Анна Оуэн - Стальное зеркало

• Название: Стальное зеркало
• Автор: Анна Оуэн
• Жанр: Фэнтези

Четырнадцатый век. Это Европа; но границы в ней пролегли иначе. Какие-то названия мы могли бы отыскать на очень старых картах. Каких-то на наших картах не может быть вовсе. История несколько раз свернула на другой путь. Впрочем, для местных он не другой, а единственно возможный и они не задумываются над тем, как оказались, где оказались. В остальном — ничего нового под солнцем, ничего нового под луной. Религиозные конфликты. Завоевательные походы. Попытки централизации. Фон, на котором действуют люди. Это еще не переломное время. Это время, которое определит — где и как ляжет следующая развилка. На смену зеркалам из металла приходят стеклянные. Но некоторые по старинке считают, что полированная сталь меньше льстит хозяевам, чем новомодное стекло. Им еще и привычнее смотреться в лезвие, чем в зеркало. И если двое таких встречаются в чужом городе — столкновения не миновать.

---

— Господи ж ты Боже мой…

— Да, госпожа советник Матьё — и я так думаю.

— Что вы там говорили? Невесты вам не искали? — усмехается в ответ Мадлен. — Ничего, в Марселе благородных девиц с приданым найдется…

И вы не откажетесь, господин де Вожуа. Я же не отказываюсь.

— Ну, знаете… — разводит руками гость, потом улыбается — едва ли не впервые с осени. — Ну у вас и ухватки. Вот так вот придешь поговорить, а уже накормлен, спасибо, кстати, замечательно вкусно, а потом еще и женат…

— Рыбный суп вы уже полюбили, женитесь, научитесь погоду предсказывать… — говорит Мадлен. — Дойдем как-нибудь. С Божьей помощью и хорошей слегой и по болоту пройдешь.

Разбаловались вы там, думает она. Разбаловались и распустились с вашим де Рубо и с вашим королем. Привыкли, что люди могут и глупости делать, и ошибки совершать, и на преступление пойдут — но решения принимают, следуя выгоде своей и убеждениям… а не с дурацкого перепугу, не по мелочной злобе, не вовсе невесть с чего, не потому что яма выгребная в голову ударила… Привыкли, что у всего есть смысл и на все имеется разумное распоряжение.

Так, конечно, и должно быть. Но здесь если когда-то и было, то, наверное, тысячу лет назад, а то и раньше… да и то ровно столько смысла и разума, сколько может быть в порту-колонии, хоть и ромском. А у Его Величества Филиппа совсем другое хозяйство. Марсель в него не поместится, как дикого жеребца с Камарго не запряжешь в телегу. Вот и приходится господину коменданту править такой телегой. Что ж — другого города все равно нет. Казалось — навсегда ушли, а вот вернулись же, встали на прежнее место, как всегда тут и стояли.

А господин де Вожуа привыкнет. Может быть, из этого что-то хорошее и выйдет: для нас побольше порядка, для него побольше воли.

Мадлен Матьё, христианка, жительница города Марселя, мастер-печатник, хозяйка мастерской «Под Бараном» и, кажется, со дня на день — член городского магистрата, тщательно протирает деревянный стол — рыбная похлебка всем хороша, но запах въедливый. Каплю оставишь, так еще неделю все будут знать, что у тебя в четверг было на ужин. Протирает и думает, что у дурацкой славы — той, что сама сложилась после изгнания — есть свои преимущества. Вот ходит к ней новый комендант… раньше бы обязательно какую-нибудь похабщину вокруг этого развели. А теперь не то. Всем все ясно — толковый человек господин де Вожуа, с Божьей женщиной советуется… или показывает, что советуется. В любом случае — ведет себя умно и уважительно. Дурачье.

Господину коменданту, если подумать, и советчики, и советы не очень нужны. Он почти все сам понимает, а что не понимает — то чувствует. И хозяин он дельный. Недаром же де Рубо его при себе держал. Из ничего на пустом месте у господина де Вожуа образуется хороший порядок. Ему просто привыкнуть нужно, понять, кто тут кто… а люди смотрят и делают выводы, у кого в руках власть. Глупость, конечно. А, может, и не глупость. Вот так бы год назад — слушали бы, да кланялись, да забегали то и дело, осведомиться, что Мадлен Матьё разумеет про то и про это, может, и не было бы всей этой дряни. Что ж, если сейчас слушают — то и хорошо. Господь вразумит, как и что нужно делать, а что нельзя. Да ведь и сами же все знают. Только и нужно — подтвердить, что, мол, да, правильно. Страх, он похуже той рыбы — не неделю держится, не месяц, но если самому не бояться и другим не давать, выветрится в конце концов. И будет город.

Есть на что продержаться до осени — за это спасибо Его Величеству Филиппу, — а там уж все наладится. От голода не помрем, хоть из-за осады и пришлось затянуть пояса, между собой не перегрыземся, а там потихоньку все сложится да срастется. Город — как дерево. Если корни не подгнили, то хоть до земли его сруби, а все равно побеги пробьются наружу. А до корней гниль у нас все-таки не дошла, а что прогнило — то ветром в шторм унесло.

