Доналд Бартелми - Белоснежка

• Название: Белоснежка
• Автор: Доналд Бартелми
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004

В знаменитом романе классика постмодернизма Доналда Бартелми (1931–1989) «Белоснежка» чудесно оживают сказки нашего детства. Белоснежка и семь гномов, прекрасные принцы и коварные ведьмы кружатся в хороводе абсурда, обретая сексуальную активность и разбираясь в сложных психологических парадигмах иррационального XX века.

Вошедший в канон мировой литературы экспериментальный роман «Белоснежка» – впервые на русском языке.

---

Дополнительные реакции на волосы:

– Что значит быть ломохозяйкой? – провозгласил Эдвард. – Вот о чем, друзья, хотел бы я поговорить сегодня. Эта наиважнейшая щель нашего общества, концептуализированная Господом, согласно воззрениям Аквинского, как, я бы сказал, ключ ко всему прочему, подвергалась в последние месяцы, и не где-нибудь, а в этом самом доме, резким нападкам. Я слышал эти нападки; они повергали меня в печаль. Поэтому я хотел бы сегодня в меру своих сил и способностей развенчать некоторые из этих ложных, однако получивших определенное хождение идеек, которые сеют сомнения и замутняют чистый лик истины. Ломохозяйка! Краеугольный хребет американской плеторы! Ломохозяйка! Без которой рухнет вся структура гражданского общества! Без ломохозяйки сам уже raison d'être[13] нашего существования был бы во мгновение ока низведен до уровня того животного зверства, за которое мы справедливо порицаем грязных животных. Если бы не ее огромная покупательная способность, проявляемая к тому же с праздничной беззаботностью, мы бы, пожалуй, и по сию пору разгуливали в звериных шкурах, не имели никаких крупногабаритных электробытовых товаров, только и могущих заполнить пустующие пространства наших домов и сердец. Ломохозяйка! Божественная ступица, вбирающая спицы нашей интерсубъективности! Ломохозяйка! Главнейшее украшение златого древа мук человеческих! Но сказать то, что я сказал вам, джентльмены, значит, не сказать ровно ничего. Рассмотрим ломохозяйку в другой части ее роли. Рассмотрим ее сидящей в ванне, когда она умащает свои прелести жидким Восторгом и порошкообразным Ликованием, кои тревожат, приводят в смятение и утопляют рассудок в аромате. Но вот она целомудренно поднимается и целомудренно шлифует себя красным полотенцем. Что за милое зрелище! Несравненное нагое чудо! Обворожительное очарование! И теперь я спрашиваю вас, джентльмены, что мы тут имеем? Имеем ли мы тут существо, воспринимающее себя с подобающей дозой себялюбия? Нет. Нет, не имеем. Имеем ли мы тут существо, воспринимающее себя с надлежащим благоговением? Нет. Нет, не имеем. Скорее уж мы имеем тут существо, воспринимающее себя qua[14] ломохозяйку, с чем-то, опасно приближающимся к ненависти. Вот проблема. А где решение?

Затем слово взял Дэн.

– Будь моя воля, Эдвард, я бы повесил тебя за яйца. Ты раздуваешь всю эту хрень до непомерных размеров. Я в два счета объясню, что без твоего частокола пустопорожних псевдопроблем всю эту хрень можно разрешить изящно и быстро. Так вот, что мы наблюдаем, когда мы наблюдаем Белоснежку? Мы наблюдаем, во-первых, плывущие к нам две грудки в масштабе три четверти, завернутые, как правило, в красное полотенце. Или же, если мы наблюдаем ее в противоположном ракурсе, мы наблюдаем плывущую от нас прекрасную белоснежную задницу, завернутую в красное полотенце. Теперь я вас спрашиваю: что является константой этих двух, совершенно независимых наблюдений? Какой элемент сохраняется неизменным? Да, конечно же, красное полотенце! Теперь я утверждаю, что вышеприведенные рациональные доводы надежно доказывают, что проблема Белоснежки коренится не в чем ином, как в красных полотенцах. При таком подходе она мгновенно теряет свою проблематичность. Мы можем попросту оставить за скобками скользкие, ненадежные и весьма недешевые эманации, составляющие Белоснежку, и обратить все свое внимание на полотенце. Теперь, джентльмены, вы знаете, в чем состоит моя идея. И вот здесь у меня, в этой коричневой сумке… я взял на себя смелость закупить… вот, Эдвард, это твое полотенце… Кевин… Клем…

Дзинь кисло наблюдал за происходящим. В том-то и беда с китайцами. Слишком много отстраненности. «Я не хочу этого вшивого красного полотенца. Я хочу прекрасную белоснежную задницу!»

