Лев Остерман - О, Солон!

• Название: О, Солон!
• Автор: Лев Остерман
• Издательство: Греко-латинский кабинет
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-87245-055-9

История Афинской демократии от ее становления при Солоне (VI в. до н. э.) до казни философа Сократа (IV в.).

---

В 440 году прочность Афинской империи вновь подверглась испытанию. На этот раз восстал остров Самос, который обладал достаточной морской мощью, чтобы соперничать с Афинами. Восстание было подавлено в ходе двух экспедиций, занявших вместе с осадой города более года. Как и на Эвбее, Перикл не допустил кровавой расправы с восставшими. Он ограничился тем, что заставил срыть стены города, отобрал флот и наложил большую контрибуцию, в обеспечение которой взял заложников.

Таким образом, к концу третьего десятилетия V века Афины под руководством Перикла обеспечили свою безопасность со стороны Персии, а также сохранили империю и ее военно-морскую мощь. Между тем, тучи с запада, со стороны Пелопоннесского союза сгущались. Но об этом после, а сейчас обратимся к политической деятельности Перикла внутри страны.

Внутренняя политика. В начале этой главы было описано, как реформа Эфиальта отняла контрольную власть у Ареопага, а граждане низших сословий получили право быть избранными на руководящие государственные должности. Однако для малоимущей части населения Аттики вставал прозаический вопрос о реальной возможности воспользоваться новыми правами. Гелиея, ведавшая делами всей империи, заседала ежедневно. Участие в работе Совета пятисот в общей сложности требовало затраты двух-трех месяцев в году. Прочие государственные должности также были весьма трудоемкими. Состоятельные граждане могли себе позволить роскошь заниматься общественной деятельностью. Бедняков же на время выполнения административных функций необходимо было обеспечить средствами к существованию. Перикл ввел плату за исполнение государственных должностей: гелиасты стали получать по оболу за заседание, члены Совета пятисот — по драхме, прочие функционеры государства — примерно 4 обола в день. Хотя введенная таким образом оплата государственной службы была минимальной — на один обол едва можно было пообедать — участие в управлении государством стало реально доступным для всех афинян.

В своей знаменитой речи, произнесенной много позже на церемонии погребения воинов (в 430 году), Перикл с гордостью говорит об истинно демократическом характере Афинского государства. В пересказе Фукидида его слова звучат так:

"Для нашего государственного устройства мы не взяли за образец никаких чужеземных установлений. Напротив, мы скорее сами являем пример другим, нежели в чем-нибудь подражаем кому-либо. И так как у нас городом управляет не горсть людей, а большинство народа, то наш государственный строй называют народоправством. В частных делах все пользуются одинаковыми правами по законам. Что же до дел государственных, то на почетные государственные должности выдвигают каждого по достоинству, поскольку он чем-нибудь отличился не в силу принадлежности к определенному сословию, но из-за личной доблести. Бедность и темное происхождение или низкое общественное положение не мешают человеку занять почетную должность, если он способен оказать услуги государству". (История, II, 37)

Если придерживаться принятой ранее терминологии, то сочетание реформы Эфиальта с оплатой государственных должностей создавало реальные предпосылки к осуществлению действительного народовластия. Но Перикл не случайно называет сложившийся в его время государственный строй Афин народоправством и специально расшифровывает этот термин, как одинаковость прав всех граждан. Каждый афинянин, независимо от его происхождения и состояния, имеет право занять государственную должность, наделяющую его властью, но… только, если он того достоин ("выдвигают каждого по достоинству"). Это — очень важное уточнение. Не будем терять его из виду.

Я еще не один раз буду цитировать эту и другие речи Перикла по «Истории» Фукидида. Годы жизни Фукидида 460–400 гг. Следовательно, он был младшим современником Перикла и мог слышать его лично. Но стенографии тогда еще не знали (ее изобрели в Риме спустя несколько столетий). Насколько же достоверен текст речей, воспроизводимых Фукидидом? Предоставим по этому поводу слово самому историку. В начале своего труда он пишет:

"Что до речей (как произнесенных перед войной, так и во время ее), то в точности запомнить и воспроизвести их смысл было невозможно — ни тех, которые мне пришлось самому слышать, ни тех, о которых мне передавали другие. Но то, что, по-моему, каждый оратор мог бы сказать самого подходящего по данному вопросу (причем я, насколько возможно ближе, придерживаюсь общего смысла действительно произнесенных речей), это я и заставил их говорить в моей истории". (Там же, I, 22)

