Нина Молева - Московские загадки

• Название: Московские загадки
• Автор: Нина Молева
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7390-2101-4

Писатель и город… Город, в котором довелось родиться, жить, может быть, только бывать. И всегда работать. Город, в котором рождались произведения и без которого они были бы иными, как иным был бы и сам автор.

В своей новой книге историк и искусствовед Нина Молева рассказывает о Москве, о знакомых для каждого поэта и писателя адресах, маршрутах. Книга открывает читателю новый способ познания города, о котором стало принято говорить: кто не знает Москвы, тот не знает России – через возможность сопереживания, соучастия в творчестве и судьбе великих русских людей представить себе объективную картину культурного развития Москвы.

---

Иным казаться стало – не больно кручинилась Евдокия по своем князе, больно делами мирскими занималась, вдовьи одежды недолго носила. Даже слухи пошли, что и вовсе от жизни плотской отстать не хочет. Упрямые слухи, так что родные сыновья пришли просить у матери ответа: есть в них правда или нет. И тогда распахнула Евдокия Дмитриевна на груди богатое княжеское платье, и увидели князья на иссохшем материнском теле тяжелые вериги – возложила их на себя княгиня после смерти мужа и больше не сняла. Вместо монашеского пострига, принять которого из-за дел семейных и сыновних судеб не могла, монахиней в миру осталась. С невестками было иначе.

В сегодняшней Москве мало кто знает о существовании этого монастыря. Улица-дорога, проложенная к нему и носившая его название, была переименована. Стены обветшали и слились с обстроившими их домами. Собор тоже исчез за окончательно обезобразившими его поздними пристройками, покрытыми слоем цемента. И только видная с Трубной площадки колокольня напоминает о том, что здесь, на крутом берегу Неглинки, сохраняются остатки Рождественского монастыря, одного из самых древних в городе. Его основала, в нем приняла постриг и скончалась мать героя Куликова поля Владимира Андреевича серпуховская княгиня Марья Кейстутовна. А вслед за ней потянулись в девичью обитель осиротевшие матери и вдовы тех, кто полег на берегах Дона и Непрядвы. Недаром в начале XIX века был назван Рождественский монастырь «обителью материнской тоски и вдовьей печали».

Может, опередила Марья Кейстутовна княгиню Евдокию с основанием монастыря, а может, и не думала никогда о нем Евдокия Дмитриевна, только после смерти Дмитрия Ивановича задумывает она почтить его память и память самого великого сражения, которое князь Донской в своей жизни выиграл. На месте старой деревянной церкви Воскрешения Лазаря в московском Кремле решает воздвигнуть белокаменный храм Рождества Богородицы – того праздника, на который пришлось Куликово поле. Через четыре года после смерти князя закладывается храм, еще через три заканчивают его мастера, и среди них самые замечательные иконописцы тех лет Феофан Грек и Симеон Черный с учениками, написавшие образа и расписавшие стены. Феофаном Греком дорожила вся княжеская семья. В палатах Владимира Андреевича Феофан написал едва ли не первый в истории русского искусства пейзаж – вид Москвы, красоте которого не могли надивиться современники.

Другой такой же вид Феофан поместил и вовсе на стене церкви Архангела Михаила. Восторг перед родным городом разделяли все москвичи. Как писал в те годы летописец: «…Град Москва велик и чуден… кипяще богатством и славою, превзыде же вся грады в Русской земле честию многою». Церковь Рождества Богородицы должна была украсить Кремль, но предназначалась она Евдокией не для всех и каждого, а только для женской половины великокняжеской семьи. Как гласила легенда, до основания в 1386 году в Кремле Воскресенского монастыря, где стали погребать великих княгинь, а там и цариц, усыпальницей им служила старая деревянная Лазаревская церковь. Евдокия не захотела отказаться и от старого алтаря – он был воздвигнут в новом храме «близь большого алтаря». Только теперь княжны и княгини должны были из рода в род молиться за мужей и сыновей в этом памятнике Куликовской битве.

Храм Всех Святых на Кулишках.

Но памятникам битвы в Москве не повезло. Заложенный в честь ее Дмитрием Донским храм Всех Святых на Кулишках – ныне Славянской площади – многократно перестраивался и сохранил фрагменты первоначальной кладки лишь в подземной части. Основанный по тому же поводу и особенно любимый князем Высоко-Петровский монастырь в нынешнем своем виде говорит об одном XVII веке. Церковь Рождества Богородицы вообще на долгие годы исчезла, превращенная со временем в замурованный подклет построенной над ней кирпичной Рождественской церкви. Совсем недавно реставраторам удалось восстановить всю красоту постройки княгини Евдокии – кладку больших белокаменных блоков с тонкими швами, двери с перспективными порталами, круглые окна с напоминающими раковины обрамлениями. И это единственная из кремлевских построек, которая воссоздает сегодня для нас образ архитектуры XIV столетия.

