Лорел Гамильтон - Глоток Мрака

• Название: Глоток Мрака
• Автор: Лорел Гамильтон
• Жанр: Фэнтези

Поскольку на данный момент не существует единого перевода, здесь собраны все найденные куски:

Helen: главы 1-5;

sheally (с редактурой just_a_viewer): главы 1-5;

minibulka: главы 6-48.

---

Он улыбнулся и кивнул.

— Туго соображаю, слишком перенервничал.

— Я тоже, — сказала я.

Открылась дверь у него за спиной. На пороге показались двое — высокий и низенький. Шолто, Царь Слуа, Властелин Всего, Что Проходит Между, ростом не уступает Дойлю, и волосы у него так же спадают гладкой завесой до пят, только не черные, а белокурые, а кожа у него лунно-белого цвета, как моя. Глаза у Шолто трех оттенков желтого с золотом, как будто соединили цвет осенних листьев с трех разных деревьев и оправили его в золото. Глаза у него всегда были прекрасны, а красотой лица он не уступит ни одному сидхе любого из дворов, за исключением потерянного для меня Холода. Футболка и джинсы, надетые ради маскировки, когда он отправился меня спасать, облекали тело, на вид столь же прекрасное, как лицо, но я знала, что хотя бы частично это иллюзия. На груди и животе Шолто, от верхних ребер и ниже росли щупальца — поскольку, хотя мать его принадлежала к высшей аристократии сидхе, но отец был ночным летуном, одним из слуа — последней Дикой охоты страны фейри. То есть последней до возвращения сырой магии. К нам снова возвращаются существа из легенд, и одной Богине известно, что уже ожило и что еще оживет.

Если Шолто не надевал плащ или пиджак, под которыми щупальца не разглядеть, он скрывал их с помощью магии — гламора. К чему пугать медсестричек? Он всю жизнь совершенствовал умение скрывать свои особенности, и так его отшлифовал, что рискнул отправиться меня спасать. А выйти против Короля Света и Иллюзий, защищаясь одной лишь иллюзией — дело непростое.

Шолто мне улыбался — такой улыбки я не видела у него на лице, пока в машине «Скорой» он не взял меня за руку и не сказал, что знает о своем отцовстве. Это известие словно смягчило немного жесткость, всегда присутствовавшую в его красивых чертах. Он казался буквально новым человеком.

А Рис был серьезен. При росте в пять футов шесть дюймов он самый низкорослый из знакомых мне чистокровных сидхе, а кожа у него лунно-белая, как у Шолто или у Холода, или у меня. Рис избавился от фальшивой бороды и усов, которые нацепил, спускаясь в холм Благих. В Лос-Анджелесе он вместе со мной работал на детективное агентство, и ему всегда нравилось переодеваться и гримироваться, да и получалось это у него лучше, чем наводить иллюзии. Впрочем, скрывать с помощью иллюзии отсутствие одного глаза он умел. Уцелевший глаз у него трехцветно-синий и по красоте не уступит глазам ни одного сидхе, но на месте левого глаза — только белые шрамы. На людях Рис обычно носит повязку, но сегодня он был без нее, и мне это понравилось. Сегодня мне хотелось, чтобы лица моих стражей ничего не скрывало.

Дойль подвинулся, чтобы Шолто мог целомудренно поцеловать меня в щеку. Шолто не входил в число моих постоянных любовников. Мы всего раз были вместе, но, как давно известно, одного раза бывает достаточно. Он стал отцом — хотя бы отчасти — ребенка, которого я ношу, но привыкнуть друг к другу мы не успели, разве привыкнешь за одно свидание? Надо сказать, для одного свидания там событий было через край, и все же мы еще мало знали друг друга.

К кровати подошел Рис, встал в ногах. Спадавшие до пояса белые кудри у него были собраны в хвост, в гармонии с джинсами и футболкой. И никакой улыбки на лице, что на него не было похоже. Когда-то его звали Кромм Круах, а еще раньше он был божеством смерти. Он не сказал, каким именно, хотя почва для догадок у меня имелась. Но Рис утверждает, что Кромм Круах — бог достаточно могущественный, и других титулов ему не надо.

— Кто пошлет ему вызов? — спросил Рис.

— Мередит мне запретила, — сказал Дойль.

— А, отлично, — обрадовался Рис. — Значит, пошлю я.

— Нет, — тут же сказала я. — И вообще, ты же боялся Тараниса?

— Боялся. Может, и сейчас боюсь, но такое с рук спускать нельзя, Мерри.

— Почему? Из-за твоей уязвленной гордости?

Он укоризненно на меня глянул:

— Ты могла бы лучше меня знать.

— Тогда его вызову я, — сказал Шолто.

— Нет, — повторила я. — Никто его не вызовет на дуэль и не попытается убить как-то иначе.

На меня уставились все трое. Дойль и Рис знали меня достаточно хорошо, чтобы задуматься — догадались, что у меня есть что-то на уме. Шолто не успел еще меня изучить, так что просто разозлился.

— Нельзя оставлять безнаказанным такое оскорбление, принцесса. Он должен за него заплатить!

