Олег Селянкин - «Казенный человек»

• Название: «Казенный человек»
• Автор: Олег Селянкин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1990
• ISBN: 5-7625-0182-5

Новая книга пермского писателя-фронтовика продолжает тему Великой Отечественной войны, представленную в его творчестве романами «Школа победителей», «Вперед, гвардия!», «Костры партизанские» и др. Рядовые участники войны, их подвиги, беды и радости в центре внимания автора.

---

Командиру базы Мухин ничего этого не сказал. Только кивнул, разрешая уйти.

Пошло по Волге сало, затянуло почти всю ее — корабли Волжской флотилии из-под Сталинграда ушли на зимовку в затоны. Чтобы по-настоящему заделать многие пробоины, получить и обучить пополнение, освоить новую боевую технику.

До первых чисел апреля 1943 года находились в затонах. Месяцы вне боев промелькнули; значит, было время для боевой подготовки, бурных комсомольских собраний, смотров художественной самодеятельности и просто разговоров около распахнутой дверцы печурки, в которой резвилось сейчас безобидное, такое ласкающее пламя. Не раз случалось за эти месяцы, что Мухин сидел рядом с Тименко, вел с ним самые обыкновенные разговоры. Не командир дивизиона, а просто человек вел. Однако Тименко будто не замечал этих попыток душевного сближения: на вопросы отвечал односложно, старательно выбирая слова, при малейшей возможности тактично подчеркивал, что место свое знает и на большее не претендует. И Мухин пришел к выводу, что Тименко испытывает к нему антипатию. Возможно, еще большую, чем та, во власти которой он сам был недавно. Пришел к этому выводу — перестал искать пути сближения с Петром Лукичом, решив, что насильно мил не будешь, что ему с Тименко ребят не крестить, а воевать с фашистами, громить их — и при теперешних взаимоотношениях очень даже можно.

В первых числах апреля, подчиняясь приказу командования, катера-тральщики вновь выбежали на волжские плесы и перекаты, вновь поставили тралы и включились в свою опасную, но столь необходимую работу. Без раскачки, с полным напряжением всех сил включились: фашисты, еще надеясь на что-то, с невероятной яростью бомбили все суда, буквально каждую ночь ставили мины. Так много их понабросали, что судоходство стало возможно лишь по извилистым и узким фарватерам.

Да, от берегов Волги война отступила на запад, на сотни километров отступила. Приказом Верховного Главнокомандования Волжская военная флотилия была выведена из состава действующих частей. Но и здесь ночами гремели пушечные выстрелы, рокотали пулеметные очереди, и здесь погибали люди, и здесь, случалось, взрывались пассажирские пароходы, ставшие госпиталями, или вдруг жарким пламенем вспыхивала какая-нибудь баржа-нефтянка, и тогда снова, как и год назад, Волга несла к Каспию огненные струи, жадно пожиравшие все на своем пути.

К середине мая напряженность минной войны на Волге стала столь велика, что все поняли: вот-вот, еще чуть-чуть и кто-то не выдержит. Не выдержали гитлеровцы. Мухин понимал, что было много причин, которые заставили сдаться именно их. В том числе — и невероятное упорство, с которым все советские люди защищали Волгу, оберегали судоходство на ней.

Стала угасать активность фашистских самолетов-миноносцев — был получен приказ Государственного Комитета Обороны, в котором четко говорилось, что уже к осени 1943 года Волга должна быть полностью очищена от фашистских мин. Еще тонюсенькая ниточка фарватера, непрестанно виляющего между многих минных полей, связывала низовья Волги с городами промышленного центра России, еще невесть сколько коварных фашистских мин, затаившись, лежало на дне великой русской реки, казалось — еще вчера судоходство здесь; могло прекратиться, а сегодня пришел этот приказ. Крайне нужный, вселяющий уверенность в то, что наверняка посильно сделать вроде бы невозможное.

И с еще большей яростью катера-тральщики набросились на вражеские минные поля и банки, работали от зари до зари, ночью охраняя от фашистских самолетов караваны судов с нефтью и другими грузами, столь необходимыми фронту; спали когда и где придется, но не роптали. Больше того — были горды, что выстояли, победили в Сталинградской битве, а сейчас выполняют столь ответственное, задание.

Отряд Тименко к этому времени зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Надежностью в работе, упорством в достижении цели, хорошей и смелой инициативой. Поэтому, когда возникла такая необходимость, Мухин без малейших колебаний для работы отправил его к самой дальней границе своего боевого участка: искренне верил, что Петр Лукич прекрасно обойдется и без постоянного контроля с его стороны и штаба дивизиона. Да и стоит ли рядом с собой насильно держать человека, который на тебя волком смотрит?

