Лобсанг Рампа - Пещеры древних. (THE CAVE OF THE ANCIENTS)

• Название: Пещеры древних. (THE CAVE OF THE ANCIENTS)
• Автор: Лобсанг Рампа
• Издательство: ИД София, ИД Гелиос
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2001

Духовное путешествие продолжается.

«Вызывающе правдивый рассказ о проникновении человека в великую мистерию жизни и просветления…»

Это жизненный путь который мог бы быть разрушен навсегда, духовная культура с корнями, уходящими в Древние Времена, которая принадлежит ламаистским монастырям Тибета.

«Пещеры Древних» — книга о том, как Лобсанг Рампа шел по пути самосознания в этих древних хранилищах мудрости, где ламы постигают смысл жизни и смерти, где вскрывается мистическая связь между разумом и мозгом, где секреты ясновидения, гипноза и реинкарнации являются частью повседневной жизни.

Здесь Рампа также обучается силе, но не для разрушений и злоупотребления властью над людьми, потому что энергия Высшего Просветления и Вселенского Знания существует только для немногих избранных, призванных спасти этот мир.

Чудеса, которые он описывает, подаются с большим вкусом и юмором, и автор не навязывает нам свое мнение, но только предлагает свою добрую волю.

---

Ожиданию моих сообщений? Я боюсь, что моя нижняя челюсть отвисла от удивления: «мои» сообщения? Что такого особенного было во мне? Почему Великие Ламы должны все время ждать моих сообщений? Мой Наставник засмеялся и похлопал меня по плечу.

— Смысл твоего существования, Лобсанг, заключается в выполнении специальной задачи. Вопреки всем лишениям, вопреки всем страданиям ты успешно выполнишь эту задачу. Но было бы явно несправедливо оставить тебя одного во враждебном мире, где тебя будут высмеивать, называть лжецом и аферистом. Никогда не отчаивайся, никогда не отрекайся, ибо справедливость восторжествует. Ты, Лобсанг, одержишь победу!

Вечерние сумерки сменились ночной темнотой, под нами помигивали огоньки древнего города. Сверху, из-за кромки гор, за нами подглядывал молодой месяц. Многие миллионы планет мерцали в пурпурных небесах. Я взглянул вверх, думая обо всех предсказаниях моей судьбы, обо всех пророчествах в отношении меня. Я думал также о надежде и доверии, выраженном моим другом, моим Наставником, ламой Мингьяром Дондупом. И я был удовлетворен.

Глава 10 ШКОЛА ЖИЗНИ

Учитель был в плохом настроении; возможно, его чай оказался слишком холодным, или тсампа не была поджарена, или они были смешаны не по его вкусу. Учитель был в плохом настроении; мы сидели в классе, дрожа от страха. Он уже успел неожиданно наброситься на учеников, сидевших справа и слева от меня. У меня была хорошая память, я знал урок в совершенстве и мог повторить наизусть главу и стих любого раздела каждого из ста восьми томов Кангьяра.

«Шмяк! Шмяк!» Я и еще несколько мальчиков слева и справа от меня от неожиданности подпрыгнули на фут от пола. Некоторое время мы не могли понять, кому из нас достаются побои, затем, когда учитель приложился покрепче, мне стало ясно, что этим несчастным был я. Он продолжал избиение, бормоча все время:

— Любимец лам! Избалованный идиот! Я научу тебя усваивать хоть что-нибудь!

Пыль из моей мантии поднялась удушливым облаком и заставила меня чихать. По непонятной причине это еще сильнее взбесило учителя, и он заработал по-настоящему, выколачивая из меня еще больше пыли. К счастью, он не знал, что я предвидел его плохое настроение и постарался надеть на себя больше одежды, чем обычно, так что — он стал бы еще злее, узнав об этом, — удары не очень сильно беспокоили меня.

Этот учитель был тираном. Он добивался во всем совершенства, сам не будучи совершенным. Мы не только должны были безупречно знать слова нашей классной работы, но если произношение или спряжение точно не соответствовало его желанию, он извлекал палку, быстро заносил ее назад для размаха и затем обрушивал на наши спины. Сейчас он как будто выполнял физическое упражнение, и я почти задыхался от пыли. Маленькие мальчики в Тибете, как и маленькие мальчики в любом другом месте, катаются в пыли, когда дерутся или играют, и если они полностью изолированы от любого женского внимания — нет гарантии, что пыли не будет в их одежде; моя одежда была полна пыли, и ситуация очень напоминала весеннюю уборку. Учитель продолжал наносить сильные удары:

— Я покажу тебе, как неправильно произносить слово! Выказывать неуважение к священному знанию! Избалованный идиот, всегда пропускающий занятия и после возвращения знающий больше, чем те, кого учу я. Никуда не годный мальчишка, я проучу тебя, ты научишься у меня кое-чему так или иначе!