Сама строила храм, сама в нем и молилась теперь уже со старшей своей невесткой, которую тоже приняла в дом по завещанию мужа. Еще во время своих поездок в западные земли решил Дмитрий Иванович породниться с воинственным и неукротимым литовским князем Витовтом. Решил, но свадьбы сыграть не успел. Евдокия не преступила его воли – через год после кончины мужа ввела в дом женой вступившего на отцовский престол сына Василия литовскую княжну Софью Витовтовну, ту, на чьи плечи на долгие годы легло правление всем Московским княжеством. А Софья Витовтовна и не отрицала, что многому научилась у свекрови: и как о государстве заботиться, и как к боярам подход искать, и как слуг верных находить, и как выше всего ценить ратный труд и военную доблесть. Одного не постигла – как беречь в семье мир. Только об этом Евдокия не могла узнать. Прожила княгиня немногим более пятидесяти лет, перед кончиной успела принять постриг, составить духовную на все, чем сама владела. И как памятник «моя княгини» остался в «Повести о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича» знаменитый плач Евдокии по мужу, образ неизбывного вдовьего горя.

«Видевши же княгыни его мертва на постели лежаща, и восплакася горкым гласом, огненыя слезы изо очию испущааше, утробою распалавшеся и в перси свои руками бьющи, яко труба рать поведающи и яко орган сладко вещающи: „како умре, животе мой драгий, мене едину вдовою оставив? почто аз преже тебя не умрох? како заиде, свет очию моею? где отходиши, скровище живота моего? почто не промолвиши ко мне? цвете мой прекрасный, что рано увядаеши? винограде многоплодный, уже не подаси плода сердцу моему и сладости душе моей; чему, господине, не возриши на меня, не промолвиши ко мне, уже ли мя еси забыл? что ради не взозриши на мя и на дети своя? чему им ответа не даси, кому ли мне приказываешь? солнце мое, рано заходиши; месяць мой прекрасный, рано погыбаеши; звездо всточная, почто к западу грядеши? Царю мой! како прииму тя или послужю ти? где, господине, честь и слава твоя, где господство твое? Осподарь всей земль Русской был еси, ныне же мертв лежиши, ни кем же не владееши; многыя страны примирил еси и многыя победы показал еси, ныне же смертию побежден еси, изменися слава твоя, и зрак лица твоего применися во истление; животе мой, како повеселюся с тобою?.. аще бог услышить молитву твою, помолися о мне, княгине твоей: вкупе жих с тобою, вкупе и умру с тобою, уность не отъиде от нас, а старость не постиже нас; кому приказываеши мене и дети своя?..“

Пещное действо

При всем множестве обитающих в ней иностранцев Москва не отличается разнообразием развлечений. Вы должны быть готовы к достаточно замкнутому образу жизни, но не упускайте возможности ознакомиться с очень принятым московитами в преддверии православного Рождества театром, который разыгрывается в некоторых наиболее значительных московских храмах. Заранее обзаведитесь хорошим переводчиком, чтобы понять все тонкости этого вида московской литературы, достаточно вольной, если не скабрезной.

Из перехваченных писем польскому послу. Бумаги Посольского приказа

Это было настоящее чудо. Можно сказать иначе – именно московское чудо: первый в Русском государстве театр в далекие, допетровские времена. Любой справочник или энциклопедический словарь безапелляционно утверждали, что начало ему было положено представлениями труппы пастора Грегори, которые разыгрывались в царском дворце в Преображенском. Царь Алексей Михайлович был неистощим в выдумках, как повеселить и развлечь молодую свою супругу Наталью Кирилловну. Только многие ли, кроме Натальи Кирилловны, могли приобщиться к диковинному новшеству? Государевы приближенные в самых высоких чинах – не более. К тому же Алексей Михайлович пожил с Натальей Кирилловной недолго, ушел из жизни совсем молодым, а сменивший его на престоле сын – Федор Алексеевич к театру «не прилежал» и от спектаклей сразу же отказался. Понадобилось четверть века, чтобы в начале 1700-х годов следующий царский сын – Петр Алексеевич пожелал открыть в городе – не только во дворце! – общедоступный театр. «Комедийная хоромина» встала на Красной площади у Никольских ворот, и начала в ней выступать еще одна иноземная труппа и на чужом языке.

Так утверждают хрестоматии. Что же касается чуда, то оно скрывалось в поденных, ежедневных, записях Оружейной палаты, так называемых «столбцах». Оружейная палата была единственным в своем роде учреждением. Во времена Ивана Грозного в обязанности ее входило хранение и изготовление оружия для царского двора и для армии. Но почти сразу стали появляться в ее штате мастера всех специальностей, которые нужны были для обслуживания государева обихода, среди них и каменщики, и иконописцы, и те, кто украшал и расписывал книги, и живописцы, и… халдеи. Дьяки и подьячие день за днем записывали расходы палаты, всякое превышение положенных ассигнований, ходатайства о дополнительных средствах на самые разнообразные работы – на учете была каждая копейка. Так вот почти каждый год и притом непременно в конце декабря появлялись записи о выдаче халдеям самых дорогих кафтанов – «за искусство». Стоила одежда в те времена недешево, поэтому и награждали ею только за отменную службу. Кому доставалась шапка соболья, кому рукавицы песцовые, кому сапоги «телятинные», желтые, с щегольски загнутыми кверху носками. Боярам, как особое отличие, доставались шубы на дорогих мехах, с бархатным, парчовым или тонким суконным верхом. Дьяки радовались кафтанам. Кафтаны ждали и халдеев.