Ну что ж! Будем довольствоваться этим. Поблагодарим судьбу за то, что два с половиной тысячелетия назад, когда в Афинах происходили события, возбуждающие и сейчас наш живой интерес, там оказался столь добросовестный наблюдатель. Труд его достоин такого уважения, что мы вправе предоставить историку еще несколько строк для рассказа о методе его работы. В продолжение цитированного выше отрывка Фукидид пишет:

"Что же касается событий этой войны, то я поставил себе задачу описывать их, получая сведения не путем расспросов первого встречного и не по личному усмотрению, но изображать, с одной стороны, лишь те события, при которых мне самому довелось присутствовать, а с другой — разбирать сообщения других со всей возможной точностью. Основательная проверка сведений была делом нелегким, потому что свидетели отдельных событий давали разное освещение одним и тем же фактам в зависимости от их расположения к одной из воюющих сторон или силы памяти. Мое исследование при отсутствии в нем всего баснословного, быть может, покажется малопривлекательным. Но если кто захочет исследовать достоверность прошлых и возможность будущих событий (могущих когда-нибудь повториться по свойству человеческой природы, в том же или сходном виде), то для меня будет достаточно, если он сочтет мои изыскания полезными. Мой труд создан как достояние навеки, а не для минутного успеха у слушателей". (Там же)

Познакомившись таким образом ближе с нашим основным информатором по материалам этой и нескольких последующих глав, вернемся вместе с ним к Периклу. В той же его «погребальной» речи есть и такие слова:

"Одни и те же люди у нас одновременно бывают заняты делами и частными, и общественными. Однако и остальные граждане, несмотря на то, что каждый занят своим ремеслом, также хорошо разбираются и в политике. Ведь только мы одни признаем человека, не занимающегося общественной деятельностью, не благонамеренным гражданином, а бесполезным обывателем". (II, 40)

Внимательный читатель, возможно, усмотрит в этих словах прямую связь с законом Солона, предлагавшим наказывать бесчестием того, кто уклонится от выполнения своего гражданского долга во время смуты в государстве.

Введение оплаты государственных должностей осуждалось последующими историками аристократического толка. Плутарх в биографии Перикла пишет:

"… Перикл приучил народ к клерухиям, получению денег на зрелища, получению вознаграждения; вследствие этой дурной привычки народ из скромного и работящего под влиянием тогдашних политических мероприятий стал расточительным и своевольным". (Перикл, IX)

Такое же мнение высказывает Аристотель в "Афинской политии". Он считает, что введенная Периклом оплата судей стала исходным пунктом "нравственного разложения" афинян, что в судьи старались пройти люди, того не достойные. А у Платона в диалоге «Горгий» Сократ говорит:

"… Скажи мне к этому вот что: говорят ли, что через Перикла афиняне стали лучшими, или утверждают противное, — что они испорчены Периклом? Ведь я слышал, будто он сделал афинян ленивыми, робкими, болтливыми и жадными к деньгам, потому что первый установил давать за службу жалованье". (515, Е)

Далее Сократ, то есть Платон, приводит доводы в пользу именно такой оценки деятельности Перикла. Как видим, оппозиция солидная. Среди современников она, если и не была представлена столь блестящими именами, носила, надо полагать, еще более острый характер. Не желая смешиваться с простонародьем, аристократы стали уклоняться от занятия государственных должностей и участия в выборных органах демократии. Их лидер, некий Фукидид из Алопеки (тезка историка), возглавил сопротивление демократической линии Перикла. По свидетельству Плутарха:

"Фукидид не был таким любителем войны, как Кимон; но он был больше склонен к жизни на форуме и к занятию политикой. Оставаясь в городе и ведя борьбу с Периклом на трибуне, он скоро восстановил равновесие между приверженцами различных взглядов. Он не дозволил так называемым "прекрасным и хорошим" рассеиваться и смешиваться с народом, как прежде, когда блеск их значения затмевался толпою; он отделил их, собрал в одно место; их общая сила приобрела значительный вес и склонила чашу весов". (Перикл, XI)

Что касается "одного места", то, надо полагать, Плутарх имеет в виду умножение аристократических гетерий. В последующие годы они нередко поставляли заговорщиков против демократии. "Чаша весов" склонилась в пользу аристократов, когда Фукидиду удалось в 444 г. добиться остракизма друга и учителя Перикла — Дамона. Это была, разумеется, первая фаза атаки на самого Перикла. Завязалась острая борьба, окончившаяся, однако, победой Перикла — годом позже остракизму подвергли самого Фукидида. Аристократическая оппозиция распалась, ее умеренное большинство перешло на сторону Перикла. Его избрали стратегом-автократором. Власть Перикла в последующие за этим годы была велика. По словам Плутарха: