Франц Гартман - Жизнь Парацельса и сущность его учения

• Название: Жизнь Парацельса и сущность его учения
• Автор: Франц Гартман
• Жанр: Философия
• Год: 1998

Автор книги — немецкий врач — обращается к личности Парацельса, врача, философа, алхимика, мистика. В эпоху Реформации, когда религия, литература, наука оказались скованными цепями догматизма, ханжества и лицемерия, Парацельс совершил революцию в духовной жизни западной цивилизации.

Он не просто будоражил общество, выводил его из средневековой спячки своими речами, своим учением, всем своим образом жизни. Весьма велико и его литературное наследие. Философия, медицина, пневматология (учение о духах), космология, антропология, алхимия, астрология, магия — вот далеко не полный перечень тем его трудов.

Автор много цитирует самого Парацельса, и оттого голос этого удивительного человека как бы звучит со страниц книги, придает ей жизненность и подлинность.

---

Будучи глубоко верующим человеком, Парацельс ничуть не был фанатиком. Он был врагом лицемерия, обрядовых служб и нарочитой набожности. Он говорит:

«Какой смысл в прилюдной молитве? Она есть лишь начало и причина идолопоклонства, и потому Христос запрещал ее».

Во времена Реформации, когда сфера человеческой мысли претерпевала значительные потрясения, когда каждый сражался либо на стороне Лютера, либо на стороне папы, Парацельс стоял выше враждующих сторон и отрицал любое сектантство:

«Среди всех сект нет ни одной, которая обладала бы истинной религией. Мы должны читать Библию скорее сердцем, нежели умом, пока когда-нибудь в будущем в мир не придет истинная религия».

Его симпатии, однако, были на стороне либеральных протестантов, и он так оценивал деятельность Лютера:

«Враги Лютера в большинстве своем фанатики, мошенники, изуверы и негодяи. Почему вы называете меня „Лютером в медицине“? Вы не намерены этим оказать мне честь, ибо презираете Лютера. Но я не знаю никаких других противников Лютера, кроме тех, чьим „кухонным“ планам мешают его реформы. Врагами его стали те, чьи карманы он заставил похудеть. Я оставляю Лютеру самому защищать себя, я же буду отвечать за то, что говорю я. Враг Лютера, кем бы он ни был, заслужит мое презрение. То, что вы желаете Лютеру, вы желаете и мне: вы желаете сжечь нас обоих на костре».

Вот каким был этот великий человек. Абсурдные обвинения, выдвинутые его противниками, показывают, что его недостатки были чрезвычайно преувеличены. Его выставляли пьяницей, и это обвинение основывалось на отрывке из его письма студентам Цюрихского университета, где он обращается к ним «Combibones optimi».[14] Однако кажется более вероятным, что «совместное питье», на которое намекает эта фраза, относится к «вину» мудрости, а не к какому-либо более материальному напитку; кроме того, содержание письма весьма серьезно и возвышенно и не обнаруживает ни тени легкомыслия или пристрастия к попойкам.

Установлено также, что вплоть до двадцатилетнего возраста Парацельс ни разу не употреблял горячительных напитков, и даже если позже он и пил вино, это было вполне в духе времени, когда даже среди наиболее почитаемых и уважаемых людей (включая Лютера) был распространен обычай «пить за здоровье» друг друга. Если же принять во внимание количество и качество его трудов, написанных за пятнадцать лет, трудно предположить, что он смог бы проделать подобную работу в состоянии опьянения, в котором он, по утверждению его врагов, постоянно пребывал.

«Следовательно, — пишет Арнольд в своей „Истории церквей и еретиков“,[15] — этот слух опровергается тем фактом, что человек, будучи обжорой и пьяницей, не мог бы обладать такими божественными дарами».

Парацельса обвиняли в тщеславии и хвастовстве. Он в самом деле гордился своими качествами, но возвеличивал не свою персону, а только дух, что возвышал его душу. Окруженный невежеством, недооцененный и превратно понятый и в то же время сознающий собственную силу, он отстаивал свои права. Он считал, что ценность тех истин, которым он учил, в свое время будет признана, и его предсказания сбылись. Именно это сознание своей превосходящей силы заставило его воскликнуть:

«Я знаю, что монархия разума будет принадлежать мне, что слава будет за мною. Я не возвеличиваю себя, но природа возвеличивает меня, ибо я рожден природою и следую ей. Она знает меня, и я знаю ее».[16]

Это речь не хвастуна, а скорее генерала, который знает, что победит, когда пишет:

«За мной, о вы, Авиценна, Гален, Разес, Монтанья и другие! Вы за мной, а не я за вами, о вы, из Парижа, Монпелье, Свевии, Мейссена, Кельна, и вы, из Вены, и все, пришедшие из стран, что вдоль Дуная и Рейна, и с океанских островов! Ты, Италия, ты, Далмация, вы, Сарматия, Афины, Греция, Аравия и Израиль! Следуйте за мною! Не я должен следовать за вами, ибо мне принадлежит монархия. Пробудитесь ото сна разума! Настанет время, когда ни один из вас не останется в своем темном углу, не будучи презираем миром, ибо я буду монархом, и мне будет принадлежать монархия!»[17]

Это не язык тщеславия и самомнения. Это более похоже на воодушевление и даже безумие, поскольку противоположности сходны. Парацельс гордился духом, который говорил через него; однако сам он был скромен и самоотвержен и хорошо знал, что если человек не осенен духом Всевышнего, он будет просто ненужным предметом. Он говорит:

«Помните, что Бог отметил нас, наделив пороками и болезнями, дабы показать нам, что мы не имеем ничего, чем гордиться, что наше всеобъемлющее понимание на самом деле ничего не стоит, что мы далеки от познания абсолютной истины и что знания наши и силы в действительности очень малы».

