Сесилия Ахерн - Подарок

• Название: Подарок
• Автор: Сесилия Ахерн
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-389-00647-8

Дочь бывшего премьер-министра Ирландии Сесилия Ахерн — звезда европейского любовного романа, покорившая миллионы читателей по всей планете. Ее книги — супербестселлеры, переведенные на полсотни языков. Дебютный роман «P.S. Я люблю тебя» принес Сесилии мировую славу и лег в основу знаменитого голливудского фильма.

Главный герой романа, блестящий бизнесмен Лу Сафферн, обласкан судьбой. У него есть все: прекрасная работа, красавица жена, дети, роскошный дом. Однако он не чувствует себя счастливым, ведь ему постоянно приходится жертвовать близкими ради карьеры.

Однажды Лу встречает странного типа, бродягу по имени Гейб, и устраивает его на работу в свою компанию. В благодарность Гейб делает Лу подарок: он наделяет его чудесной способностью находиться сразу в двух местах. Теперь Лу всюду успевает, ему на все хватает времени, и он наконец обретает желанное счастье. Но ненадолго…

---

— Наверно, я заболеваю. Что-то мне… не мо-жется.

Она пощупала его лоб.

— Жара у тебя нет.

— Думаешь? — Он изобразил удивление, а потом и вправду его почувствовал. — А кажется, что есть. Это все из-за того парня на работе. — Он покачал головой. — Странный тип.

Рут, нахмурившись, внимательно глядела на него: неумение объясниться было ему несвойственно.

— Поначалу все складывалось как будто хорошо. — Он поболтал вино в рюмке. — Я познакомился у входа в офис с неким Гейбом, бродягой, впрочем, не уверен, он, кажется, сказал, что у него есть крыша над головой, но при этом он сидел на улице и просил милостыню.

Тут раздались сигналы «электронной няньки», потому что Пуд начал подавать голос. Вначале это было лишь сонное кряхтенье. Однако Рут тут же опустила вилку и нож, а тарелку с недоеденным ужином отодвинула в сторону — и замерла с единственным желанием, чтоб звуки эти прекратились.

— Так или иначе, я угостил его кофе, и мы разговорились.

— Очень мило с твоей стороны, — отозвалась Рут. В ней встрепенулся материнский инстинкт, и все, что она слышала теперь, был голос ее ребенка, так как сонное покряхтывание и постанывание прекратились и уже перешли в полнозвучный плач.

— Он показался мне странно похожим на меня, — смущенно продолжал Лу, — и разговор у нас вышел странный: мы обсуждали обувь. — Он засмеялся, вспоминая, как это было. — Этот парень помнил, во что был обут каждый, кто входил в здание, и я его нанял на работу. Нет, не я, конечно, я позвонил Гарри и…

— Лу, милый, — перебила она, — ты что, не слышишь?

Он поглядел на нее непонимающим взглядом, поначалу лишь досадуя, что его прервали, но потом, склонив набок голову, прислушался. Тогда только до его сознания начал доходить этот плач.

— Ладно, давай иди, — вздохнул он и потер себе переносицу. — Но помни только, что я пытался поделиться с тобой тем, как провел день. А то ты вечно упрекаешь меня, что я с тобой не делюсь.

— О чем ты говоришь! — Она раздраженно повысила голос. — Твой сын плачет. Так что же, я должна, по-твоему, сидеть тут, когда он просит помощи, и ждать, пока ты кончишь свой рассказ о каком-то помешанном на обуви бродяге? А может, лучше тебе встать и посмотреть, что с ребенком, без моего напоминания? Ты так не считаешь?

— Хорошо, я встану и посмотрю, — сердито буркнул он, не трогаясь с места.

— Нет уж, это сделаю я. — Она встала из-за стола. — Я хочу, чтобы ты это делал сам, по своей воле. Не как одолжение. Чтобы ты сам хотел это сделать.

— По-моему, и ты сейчас не очень-то рвешься к нему, — проворчал он, теребя запонки.