— Согласна. Но поскольку он прибег к помощи закона людей, обвиняя Риса, Галена и Аблойка в изнасиловании своей подданной, мы поступим так же. У нас есть образец его ДНК, и мы обвиним его в изнасиловании.

— И что, его посадят в тюрьму для смертных? — фыркнул Шолто. — Даже если он подчинится приговору, кара за его преступление будет недостаточной.

— Да, недостаточной, но в рамках закона мы можем добиться только ее.

— Закона людей, — уточнил Шолто.

— Да, закона людей, — кивнула я.

— По нашим законам, — сказал Дойль, — мы вправе вызвать его на поединок и убить.

— Что меня вполне устраивает, — поддержал Рис.

— Изнасиловали меня, а не вас. И я, не вы, стану королевой, если мы не дадим нашим врагам меня убить. Я, а не вы, решу, как будет наказан Таранис. — Голос у меня на последних словах слишком поднялся; пришлось прерваться и сделать пару глубоких вдохов.

Лицо Дойля осталось непроницаемым.

— Ты что-то задумала, моя принцесса. Ты уже просчитываешь, как обратить это нам на пользу.

— На пользу нашему двору. Неблагой двор, наш двор, веками очерняли в людских глазах. Если нам удастся добиться публичного судебного процесса над королем Благого двора по обвинению в изнасиловании, мы наконец убедим людей, что не мы вечные злодеи.

— Речь королевы, — сказал Дойль.

— Речь политика, — откликнулся Шолто, и комплиментом это не прозвучало.

Я наградила его соответствующим взглядом.

— Ты ведь тоже правитель. Ты правишь народом своего отца. И что, ты обречешь свое царство на гибель, лишь бы отомстить?

Тут он отвернулся; на лбу появилась морщинка, выдававшая его гнев. Но как бы ни был обидчив Шолто, с Холодом ему не сравниться — вот кто дал бы ему сто очков вперед.

Рис шагнул ближе, тронул меня за руку — за ту, в которой не было иглы капельницы.

— Я бы сразился за тебя с королем, Мерри. Ты это знаешь.

Я взяла его за руку и взглянула прямо в трижды-голубой глаз.

— Я больше никого не хочу терять, Рис. С меня довольно.

— Холод не умер, — сказал он.

— Он теперь белый олень. И мне сказали, что он может остаться оленем на сотню лет, а мне тридцать три и я смертная. До ста тридцати трех мне не дожить. Он может вернуться в прежний облик, но для меня будет слишком поздно. — В глазах у меня жгло, горло сжалось, и слова с трудом протискивались сквозь гортань. — Он никогда не возьмет на руки своего ребенка, не станет ему настоящим отцом. Ребенок вырастет до того, как у Холода появятся руки, способные его держать, и рот, способный говорить о любви и отцовстве.

Я откинулась на подушки и перестала сопротивляться слезам — цеплялась за руку Риса и плакала.

Дойль встал рядом с Рисом и прижал ладонь к моей щеке.

— Если бы он знал, что ты так будешь по нему горевать, он бы больше боролся.

Я сморгнула слезы и посмотрела в черные глаза.

— О чем ты говоришь?

— Мы оба видели одинаковый сон, Мередит. Мы знали, что одному из нас придется пожертвовать собой ради возрождения мощи волшебной страны. Один и тот же сон одновременно.

— И никто из вас мне не сказал, — обвиняющим тоном констатировала я. Лучше злиться, чем плакать.

— А что бы ты сделала? Бесполезно спорить с выбором богов. Но жертва должна быть осознанной и добровольной, сон это ясно говорил. Если бы Холод знал, что ты о нем станешь горевать больше, он бы сильней противился, и тогда ушел бы я.

Я покачала головой и забрала у него руку.

— Разве ты не понимаешь? Если бы в зверя превратился ты, если бы я потеряла тебя, я бы плакала точно так же.

Рис сжал мои пальцы:

— Ни Дойль, ни Холод не понимали, что они оба, вдвоем, а не по одному — лидеры гонки.

Я выдернула руку из его ладони и сердито на него воззрилась, радуясь собственной злости: она была куда приятней всех других моих теперешних чувств.

— Дураки вы все! Как вы не понимаете, что я буду страдать по каждому из вас? Что среди близких мне нет ни одного, кого я могла бы потерять, кем могла бы рискнуть? Вы что, вообще не понимаете?! — Я на них орала, и это было куда лучше, чем рыдать.

Дверь снова открылась, и появилась медсестра, а за ней по пятам — врач в белом халате. Врача я уже видела. Доктор Мэйсон — педиатр, один из лучших в штате, а может и в стране; это мне тщательно втолковал присланный теткой адвокат. Интересно, что адвоката она прислала смертного, а не кого-то из придворных. Никто из нас не мог понять, что стоит за ее решением, но я подозревала, что она отнеслась ко мне так, как отнеслась бы к себе на моем месте. Она имела обыкновение убивать горевестников. Нанять нового смертного адвоката проблем не составляет, а бессмертных фейри слишком мало — так что она послала того, кого легче заменить. Впрочем, адвокат совершенно определенно заявил, что королева в восторге от моей беременности и сделает все мыслимое и немыслимое, чтобы я ее доносила. Включая оплату услуг доктора Мэйсон.