Белоснежка созерцала свои волосы, свисавшие из окна. «Пол? Да есть ли он, Пол? Или я лишь спроецировала его образ на свои стремления, на свое томление, на свою скуку и муку? Неужели только для этого совершенствовалась я всю свою жизнь в утонченнейших приличиях и искусствах? Неужели мое роскошно оснащенное тело пойдет псу под хвост, в двадцать два года, в этой беспросветно тоскливой среде, чего не пожелал бы мне и самый заклятый мой ворог, знай она, как я живу? Ну конечно же, Пол есть! Пол, тот Пол, кто был другом семейства и кто не облачился еще на тот момент в сверкающую мантию принца. Где-то он есть, Пол, но не здесь. Не под моим окном. Пока». Белоснежка посмотрела в окно, вдоль своих волос, на две сотни своих сограждан, разинувших рты на земле. «Бр-р! Как желала бы я оказаться где-нибудь в другом месте! На пляже Сен-Тропеза, к примеру. В окружении дочерна загорелых парней без гроша за душой. Здесь-то у каждого за душой есть грош. Здесь все единодушно поклоняются всемогущему грошу. Ну что ж, с грошами по крайней мере не сомневаешься, во что они складываются по десятичной системе. Хотя бы тут нет никакой неясности. О Иерусалим, Иерусалим! Дщери твои пылают апатией и ощущением огромного попусту растраченного потенциала, подобно трубам, сжигающим попутный газ нефтяных месторождений, транспортировка которого нерентабельна».

«Неофициальные утверждения сложности обычаев и отношений собственности застает вас врасплох тем, что Любовные разговоры нарисуй чуткие дочерна загорелые парни без гроша я, помню бандитский головной убор Что касается вчерашнего ожидания члены липкое чистое молоко лихорадочного желания скрытое расплавились правоохранительные дополнительные подачи опасности шкуры под резюме ноги метод хромированной скрепки решение Священной Роты мускулистый нереальный бросок в корзину Поцелуйте им бумагу пучки интереснее детей болезненная материя оскорбительной прямолинейности интересных детей телесное повреждение висячее зеркало Им только нужно, чтобы ящики для растений двигались вместе с точными, осторожными кустами Способ, коим было совершено проникновение Страстные строки подавляемые под одеяла смяты Парламент недопривилегированных стеклянных дверей закрылся вдобавок»

Епископ в красной мантилье выступил вперед.

– Да, мы зациклились в жутком циклоне, – воздал он сокрушенным крикам уцелевших. – Если мы перестанем бестолково блудить в этом лесу, – (жест пальцами, взблеск епископальных перстней), – и обрящем там шлюху, – (широкий взмах руки в широкой кружевной альбе), – пардон, я имел в виду отыщем там шлях, то с Божьей помощью найдем укрытие от этой напасти, ниспосланной нам Богом, дабы сокрушить наши чресла за наши грехи.

«Паства» застонала. Восемь, уже восемь дней без… Внезапный покров на четвертый день был хуже всего. Пало молчание. Молчание. Всё молчало. Ни звука – и так шесть часов. Ничего. «Это хуже всего», – перешептывались они на языке жестов, страшась… нарушить… Несколько юношей из благородных семей ускользнули в ночь на поиски помощи (щекотка кистеня о кость). Маршиза де Г. вновь лишилась чувств. Верещали блок-флейты. «Так вот она, Испания! – сказал себе Пол. – Я и не надеялся увидеть ее при жизни. Весьма предусмотрительно с моей стороны укрыться от Ордена здесь, в свите епископа. Весьма предусмотрительно с моей стороны укрыться от Ордена здесь, в этом циклоне. О изобилие моей предусмотрительности! О скудость Божьей милости!»

Чувство собственного достоинства коренится в завтраке. Если вы позавтракали, обед следует легко и естественно, как если бы владели вы не токмо плодами, но и средствами производства в большой faux-naif[15] стране. В этом сомневаются лишь чудаки, а сейчас нам нет нужды учитывать их воззрения. Эта страна, где вас любят за то, что вы такой, какой есть, расширяется по мере дальнейшего развития книг – книг нового рода, способных удовлетворить тактильные потребности даже стариков. Наши инженеры – в растерянности, пытаясь понять, что же это такое сделали их инженеры. И все же, поскольку они пытаются прогнозировать будущие тенденции, даже самые закоснелые эмпирики среди них вынуждены составлять предварительные, а затем и детализированные планы. Вторжение технологии в структуру традиционных общественных институтов отправило в некоторых странах завтрак в почти полное небытие; вместо него пишут картины. Я прочел роман Дампфбута, хотя ему, по сути, нечего сказать. Эту книгу встретили на ура; к нашему сожалению. Читать ее было трудно – сухие, хлебовидные страницы переворачивались и отпадали, как машина, подожженная бунтарями, а затем возлегшая вверх тормашками где-то сбоку с дымящимися покрышками. В зал с экрана летели ошметки, ошметки дождя и этики. Хьюберт хотел вернуться на собачьи бега. Но мы принудили его прочесть его часть – наружную, где хвалят автора и указывают рекомендованную цену. Нам нравятся книги, где много дрека,[16] материала вроде бы не слишком относящегося к делу (а то и совсем не относящегося), который, однако, по внимательном рассмотрении может придать описываемым событиям некий «смысл». Упомянутый «смысл» получается не из чтения между строк (там, в этих белых пробелах, нет ровно ничего), но из чтения самих строк – глядя на них, вы постепенно проникаетесь чувством не то чтобы удовлетворения, на такое трудно надеяться, но того, что вы их прочли, вы их «восполнили».