Она была уже возле двери, но остановилась.

— Да знаешь ли ты, что ты не провел с Россом ни единого дня один на один?

— Ты, наверное, очень не в духе, если назвала мальчика его настоящим именем! С чего бы это?

А ее как прорвало:

— Ни разу не сменил ему пеленку, ни разу не покормил!

— Кормил я его, — возразил Лу. Стенания стали громче.

— Ни одной бутылочки не вымыл, ни разу прикорма не приготовил, не гулял, не одевал на прогулки! Не оставался с ним ни разу, чтоб мне не вскакивать каждые пять минут и не забирать его у тебя, потому что тебе надо то мейл послать, то по телефону поговорить! А между тем ребенку уже больше года, понимаешь, Лу? Больше года!

— Ну давай, давай! — Он взъерошил волосы пятерней и застыл так, крепко и сердито зажав в руке пряди. — Ведь ты всегда интересуешься, как я провел день, так почему же мой рассказ так тебя раздражает?

— Ты настолько увлекся рассказом о себе, что даже ребенка не услышал, — устало сказала она, понимая, что этот разговор катится по привычной колее и грозит окончиться тем, чем оканчивался каждый второй из их разговоров, — ссорой.

Лу обвел взглядом комнату и театральным жестом простер руки к публике.

— Ты, наверное, считаешь, что я целыми днями в офисе только штаны просиживаю или в носу ковыряю? Нет, я работаю, тружусь, кручусь как белка в колесе, мечусь, хватаюсь то за одно, то за другое, как жонглер в цирке, ей-богу, чтобы ты и дети ни в чем не нуждались, чтоб было чем кормить Росса, так что можно и извинить меня за то, что я не каждое утро сую ему в рот банановое пюре!

— И никакой жонглер тут ни при чем, Лу, просто это твой выбор. В этом вся разница.

— Я же не могу разорваться, Рут. Если тебе нужна помощь по дому, то, как я тебе уже много раз говорил, скажи только слово, и мы в ту же минуту наймем няньку.

И понимая, что сам же усугубил ситуацию, приготовился к неизбежному взрыву, чуть было не добавив под нарастающие вопли Пуда: «И я обязуюсь с ней не спать!» Так он отвел бы от себя удар.

Но удара не последовало. Напротив — она словно сжалась, сникла и, покинув поле боя, поспешила к ребенку.

Нащупав пульт, Лу нацелил его, как пистолет, на телевизор и сердитым щелчком выключил его. Потные, затянутые в эластик бабы сначала сократились в размерах, превратившись в световое пятнышко в середине экрана, а потом и вовсе исчезли.

Он притянул к себе тарелку с яблочным пирогом и стал отщипывать от него кусочки, недоумевая, как быстро, стоило ему только переступить порог, началась эта ссора. Окончится она тем же, чем обычно кончались все ссоры: он ляжет в постель, а она будет уже спать или притворяться, что спит, и не пройдет и нескольких часов, как он проснется, усталый, невыспавшийся, примет душ и отправится на работу.

Он вздохнул и только тут, за собственным вздохом, различил уже не плач Пуда на мониторе, но потрескивание прибора. Он уже собирался его выключить, но, услышав какие-то новые шумы, прибавил звук. Кухню заполнили приглушенные рыдания Рут, и сердце у него защемило.

9 Мальчишка с индейкой 2

— И вы отпустили его? — ворвался в мысли Рэфи мальчишеский голос. — Что? — Рэфи мигом стряхнул с себя задумчивость и вновь обратил внимание на сидевшего через стол от него подростка.

— Я говорю: и вы его отпустили?

— Кого?

— Того, богатенького, в шикарном «порше». Он превысил скорость, а вы его отпустили.

— Нет, не отпустил.