Тщеславие и хвастовство не были свойственны Парацельсу — хотя среди врачей того времени они были вполне обычны. Ведь общеизвестно, что, когда кто-то вскрывает и обличает пороки других, поверхностному наблюдателю кажется, что он кичится собственным превосходством, даже если на самом деле это не так. И поскольку Парацельс не упускал случая высмеять невежество «знатоков», толпе, естественно, казалось, будто он считает себя умнее всех остальных; но при этом она не способна была понять, прав ли он в своей самооценке. Между тем, он значительно превосходил в медицинском искусстве всех своих коллег и совершил множество поистине чудесных исцелений больных, которых авторитетно объявили неизлечимыми; этот факт удостоверен Эразмом Роттердамским, самым добросовестным и образованным наблюдателем. Среди таких больных было не менее восемнадцати важных особ, которых до этого безуспешно лечили известнейшие врачи. В тридцать три года Парацельс уже был предметом восхищения народа и профессиональной зависти коллег. Он возбуждал ярость последних еще и тем, что, в отличие от других врачей, многих бедняков лечил бесплатно. Чаще всего наградой за его труд служила неблагодарность; он получал ее везде, не только в домах среднего достатка, но и в богатых, к примеру, в доме графа Филиппа Баденского, чей случай врачи признали безнадежным. Парацельс вылечил графа в короткий срок, но тот проявил удивительную скупость. Мало того, неблагодарность этого вельможи вызвала большую радость в стане врагов Парацельса и дала им прекрасный повод злословить и осмеивать его более, чем когда-либо.

Разного рода обвинения выдвигаются против него в связи с резкостью его стиля, не всегда изысканного и учтивого. Однако следует помнить, что такая манера говорить и писать была в то время распространена повсеместно и сомнительные выражения проскальзывали у всех, не исключая и Лютера, великого реформатора, который, несмотря на свой гений, был простым смертным. Парацельс, будучи большим поклонником Лютера, даже превзошел его в стремлении к свободе мысли и веры. Лютер казался ему все же слишком консервативным. Он полагал, что осуществление такого титанического переворота в области сознания требует не мягкости и снисходительности, а твердости, упорства и несгибаемой воли. Он говорит о себе:

«Я знаю, что я не тот человек, который говорит людям только то, что им по вкусу, и я не привык давать смиренные ответы на высокомерные вопросы. Я знаю свои привычки и не желаю менять их; не могу я изменить и свою натуру. Я грубый человек, рожденный в грубой стране, я вырос в сосновых лесах и, возможно, получил в наследство их иголки. То, что мне кажется вежливым и дружеским, другому может показаться грубым, и то, что мне представляется шелком, в ваших глазах может быть лишь грубой холстиной».

Враги возвели на Парацельса много напраслины за его беспокойный, «кочевой» образ жизни. Он приобретал свои знания не в тепле и уюте, как это делало большинство ученых, но путешествуя пешком по всей стране и забредая повсюду, где ожидал встретить что-то такое, что было бы полезно узнать. Он пишет:

«Я скитался в поисках моего искусства, нередко подвергая опасности свою жизнь. Я не стыдился даже у бродяг, палачей и цирюльников учиться всему, что считал полезным. Известно, что влюбленный может пройти долгий путь, чтобы встретить обожаемую им женщину, — насколько же сильнее та тяга любящего мудрость, что заставляет его скитаться в поисках своей божественной возлюбленной!»[18]

Он говорит:

«Знание, для которого мы предназначены, не ограничено пределами нашей собственной страны и не станет бегать за нами, но ждет, пока мы не отправимся на поиски его. Никто не сможет овладеть практическим опытом, не выходя из дома, равно как не найдет учителя тайн природы в углу своей комнаты. Мы должны искать знания там, где можно ожидать найти их, и почему нужно презирать того, кто отправился на поиски? Те, что остаются дома, возможно, живут спокойнее и богаче, чем те, что странствуют; но я не желаю ни спокойствия, ни богатства. Счастье лучше богатства; счастлив же тот, кто путешествует, не имея ничего, что требовало бы заботы. Желающий изучать книгу природы должен ступать по ее страницам. Книги изучают, вглядываясь в буквы, которые они содержат, природу же — исследуя сокрытое в сокровищницах ее в каждой стране. Каждая часть мира есть страница в книге природы, и вместе все страницы составляют книгу, содержащую великие откровения».