Валентин Пикуль - Пером и шпагой

• Название: Пером и шпагой
• Автор: Валентин Пикуль
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-022939-9

Из истории секретной дипломатии в период той войны, которая получила название войны Семилетней; о подвигах и славе российских войск, дошедших в битвах до Берлина, столицы курфюршества Бранденбургского; а также достоверная повесть о днях и делах знатного шевалье де Еона, который 48 лет прожил мужчиной, а 34 года считался женщиной, и в мундире и в кружевах сумел прославить себя, одинаково доблестно владея пером и шпагой…

---

Манштейн выхватил из ножен шпагу, и, сверкая, она исчезла в окне, выброшенная на двор. Подхватив королеву Саксонии за локти, он переставил ее в дальний угол, словно ненужную мебель. Повинуясь генералу, в спальню рванулась орава берлинских архивистов, и скоро связка секретных документов уже летела в Берлин. А там, в Берлине, сидел почетный академик Эвальд Герцберг, не одну собаку съевший на казуистике. Все эти бумаги он переработал в духе, угодном для Фридриха, и сочинил знаменитый «Мемуар-резон». Брошюру, которая юридически оправдывала агрессию Пруссии, разослали по всем дворам и кабинетам Европы…

– Видите, как все просто? – заметил Фридрих. – А теперь пусть в этом разбираются историки грядущих поколений. Мне же не мешает уделить время и возвышенным искусствам…

Завоеватель появился в Дрезденской галерее и благоговейно снял шляпу. Тростью он уже не стучал, а сунул ее под локоть. В торжественном молчании король шествовал без свиты от одной картины к другой. Стоял подолгу, пораженный. Неслышно ступали за Фридрихом инспекторы галереи, уже заранее прощаясь со славными шедеврами. Что ж! Так оно и будет: Фридрих разграбит галерею, как разграбил арсеналы и мейсенские фабрики…

Осмотр закончился. От волнения король надел треуголку задом наперед, оперся на трость.

– Счастливцы! – сказал он инспекторам. – Вы ежедневно можете услаждать себя красотой… Я вас очень прошу: не откажите мне снять копии с некоторых ваших картин. Поверьте, господа, я буду чрезвычайно вам за это благодарен!

…В этом большая разница между «старым Фрицем» и его последышами-гитлеровцами. Фридрих испрашивал разрешения снять только копии, оставляя оригиналы побежденным, а Гитлер разворовал все оригиналы, и для побежденных оставались, словно в насмешку, одни лишь жалкие копии.

* * *

Перед сном Фридриха навестил Манштейн, вездесущий и ненасытный:

– Прочтите документ, который можно обернуть в нашу пользу!

Руки Фридриха тряслись от радости.

– Вот он, попался… Эта каналья попалась мне с потрохами!

Внимание, читатель: Фридрих держит сейчас в руках личное письмо канцлера Бестужева-Рюмина, в котором тот советует графу Брюлю подсыпать яду в бокал русского же резидента в Варшаве, который был не согласен с его знаменитой «системой».

Фридрих сказал:

– Митчеллу – в Берлин!

Митчелл сказал:

– Вильямсу – в Петербург!

И таким образом беда дошла до Бестужева.

– Король прусский, – заверил канцлера Вильямс, – не будет терять времени и предаст этот постыдный документ всеевропейской гласности…

Бестужева, казалось, хватит удар: он помертвел.

– Сейчас, – намекнул Вильямс, – только от вас самих и от ваших действий зависит упредить это позорное дело!

«Был грех…» Бестужев, которому своя шейка – копейка, а чужая головушка – полушка, и не думал, что «грех» этот вдруг выплывет на свет божий из потаенных архивов Дрездена. И вот что обидно: денег-то от короля прусского он не брал – сие верно, так вот теперь подцепил его Фридрих на другой крючок, поострее! И шутить король не любит…

Но Бестужев, верный себе, начал разговор с другого конца.

– При такой композиции, – сказал он Вильямсу, – было бы гораздо лучше королю Англии видеть меня богатым и сильным, нежели бедным и слабым…

Чем закончилась эта «композиция», видно из секретной депеши Вильямса в Лондон; вот что сообщал Вильямс:

«Я старался склонить канцлера в пользу прусского короля. Сначала он был непреклонен. Но, по мере увеличения цифры вознаграждения, он начал колебаться. Наконец Бестужев подал мне руку и сказал: „С этой минуты я – друг прусского короля!..“

* * *

Таково было начало Семилетней войны, хотя тогда никто еще не думал, что она станет семилетней. А кольцо измены на шее России уже замкнулось, сцепив четыре прочных звена:

ФридрихРОССИЯБестужев ЕкатеринаВильямс

Где фельдмаршал?

Прусские авангарды, сбив гарнизоны противника, шагнули теперь прямо в пределы Австрийской империи, и Вена болезненно сжалась под ударами кулаков опытного драчуна Фридриха…

Петербург воспринял это известие с презрением.

– Дураков и в алтаре бьют! – заявила Елизавета. – Хороша же сестрица: коли воевать не способна, так и не бралась бы.

