Татьяна Рябинина - Убить Герострата

• Название: Убить Герострата
• Автор: Татьяна Рябинина
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01837-9

---

При всем при том я никак не могла отделаться от ощущения, что Герострат, одной рукой отталкивая меня, другой все же держит и не отпускает. До него я не переживала еще ни одного разрыва с любимым человеком (Увалов не в счет), но почему-то была четко уверена: все должно происходить совсем не так. Не так ведет себя мужчина, когда женщина ему надоела и он больше не хочет иметь с ней ничего общего.

Но и это было еще не все. Не прошло и месяца, как из Москвы вернулся Эдуард. У него жизнь шла сплошным анекдотом. В свое время он ушел от мамы к москвичке, а теперь - от нее снова к сочинке, которая приезжала в Москву в командировку. Загвоздка была в том, что Эдуард жил в Москве на птичьих правах, а у дамы его в Сочи своего жилья не было, только комната в общежитии на двоих с пожилой мамой.

Пару раз Эдуард намекнул, что земля предков ждет меня, но я сделала вид, что не понимаю. Тогда он стал вежливо меня выживать, создавая целый пакет всяких мелких хозяйственных неприятностей. Я сразу смекнула, куда он клонит, но уступать не хотела. Мама к тому времени домучивала второй питерский брак с Павлом Петровичем, ей было не до меня. Бабушка Света умерла, в ее квартире жили тетя Катя с Валеркой. Короче, ехать мне было некуда.

Наконец Эдуард потерял терпение и пошел ва-банк. Наверно, проблему можно было решить мирно, но Эдуард мирно не хотел, а я с детства была упертой и не терпела насилия. Возможно, со стороны это выглядело захватом лубяной избушки, который произвела бедная лисичка, но не забывайте, в этой квартире я прожила двадцать лет. Не говоря уже о том, что мы с Мишкой сделали из нее конфетку, насколько это возможно по отношению к двухкомнатной хрущобе-распашонке на первом этаже.

Эдуард понял, что выставить меня на улицу не удастся. Все ж таки я была в его квартире прописана. К счастью, он не относился к криминальной породе, иначе вряд ли бы я осталась в живых.

Размен представлялся делом безнадежным. Жили мы на Донской - одной из самых грязных и шумных улиц. С одной стороны окна выходили как раз на нее, а с другой - на бензозаправку. Но Эдуарда, видно, припекло, он подзанял деньжат и принялся за поиск вариантов. Для себя он хотел однокомнатную, я была согласна и на “малосемейку” - это такое общежитие со своим туалетом, душем и общей кухней.

Тут подоспела еще одна неприятность. Видимо, тот бумеранг, который я бросила своим адюльтером в Мишку, вернулся ко мне с целым букетом гадостей. Меня поперли с работы.

Когда я только туда пришла, все никак не могла понять, почему меня  взяли. Но как выяснилось позже, директору станции просто приспичило устроить одного своего знакомого, полнейшего кретина с непроизносимой фамилией и бархатным голосом. Поскольку кретин не мог самостоятельно связать двух слов, должность поделили надвое. Я стала редактором, а он - диктором, который читал по бумажке сочиненные мною выпуски новостей. Та еще была работенка! Новости не нравились никому, и немудрено. В трехминутный выпуск надо было втиснуть пару рекламных роликов, билборд (типа “Выпуск новостей представляет магазин сантехнического оборудования “Ласточка”), курс валют со своим билбордом и “развлекушку” вроде конкурса на самый вонючий ботинок или мальчика, сожравшего рекордное количество гамбургеров. Что можно было сказать за оставшееся время, думаю, объяснять не надо.

Потом директора ушли, а с новым у нас любви не случилось. То он пытался перевести меня “по производственной необходимости” в офис-менеджеры, то пытался уволить по сокращению штатов. Как он сказал мне в конфиденциальной беседе, “ты для меня слишком интеллигентная. Я люблю тех, кто ругается матом”. Ругаться матом я вполне могу (“мне филолог, я можно”), но делать это для того, чтобы остаться на работе?!

Тут в стране грянул кризис. С легким сердцем шеф уволил полстанции по сокращению и тут же принял всех обратно по контракту, который необходимо было подписывать каждый месяц. При этом мы лишались оплачиваемого отпуска и медицинского полиса. А через месяц, “в связи с тяжелым материальным положением организации” всех, без кого можно было обойтись, отправили в бессрочный отпуск без перспектив на его окончание.

Я кинулась искать работу, но не тут-то было. Не хотели брать даже в секретарши. Видимо, то обстоятельство, что меня турнули из средства массовой истерии, производило на потенциальных работодателей не лучшее впечатление.