Четверо суток, если верить докладам, у Тименко все шло прекрасно: каждый вечер он передавал сводки, в которых сообщал, сколько тральных галсов и где сделано, каковы их результаты. Мухин предполагал, что еще суток трое напряженнейшей работы — и можно будет уверенно доложить командованию о снятии и этого минного поля. Искренне так считал. И вдруг ночью разыгрался ветер-низовик. Взлохматил Волгу, ее ласковые волны превратил в бешеные пенные валы, которые, обрушиваясь на обрывистый берег, легко отрывали от него глыбы земли, безжалостно крушили лодки, норовили катера-тральщики и даже большие пассажирские пароходы выбросить на пески; они были настолько свирепы, что перевернули один каспийский сейнер, капитан которого самонадеянно посчитал, что уж со штормом-то на реке он, кадровый моряк, играючи справится.

Отбушевав ночь, ветер угомонился, и, когда над лысым курганом поднялось солнце, умытое ливнем, лишь деревья, упавшие в Волгу вместе с глыбами яра, напоминали о его недавнем неистовстве.

Прежде всего нужно было знать, все ли благополучно в отрядах, и Мухин обосновался у телефонов. Все командиры отрядов на вызов отозвались без промедления и доложили: повреждений от шторма не имеем, уже приступили к тралению точно по графику. Все командиры отрядов так ответили. Спокойно, уверенно. И Петр Лукич таким же тоном отвечал. Правда, о шторме и словом не обмолвился. Может быть, потому, что не слышал вопросов? Несколько раз повторил, что траление надеется закончить в срок, а потом стал дуть в трубку, тихонько чертыхаться и в заключение разговора почти прокричал:

— Не слышу вас, товарищ комдив, не слышу!

Мухин, обрадованный, успокоенный общими докладами, не придал значения этой технической неполадке, бросил трубку на аппарат, подумав, что после такого шторма от линейной связи любых фокусов ожидать можно; да и, как ему казалось, главное он, Мухин, услышал: траление продолжается строго по графику.

Промелькнуло еще трое суток. Напряженных, казалось, до предела. А в начале четвертых, когда Мухин только пришел в каюту и прилег на койку, чтобы хоть немного отойти от недавней вражеской бомбежки, ему доложили, что идут все четыре катера-тральщика, которые с Тименко работали на том дальнем минном поле. Василий Васильевич про себя отметил, что они опередили график нашесть часов, захотел поблагодарить за самоотверженную работу и, одевшись, вышел на верхнюю палубу. Действительно, разрезая форштевнями волжскую воду, шли катера Тименко. Кильватерной колонной, не вылезая из следа головного и точно выдерживая дистанцию. Словно не с боевого задания возвращались, а на параде шли. Подумалось, что сейчас Петр Лукич, как того требовал устав, спросит разрешения подойти к берегу.

Тименко не спросил разрешения. Он, будто и не заметив родного дивизиона, пробежал мимо.

Это было столь невероятно, что Мухин на какие-то минуты растерялся и гневно приказал с некоторым опозданием:

— Полуглиссер к борту!

И уже комиссару, который оказался рядом:

— Догоню, поверну обратно, а этого разгильдяя Тименко немедленно отстраню от командования отрядом. На кой черт мне такие помощники?!

Комиссар по обыкновению ответил спокойно:

— Нервы надо сдерживать, Василий Васильевич… Да и зачем догонять их? Не дальше Камышина сходят. А потом, когда вернутся, нужно будет и спросить по всей строгости уставов.

Действительно, в Камышине — штаб бригады, оперативный дежурный обязательно позвонит сюда и спросит его, Мухина, куда он послал свои катера. Или на собственном боевом участке закончил траление, вот и спешит на помощь соседу? Если так, то почему без разрешения штаба бригады?

Может быть, и не этими словами, но в таком духе спросит. Это яснее ясного. Но зачем, почему Тименко поступил так?

Сколько ни ломал голову, ответа не нашел. И, чтобы не показать подчиненным, что все это волнует и возмущает его, он ушел в каюту, но сна как не бывало. Тогда присел к столу, обложился различными циркулярами, распоряжениями и указаниями, полученными только за последние дни, вроде бы и внимательно вчитывался в них, однако многого не понимал.

Здесь, когда он сидел за маленьким столиком, заваленным деловыми бумагами, дежурный по дивизиону и доложил ему, что катера Тименко бегут с верховьев и просят разрешения подойти к берегу. Ответил вроде бы спокойно:

— Передайте «добро».

Неспешно проверил, все ли пуговицы кителя застегнуты, убрал бумаги в железный ящик, заменявший сейф, надел фуражку и с самым равнодушным видом вышел на палубу.