И хватит заниматься чужими делами, успокаивать комендантов и варить суп. Рыбный суп может сварить кто угодно, его испортить невозможно. А вот букварь Его Величества следует отпечатать по меньшей мере в три, а лучше в четыре краски. И шрифтами озаботиться. Такими, чтобы из нескольких сотен образцом стали наши. Чтобы и красиво, и читать легко, и от прочих наотличку. Есть, над чем подумать…

Встала из-за стола — негоже шрифты работать там, где ешь — потом вспомнила про магистрат и общее единодушие и погрозила кулаком закрытому окну.

— Если это твои штучки… — к Господу на ты можно, так и святой переживет, или кто он там, — то лучше здесь не появляйся. Зашибу.

2.

Который день подряд с неба сыпалось унылое нечто — полуснег-полудождь, и было отчаянно скучно, лень и совершенно невозможно думать о том, чтобы пошевелиться, не говоря уж о вылазке наружу. Шампань не нравилась Жану де ла Валле даже летом, но зимой, в канун Рождества, она оказалась и вовсе невыносима. Напитанные водой пустоши, раскинувшиеся от горизонта до горизонта, сырое низкое небо, давящее на плечи, бурлящая, выходящая из берегов Марна… От законченного уныния, уже в степени греха, спасали только горячее вино — местное и удивительно хорошее, — и тень господина наместника, раскинувшая крылья решительно над всем. Ему и зима была не зима. Господин наместник Шампани, коннетабль армии Аурелии герцог Ангулемский занял лучший в Эперне особняк, бесцеремонно выставив оттуда городскую управу, и наводил порядок. Обиженные новыми порядками отчего-то косяками шли к Жану де ла Валле.

— Я заведу особую метлу. Для жалобщиков, — вслух жаловался Жан. — Причем одну на всех. Я впаду во франконскую ересь и забуду про сословные различия — в конце концов, когда Адам пахал, Ева пряла, а ромеи, прах их воскреси и побери еще раз, осушали — на мое несчастье — здешние болота, никаких дворян тут не было.

Очень не хватало Джеймса Хейлза. Во-первых, с ним можно было выпить. Во-вторых, его можно было бы приставить к метле. В-третьих… вот придумать третью причину было уже сложнее, а называть настоящую не хотелось — с ним можно было бы поговорить просто так.

Слушателей у капитана де ла Валле было немного — пара подчиненных, пара слуг. Каледонский «толмач» в очередной раз отправился к господину наместнику. Ему и погода была нипочем — мальчишка привязывал к плащу капюшон и разъезжал по округе, словно ясным днем, да еще и не понимал, что так не нравится остальным, особенно южанам. Жану, выросшему не в дождливой стране за проливом, а на сухом жарком юге, даже не хотелось завидовать.

— О, — глянул в узкое окошко порученец Жана, нелепое существо вдвое старше его, за исключительную бестолковость не получившее даже капитанского чина, — а вот и глава магистрата. Пустить?

— Ни за что, — сказал де ла Валле. — Я сплю. Проснусь завтра днем, а завтра утром уеду, а сегодня ночью заболею. Болотной лихорадкой. Очень заразной.

— Так и сказать? — И ведь сообщит же слово в слово…

— Ну что вы… он же меня поцелует и мне придется просыпаться, брррр, здесь и сказки какие-то склизкие.

Сказки были липкими, а господин де Сен-Роже — длинным, унылым, цепким человеком, напоминающим полузасохший вьюнок. Странно было думать, что лет ему от силы тридцать пять. Эперне, Спарнакум… в переводе со старого местного наречия, как рассказывал всезнающий Гордон «дружное терновое семейство» или «тесное». Оно и есть — целые заросли сцепленных интересов и неинтересов, из-за которых тут, кроме колючек, ничего и не растет.

Господин глава магистрата Эперне был, с точки зрения Жана, ровно тем типом, ради которого можно и во франконскую ересь перейти, и все обычаи нарушить. Его, одного из самых богатых здешних землевладельцев, хотелось гнать метлой и бить вожжами, в общем, обращаться самым непотребным и неприменимым к родовитому северянину образом. Потому что глава магистрата из него еще ничего так себе, кушать можно, а вот хозяин… С конца осени де ла Валле наслушался достаточно. И выгнать господина де Сен-Роже он мечтал уже заранее — да и встреча-то была не первая.

— Я сказал бы, что рад вас видеть господин председатель, но вижу, что вас ко мне привело какое-то неприятное дело — а радоваться вашим бедам я не могу, даже если они стали причиной столь приятного визита. — Кресло, вино и все прочее, что положено, конечно, образуются сами собой. Репутация Клода Жану не нужна. Репутация отца — бесполезна, Пьер любил людей искренне, а Жан не сможет так врать всю жизнь. И раз уж начали в столице с «мягко стелет, жестко спать» — так и будем продолжать.

После доброго получаса пустых бесед, предписанных этикетом — с каждым днем Жан все больше и больше любил армию за внятность, лаконичность и прямоту — господин де Сен-Роже все-таки соизволяет перейти к делу. Кажется, обвился вокруг стола и кубка, как вьюнок или плющ.

— Господин наместник, кажется, вздумал нас окончательно погубить, — вздыхает гость. — Сегодня с утра он объявил, что велит простить все долги, кроме последних трех лет.