Айко Сато - Банкротство

• Название: Банкротство
• Автор: Айко Сато
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

---

Несколько человек уже успело сообщить мне, что на собрании Моригути выступил с особым заявлением:

«Невозможно представить, чтобы всего лишь за два года образовалась задолженность в двести тридцать миллионов иен. В данном случае возникает подозрение в злоупотреблении служебным положением и хищении казенных денег. Я намерен возбудить против директора судебное дело!»

– Да, ничего не скажешь. Хорош оказался твой Моригути, – торжествующе бросила я мужу. – Ведь я предупреждала тебя. На кого он похож, когда, угодливо вытянув шею, нашептывает что-то собеседнику на ухо. А в глазах – жестокость и злоба… – говорила я мягким, спокойным голосом. В минуты подобного торжества у меня всегда такой спокойный голос. – Просто смехотворно. Бессмыслица, абсурд какой-то! Фирма выпускает учебные материалы для служащих и административных работников. Но какими же бездельниками оказались служащие этой фирмы! Какими тупицами зарекомендовали себя ее администраторы… Вот уж настоящая комедия! Ты торгуешь справочником «Что нужно знать руководителю фирмы» и получаешь пинки от собственных подчиненных. А этот тип позволяет себе говорить о каких-то подозрениях в мошенничестве. Приведи-ка его сюда! Я его тогда спрошу кое о чем. Ведь этот баснословный долг вырос за два года, из них свыше года Моригути занимал в фирме важную административную должность. Интересно, что он скажет о своей собственной ответственности за этот период? Тогда он бил баклуши и снимал сливки, а как сливочки кончились – решил заняться критикой. Как только ты, Сакудзо, можешь молча сносить подобные вещи? Почему ты просто не дал ему. по физиономии? Ну скажи, почему? Есть у тебя чувство собственного достоинства?…

– Не болтай глупости. Виданное ли дело, чтобы на собрании кредиторов директор фирмы дал по физиономии своему кредитору!

– А почему бы и нет? Кто запретил? Будь это я, я бы ему двинула.

По выражению лица мужа было видно, что он воспринимает мои слова как совершенно лишние. Это еще больше раззадорило меня.

– Тебя считают «человеком редкой доброты». Я-то теперь поняла, что никакой ты не добряк. Ты безнадежно самовлюбленный тип. Твое самомнение и погубило тебя. Ты полагаешь, что в жизни все ведут себя как возвышенные мечтатели и следуют своим благородным порывам! Сейчас я тебе скажу, в чем твой самый главный порок из всех, что у тебя есть. Не в той, что ты добряк. Не в твоей бездарности. В небрежности? Нет. И не в доверчивости. Твой неисправимый недостаток, Сакудзо Сэги, – твоя са-мо-наде-ян-ность! Сказать тебе? Да? Ты сейчас в душе преисполнен гордости: Ах! Как же! Ведь сегодняшнее собрание прошло на редкость тихо и гладко. Ты доволен и уже забыл о долге в двести тридцать миллионов. Это как раз в твоем духе. Уж очень ты о себе высокого мнения, а оснований для этого нет никаких! – выкрикнула я.

В это время раздался голос Момоко. Она читала книгу.

– Мама, у тебя нет ваты? Я хочу заткнуть уши, а то очень шумно.

5

Наступил Новый год. В доме у нас стояла непривычная тишина. С тех пор как мы поженились, это был первый Новый год без гостей, без телефонных звонков. Греясь возле котацу, мы с мужем целый день просидели перед телевизором. Новогодняя программа оказалась неинтересной, но мы смотрели все подряд. Цуруё накануне уехала отдохнуть к своей младшей сестре. Момоко в одиночестве играла в саду в волан. Еще в прошлом году мы выпустили весь запас у ее праздничного кимоно, а теперь оно опять стало коротко. И дзори у нее не было, я не смогла купить их к Новому году, так что ей пришлось надеть спортивные туфли.

– Как тихо, – проговорила я.

– Да, тихо, – ответил муж.

Он даже не похудел, на лице его не было никаких следов утомления. По крайней мере мне так казалось. За этот год, правда, у него заметно прибавилось седых волос, но ему просто свойственна ранняя седина. Глядя на Сакудзо, никто бы не подумал, что у него серьезные неприятности. Он производил впечатление человека, вернувшегося из дальнего путешествия.

– Интересно, до каких пор продлится эта тишина и безмолвие.

– Пожалуй, после пятого января уже начнется…

Мы переглянулись, словно солдаты, сидящие в одном окопе. Я не представляла, каким будет для нас наступивший год. В скором времени мы, очевидно, оставим этот дом. Как бы то ни было, сейчас нам выпали самые мирные часы за все последние годы нашей жизни. Это напоминало затишье перед боем. Я протянула мужу подушку и посоветовала, как фронтовик фронтовику:

– Вздремни немножко.