Раньше Мария Терезия одергивала русский кабинет от нападок на Фридриха, а теперь слезно кланялась Петербургу, умоляя о скорой помощи. Граф Эстергази просил Россию как можно быстрее вступить войсками на просторы Восточной Пруссии, дабы оттянуть Фридриха подальше от Вены…

Елизавета Петровна была возмущена до предела:

– Не вы ли, граф, меня за шлейф хватали, чтобы, не дай бог, не начала я войны раньше вашего? Не я ли сразу предложила вам поставить русскую армию в землях саксонских? А вы мне говорили: нет, нет, не надо!.. Чего испугались вы тогда? Фридриха? Меня? Или того, что мои солдаты ваш хлеб истреблять станут?

Эстергази уже ничего не мог сказать в оправдание своего двора. Он опустился на колени и зарыдал…

Елизавета обескураженно развела руками, шлепнула себя по пышным фижмам, сказала:

– Ну вот, граф… Плачете? А я теперь не могу, на охоту идя, кормить собак… Собак всегда загодя кормят. И сами знаете: у нас даже командующий не выбран!

В это время де Еон добился у нее приватной аудиенции. Обычно дипломаты по пять часов выжидали свидания, пока разберут каждый локон императрицы, пригладят ее морщины. Но де Еона Елизавета приняла сразу, ибо он был для нее мужчина непонятный. Ни одной шашни не водилось за ним, и любая красавица разочарованно отступала перед этой высоконравственной загадкой. Елизавета смотрела на шевалье, щуря красивые глаза свои, о которых современники писали, что они полны «воробьиного сока», и – слушала де Еона… Маленький и хрупкий, шевалье говорил ей о принце Конти, о его доблестях и отваге; как была бы счастлива русская армия, имей она такого прекрасного военачальника…

– Принц Конти? – фыркнула Елизавета. – Добро бы он у меня шубу на соболях просил, но зачем ему мое маршальство? Я и своих-то генералов чем прокормить не ведаю.

Расписать перед женщиной ту яркую «страсть», которая испепеляет сердце Конти, атташе не решился, ибо за спиною Елизаветы переминался Иван Шувалов, и это грозило большим конфузом (шпага, как известно, от кулаков не спасает). Но хитрый версальский интриган, посверкивая сережкой, вынырнул уже с другой стороны – не менее важной для сюзерена Конти:

– Пламенные взоры принца обтекают все просторы вселенной, и мой сюзерен заметил, что за вашим пышным столом, который называется империей Российской, имеется один свободный стул…

Де Еон выждал паузу (в хорошей игре пауза допускается). Но, кажется, пауза сильно затянулась. Шувалов кашлянул в душистое жабо, а Елизавета игриво махнула веером:

– О чем речь? Пусть принц присядет рядом с нами, а мы потеснимся.

– Но это стул – престол Курляндии, – закончил де Еон, потупляя глаза за своего бессовестного электора. – За все услуги, что окажет еще мой король России, не сделаете ли вы, всемогущая, принца Конти курляндским герцогом?

– Стул-то… шаткий, – моргнула Елизавета. – И всего-то и чести в нем, что он географией к моему столу придвинут.

Она глянула на Шувалова – тот похвалил ее улыбкой.

– Ну что ж, – ободрилась Елизавета. – Ежели за столом Людовикуса уже невмоготу от тесноты стало, то… Пусть сам король и решит за брата Конти, где тому сидеть лучше. А то вот герцог Бирон сидел уже на Митаве, да ныне я держу его подалее – в Ярославле!

На атласных туфлях де Еон – спиною вперед – уже скользил, торопливо кланяясь, по паркетам, и два арапа бесшумно затворили за ним позлащенные двери в лепных амурчиках. Аудиенция закончилась. Шувалов вышел из-за кресла императрицы, сел возле ног ее – на подушку:

– Видишь, матушка, афронт каков! Пора главнокомандующего приискивать. Своего-то хоть в капусту мельчи да с грибами ешь. А с чужим поди-ка вот разбирайся. Медлить нельзя… война не ждет: хоть роди, а дай армии начальника доброго!

– Трубецкой дряхл, к бумаге прилип, а Румянцев молод, – прикинула Елизавета раздумчиво. – Апраксин – баба, да и кажинную неделю бит за картами от Разумовских бывает… Может, и впрямь, Ваня, кого из чужих просить?

– Нет, матушка, своего надо, природного, изыскивать!

Стали искать лучшего полководца для вождения армии в походах. Бестужев-Рюмин, по собственным резонам, остановил свой выбор именно на битом Апраксине. Положение канцлера было никудышное, и хотел он поправить его через Шуваловых. Дочка же Апраксина – княгиня Ленка Куракина – была в амурной связи с графом Петром Шуваловым… Апраксин, таким образом, благодарный Бестужеву, шепнет о нем дочке, Ленка Куракина шепнет своему любовнику, Петр Шувалов шепнет Ваньке Шувалову, Ну, а Ванька…