В тибетской школе ученики сидят скрестив ноги на полу или чаще на подушках высотой около десяти сантиметров. Перед ними находятся столы высотой примерно от тридцати до сорока пяти сантиметров в зависимости от роста ученика. Учитель внезапно с силой надавил рукой на мой затылок и прижал мою голову к столу, на котором лежала грифельная доска и несколько книг. Придав мне подходящее положение, он занялся мной всерьез. Я извивался просто по привычке, не из-за боли, потому что вопреки самым серьезным стараниям, он не достигал цели. Мы были закаленными школьниками, почти буквально «выдубленными, как кожа», а подобные ситуации были для нас обычным явлением. Кто-то из шести или семи мальчиков справа от меня потихоньку захихикал, учитель отбросил меня, как будто я вдруг раскалился докрасна, и как тигр набросился на другого мальчика. Я был достаточно осторожен, чтобы не подавать никаких признаков радости, когда увидел облако пыли, поднимающееся над несколькими мальчиками в ряду! Справа раздавались разнообразные возгласы, выражавшие боль, страх и ужас, поскольку учитель начал наносить удары без разбора, не пытаясь найти виновного. Наконец, задыхаясь и, несомненно, почувствовав себя немного лучше, он прекратил экзекуцию.

— Ха! — он дышал с трудом. — Это научит вас, маленькие бестии, обращать внимание на мои слова. Теперь, Лобсанг Рампа, встань снова и убедись, что твое произношение стало безупречным.

Я опять начал все сначала, а когда я думал о деле, я действительно мог делать его достаточно хорошо. На этот раз я думал, все время думал, так что больше не было нежелательных эмоций и безжалостных ударов учителя.

В течение всего занятия, длившегося пять часов, учитель гордо расхаживал по классу и очень внимательно следил за нами. Без особого повода он мог схватить и отхлестать какого-нибудь неудачника, решившего, что за ним не наблюдают. В Тибете наш день начинается в полночь, с начала Службы. Службы повторяются, конечно, через регулярные интервалы времени. Затем мы выполняем подсобную работу, чтобы сохранить смиренность, чтобы не смотреть «сверху вниз» на обслуживающий персонал. Затем наступает период отдыха, после которого мы направляемся в классы. Конечно, мы занимаемся больше пяти часов, но именно это послеобеденное занятие длится пять часов, и в течение всего этого времени учителя действительно заставляют нас старательно учиться.

Время тянулось медленно; казалось, что мы находимся в классе уже несколько дней, что тени предметов еле двигаются и солнце над головой пригвождено к одной точке. Мы вздыхали от раздражения и скуки, мы желали, чтобы явился один из Богов и убрал этого придирчивого учителя из нашей среды, потому что он был хуже всех, забыв, по-видимому, что когда-то — о, как давно! — также был молод. Наконец зазвучали раковины, и высоко над нами, на крыше, раздался голос трубы, отражаясь отголосками от деревни и возвращаясь эхом от Поталы. Учитель сказал со вздохом:

— Ну, боюсь, что должен сейчас отпустить вас, мальчики, но поверьте мне, когда я увижу вас снова, то постараюсь убедиться, что вы чему-то научились.

Он сделал знак в сторону двери. Мальчики в ближайшем ряду вскочили и бросились к ней. Я тоже почти дошел до двери, когда он вернул меня.

— Ты, Тьюзди Лобсанг Рампа, — сказал он, — уходи к своему учителю и учись, но, если, вернувшись сюда, ты будешь рассказывать моим ученикам, что обучаешься гипнозу и другим методам, я посмотрю, не вышвырнуть ли тебя отсюда.

Он дал мне затрещину и продолжал:

— Сейчас убирайся с моих глаз, я терпеть не могу твоего присутствия здесь: кое-кто жалуется, что ты усваиваешь больше, чем мои ученики.

Как только он отпустил мой воротник, я помчался к двери и даже не потрудился закрыть ее за собой. Он громко заорал что-то, но я уже слишком разогнался, и мне было не до возвращения.

Снаружи, за пределами слышимости учителя, конечно, меня ожидали несколько мальчиков.

— Мы должны что-то сделать с ним, — сказал один из них.

— Да! — сказал другой, — кто-то действительно физически пострадает, если он будет так необуздан, как сегодня.

— Ты, Лобсанг, — сказал третий, — всегда хвастаешься своим Учителем и Наставником, почему бы тебе не рассказать ему, как с нами обращаются?

Я подумал, и идея показалась мне приемлемой. Конечно, мы должны учиться, но не было оправдания подобной жестокости нашего обучения. Чем больше я думал, тем лучше казалась эта идея; я пойду к моему Наставнику и расскажу ему, как с нами обращаются, и он явится и наложит заклятия на этого учителя, и превратит его в жабу или во что-нибудь подобное.

— Да! — воскликнул я. — Я пойду сейчас.

Сказав это, я убежал.

Я мчался по хорошо знакомым коридорам, поднимаясь все выше и выше, пока почти не достиг крыши. Наконец я повернул в коридор лам и обнаружил, что мой Наставник уже сидит в своей комнате с открытой дверью. Он предложил мне войти и сказал:

— В чем дело, Лобсанг? Ты возбужден. Тебя сделали Настоятелем или случилось что-то другое в этом роде?

Я довольно уныло посмотрел на него и сказал:

— Благородный Лама, почему с нами, учениками, так плохо обращаются в классе?

Наставник серьезно посмотрел на меня и сказал:

— Но в чем именно выражается плохое обращение с тобой? Сядь и расскажи мне, чем ты так сильно обеспокоен.

Я уселся и начал свое печальное повествование. Пока я говорил, Наставник не сделал ни одного замечания и ни разу не прервал меня. Он дал мне выговориться, и, на последнем дыхании, я завершил наконец свой скорбный рассказ.