— Отпустили! Ни прокола ему не влепили, ни штрафа, ничего. Просто дали ему уйти. Вот всегда так с вашим братом — только богатых защищаете. Был бы я на его месте, вы бы меня в тюрьме сгноили. Я всего лишь индейку эту несчастную в окно бросил, так в участке уже целый день сижу. И не в будни — в Рождество, и вообще.

— Прекрати скулеж, ты прекрасно знаешь, мы ждем твою мать, а то, что она не торопится, — не моя вина.

Паренек нахохлился и замолчал.

— Итак, вы поселились здесь недавно. Вы приезжие?

Паренек кивнул.

— А где вы с матерью раньше жили?

— В Жопин-сити!

— Очень остроумно, — съехидничал Рэфи.

— Нет, вы скажите все-таки, почему вы этого, в «порше», мигом отпустили, — наконец прервал молчание паренек: видно, в нем возобладало любопытство. — Струсили или как?

— Не болтай ерунды, сынок. Я сделал ему предупреждение. — Рэфи выпрямился на стуле, словно приготовившись к обороне.

— Но это ж незаконно. Вы должны были влепить ему штраф. Он же мог сбить кого-нибудь, если летел как сумасшедший!

Взгляд Рэфи потемнел, и мальчишка счел за лучшее прекратить поддразнивание.

— Так ты хочешь узнать продолжение или не хочешь?

— Ага, хочу. Продолжайте. — Мальчишка подался вперед над столом и подпер рукой подбородок. — Все равно делать нечего. — И он улыбнулся нахальной улыбкой.

10 На следующее утро

В 5.59 Лу проснулся. Вечером все шло как обычно: когда он забрался в постель, Рут лежала к нему спиной, плотно укутанная в одеяло и недоступная, как изюмина в середине булочки. Поза ясная и красноречивая.

Лу не мог отыскать в себе достаточно нежности, чтобы ее утешить, перейдя за грань, что разделяла их в постели и в жизни, чтобы все наладить. Даже в студенческие годы, когда они так нуждались и жили в условиях хуже некуда, деля с другими студентами одну колонку и ванную, им и то было легче. Они спали на узкой койке в комнате, похожей на пенал, такой тесной, что даже разговаривать в ней было неудобно, но они это переносили легко, им даже нравилось находиться так близко друг к другу. Теперь же у них гигантская, шесть на шесть футов, кровать, такая широкая, что, лежа на спине и протянув руку, они еле-еле могут коснуться друг друга кончиками пальцев. Гигантское пустое и холодное пространство, которое не согреть никакими пледами.

Мысли Лу обратились к самому началу — ко времени его знакомства с Рут; тогда они, молодые, девятнадцатилетние, беззаботные, навеселе, отмечали окончание первой своей зимней сессии. Предвкушая несколько недель рождественских каникул и не слишком озабоченные полученными отметками, оба наслаждались веселым шоу в баре «Международный» на Уиклоу-стрит. После того вечера Лу поехал домой к родителям и все каникулы, каждый день, думал только о Рут. С каждым куском индейки, каждой блестящей конфетной оберткой, каждым спором во время очередной семейной игры в «Монополию» он возвращался мыслями к ней. Из-за нее он даже продул Марсии и Квентину игру в орешки. И сейчас, глядя в потолок, Лу улыбался, вспоминая эту их ежегодную забаву, когда, водрузив на голову бумажный колпак и высунув язык от усердия, каждый из них принимался считать оставшиеся на тарелке орешки от фаршированной индейки и занимался этим еще долгое время после того, как родители, встав из-за праздничного стола, уходили к себе. Марсия и Квентин объединялись, играя против него, но он, благодаря своему рвению или, как сочли бы некоторые, одержимости, оставался непревзойденным. Однако в тот год Квентин сравнял счет, а потом и победил его, потому что зазвонил телефон, и оказалось, что это она, что она звонит Лу. Детские забавы были в ту же минуту брошены, потому что он стал мужчиной, по крайней мере теоретически. Стал ли он им тогда практически — можно было подвергнуть сомнению.