Я поднялась и пошла приготовить что-нибудь на обед. В этот раз мы совсем не готовились к Новому году. Я поставила на электрическую плиту моти и вдруг вспомнила:

– А что, Мидзусава-сан вернул нам свой новогодний долг?

– Нет, – коротко ответил Сакудзо не поднимаясь.

Я вспомнила прошлый Новый год. Это было третьего января. Мы принимали гостей, Мидзусава вошел, как раз когда я пекла моти. Мне еще пришлось вызывать к нему мужа из гостиной, где было полным-полно народу. У Мидзусава тогда скоропостижно скончалась мать, и он приходил, чтобы одолжить у мужа сорок тысяч иен.

– Мидзусава-сан, наверно, знает о нашем теперешнем положении?

– Должно быть.

– Тогда почему бы не попросить его вернуть долг?

– Хорошо.

Я вспомнила еще.

– А И мура-сан?

Муж как-то говорил мне, что ему пришлось дать в долг Имуре двадцать или тридцать тысяч иен. На этот раз Сакудзо ничего не ответил на мой вопрос, но именно это лишний раз подтверждало, что долг остался невозвращенным.

Я переворачивала моти и продолжала вспоминать:

– Касаи – Сёно – Мори… – Прервав возню у плиты, я взяла ручку и лист бумаги и подошла к мужу.

– Послушай, Сакудзо, может быть, нам составить список и разослать письма тем, от кого все-таки есть надежда получить долги… А? Как ты думаешь?

– Можно. – Муж неохотно поднялся.

– Обстоятельства есть обстоятельства. Мы ведь денег у них не просим и ничего позорного не делаем. Они тоже должны хоть как-то рассчитаться с людьми, которые в свое время оказали им услугу. Разве не так? Ты не согласен?

– Все это верно, – подтвердил муж. Без особого энтузиазма он начал писать. Я снова занялась обедом.

– Ну как, записал? Вспоминаешь? – Оживившись, я в свою очередь подсказывала ему имена, всплывавшие у меня в памяти. Меня радовало, что муж сразу принялся за дело. Он уже щелкал костяшками счет.

– Ну подсчитал? Сколько получилось? Тысяч четыреста? Нет, наверное, пятьсот? – Я называла цифры, даже большие, чем предполагала сама. И вдруг слышу:

– Миллион девятьсот восемьдесят шесть тысяч иен.

– Сколько?!

Я отставила сковородку и подскочила к мужу. На одной стороне листа растянулась колонка фамилий такой длины, что ее сразу и взглядом не окинешь. Я даже не знала, что сказать. Кажется, и воздух в комнате стал другим. Читаю фамилии.

– Мицуэ Камияма?… – Пытаюсь сообразить, кто же это, и сразу вспоминаю. Эта женщина принимала участие в издании любительского журнала еще в те времена, когда мы с мужем вместе занимались изучением литературы. Только она появилась там, когда мы сами стали посещать занятия все реже и реже. Особой дружбы у нас с ней никогда не было.

– Эта Мицуэ Камияма… ты что, был близко знаком с ней?

– Вовсе нет. Просто несколько раз встречались на литературных занятиях.

– С чего же это она тогда пожаловала к тебе за деньгами?

Муж бросил быстрый взгляд в мою сторону.

– Однажды она примчалась ко мне на службу и рассказала, что разругалась с их заведующим финансовой частью. До этого Ясуба-сан дал ей рекомендацию в какой-то женский журнал, и ей заказали написать повесть. Она рассчитывала на гонорар, а тут вое сорвалось.

От мира и спокойствия, царившего в нашем доме, мгновенно не осталось и следа. Какое-то время я стояла, уставившись на мужа, и вдруг даже вскрикнула:

– А это? Что это такое? – Я рассмотрела, что против фамилии Камияма стояла цифра не 3 000, а 30000 иен.

– Единицы, десятки, сотни, тысячи, десятки тысяч! Целых тридцать тысяч! – заорала я. – Дать тридцать тысяч какой-то Мицуэ Камияма… – У меня стал заплетаться язык, дергался подбородок. Я не могла подобрать нужного слова. Горячая волна гнева захлестнула меня. Я почувствовала, что мне просто станет дурно, если я тут же не выплесну его из себя. – Какие обязательства могли быть у тебя по отношению к этой Мицуэ Камияма? Ну объясни, почему ты дал деньги совершенно посторонней особе. Почему? Ну скажи. Отвечай же, когда тебя спрашивают!

Сакудзо молчал. Когда я училась в начальной школе, у нас в классе был ученик по прозвищу Мартышка. Если учитель начинал бранить его, от него невозможно было добиться ни слова. Одна преподавательница всерьез невзлюбила Мартышку. Помню, как пронзительно орала она на него, пытаясь добиться от мальчишки ответа. Теперь мне стало понятно негодование этой преподавательницы. Мой супруг был из той же породы, что и Мартышка. Бесчувственный наглец, которого ничем не прошибешь! О, как он выводил меня из себя!