продолжается ли у вас семейная жизнь во всех ее аспектах? Ведь тете Кристине уже пятьдесят семь.

— Этого я тебе рассказывать не стану. Учти, что ты для меня не врач, а прежний Юсси, который кое-что понимает в нервах. Вот и все.

— Да или нет?

— У меня сын — твой ровесник, а у сына дочь собирается на конфирмацию.

— Ну ладно. Вы по-прежнему не терпите двусмысленных анекдотов?

— Никогда их не понимал. Мне они кажутся просто безвкусными, хотя многие их любят рассказывать. В двадцать восьмом году я слыхал один такой анекдот на конференции инженеров-строителей в Париже, потом услыхал тот же самый на следующей конференции — через пять лет в Берлине, а в чем там соль, так и не понял.