Постепенно я осталась без денег. Валютный вклад в “Инкомбанке” накрылся медным тазом. Чтобы не взять случайно в долг, пришлось потихоньку продавать украшения. Эдуард предложил мне несколько вариантов для переезда, один хуже другого, но я отказалась. В конце концов мы разругались в хлам, несколько дней я жила у подруги, а потом Эдуард позвонил и сказал, что нашел для меня жилье и, если я не соглашусь, он сделает все возможное, чтобы я переехала жить на вокзал.

Состояние мое тогдашнее описать трудно. Я чувствовала, что вокруг меня все рушится. Поддержки ждать было неоткуда. Даже близкие подруги, которые вроде бы мне сочувствовали, в душе - я чувствовала это - злорадствовали. Они не знали подробностей, но и того, что знали, было достаточно: Алка променяла мужа на любовника, а любовник ее отфутболил.

Каюсь, я дрогнула и согласилась не глядя. Ох, лучше бы я соглашалась на предыдущие варианты. Эдуард нашел для меня половину частного домика на улице с говорящим названием Верхний тупик. Горячей воды, разумеется, не было, холодная - из крана во дворе, туалет - там же. А сосед - жуткий толстый полугрузин-полуосетин, отсидевший семь лет за изнасилование.

Как я там жила, вспомнить страшно. Лучше не вспоминать. Могу только сказать, что если бы не мысли об Андрее и не дурацкие надежды  на то, что все вернется, не знаю, как бы я это пережила. Так что надо сказать Герострату спасибо. Хотя и не хочется.

Так продолжалось почти полгода, а потом пришло спасение в лице бывшего супруга. Все эти месяцы мы ни разу не виделись, я даже не знала о нем ничего. Фактически же мы по-прежнему оставались мужем и женой, поскольку о формальностях никто не позаботился. И вот однажды он заявился в мой тупик с тортом и бутылкой вина, сочувственно покачал головой, предложил денег и наконец приступил к делу. Выслушав его, я минут пять плакала от смеха.

Оказывается, у Михрютки организовался жгучий роман с некой Василисой, семнадцатилетней гречанкой из очень непростой фамилии. Девчонка забеременела. Надо же, в двадцать пять лет не научиться пользоваться презервативом! И теперь Мишке надо срочно жениться, пока никто не заметил. В противном случае он рискует оказаться за решеткой за совращение несовершеннолетней. Так что не могла бы я...

Не могла бы, с приятной улыбкой ответила я. Мишка оторопел. Я разъяснила, что по закону совместно нажитое имущество делится при разводе пополам. Я вовсе не претендую на машину, дачу и всякое барахло, но вот денежками будь добр поделиться. Бывший супруг открыл рот и с полминуты не мог ничего сказать. Потом его прорвало. Надо же, вопил он, семь лет прожил с бабой и даже не подозревал, что она такая, такая... Сначала наставила ему рога с другом детства, а потом еще требует денег.

Вот тут-то со мной приключилась форменная истерика. Я рыдала, топала ногами и вопила, что не окажись в этой вонючей норе, и не подумала бы требовать что-то, и развод он получил бы за пять минут. Мишка растерялся, начал меня утешать, и в результате мы оказались в постели.

Когда я утром проснулась, его уже не было. Я чувствовала себя распоследней мерзкой тварью. Подумав, позвонила ему и сказала, что согласна на развод. Без всяких условий.

Видимо, Мишка дал кому-то в загсе на лапу, потому что свидетельства о разводе нам выдали тут же, без какого-то срока “на примирение”. А через пару дней он приехал снова и с порога заявил, что даст мне денег на однокомнатную квартиру с условием, что я уеду из Сочи. Почему, удивилась я. А потому, что он не уверен, не повторится ли это опять, а он этого не хочет. Я не стала уверять, что тоже не хочу, а просто согласилась. Тогда мне казалось, что это лучший выход...

                                      * * *

Я подошла к окну, и вдруг судорожно вцепилась в подоконник. В горле образовался комок, который мне никак не удавалось проглотить. Во дворе стояла бежевая “Тойота Марк”.

Сдавленно мыча, словно меня хватил паралич, я замахала Андрею, подзывая его к окну.

- Смотри! - прохрипела я, показывая на “морковник”.

- Ну и что?

- А то, что эта машина стояла здесь утром, а потом я видела похожую на Садовой.

- Ну и что?

- Да что ты заладил! Они за мной следят.

- Аля, у тебя мания преследования.

- Скоро узнаем, - процедила я сквозь зубы.

К “Тойоте” подъехала еще одна машина, черный джип размером с танк. Из джипа выбрались трое мужиков стандартно-бандитского вида, а из “Тойоты” двое утренних. Лиц я, конечно, с девятого этажа не видела, но вполне могла разглядеть, что один быкообразный, а второй помельче и весь в черном. Посовещавшись, “морковные” сели в машину и уехали, а остальные двинулись к подъезду. Загудел лифт.