Ричард Матесон - Посылка

• Название: Посылка
• Автор: Ричард Матесон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Триллер
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38791-5

Американский писатель Ричард Матесон, создавший десятки увлекательнейших рассказов, романов и киносценариев, снискал себе мировую славу. Его считает своим учителем «король ужасов» Стивен Кинг. По его рассказу великий Стивен Спилберг снял свой знаменитый фильм «Дуэль», его роман о вампирах «Я — легенда» перевернул законы жанра, а роман «Куда приводят мечты», также экранизированный, стал одним из наиболее запоминающихся среди произведений о жизни после смерти.

В 2009 году выходит экранизация рассказа Ричарда Матесона «Посылка» – один из самых ожидаемых мистико-приключенческих фильмов года от культового режиссера Ричарда Келли, создателя блестящего мистического триллера «Донни Дарко».

---

Когда я подошел к буфету, меня неожиданно шатнуло. Впечатление было такое, будто шевельнулся воздух, до тех пор неподвижный, и с силой меня толкнул. Тишина сменилась ревом в ушах, я взмахнул рукой в поисках опоры и сбил со стола тарелку.

По спине тут же поползли мурашки — о плитки пола она ударилась с таким глухим, почти неслышным звоном, словно упала на самом деле где-то вдалеке. Если бы не осколки на полу, я поклялся бы, что она и вовсе не разбилась.

Забеспокоившись, я попытался прочистить уши пальцами. Потом, в надежде услышать наконец нормальные звуки, изо всех сил ударил несколько раз кулаком по буфетной дверце. Но как я ни старался, стук по-прежнему долетал, казалось, откуда-то издалека.

Тогда я поспешил к леднику. Единственное, чего мне хотелось, это уйти отсюда поскорее, с бутербродами и кофе, к себе в комнату.

Приготовив поднос, я перелил кофе в чашку, отставил ковшик на плиту. И, с самым неприятным чувством, задул перед выходом свечу.

В столовой и гостиной царила непроглядная темнота. Пока я пробирался сквозь нее, прислушиваясь к своим шагам, звучавшим все так же глухо, сердце у меня колотилось все сильнее. Поднос едва не выскальзывал из непослушных пальцев. Дыхание перехватывало. Страх нарастал, и мне пришлось сжать губы, чтобы не дрожали.

Тьма и тишина казались вставшими вокруг непробиваемыми стенами. Я был напряжен до предела, боясь, что, если чуть-чуть расслаблюсь, меня начнет трясти.

И посреди гостиной я вдруг услышал... смех.

Тихий, журчащий смех — в полной тишине.

Меня с ног до головы обдало холодом, ноги одеревенели. Я застыл на месте, не в силах сделать ни шагу.

Смех зазвучал снова. И двинулся по кругу, как будто невидимый источник его начал обходить меня, приглядываясь, неслышной поступью.

Я задрожал так, что задребезжала чашка на подносе.

А потом... моего лица коснулось что-то влажное и холодное!

Вскрикнув от ужаса, я выронил поднос, метнулся к арке, добрался до лестницы и побежал наверх, с трудом переставляя ослабевшие ноги. И все это время мне вслед несся тихий, леденящий душу смех.

Ворвавшись в спальню, я запер дверь, упал на кровать, трясущимися руками натянул на голову покрывало, зажмурился. Сердце выпрыгивало из груди, которую ножом пронзало жуткое сознание того, что мои страхи подтвердились.

Все — правда.

Это влажное, холодное прикосновение было таким же явственным, как если бы до меня дотронулся живой человек. Но откуда бы там взялся человек?

Возможно, брат так глупо и жестоко подшутил надо мной? Я воспрянул было духом, но тут же понял, что это не мог быть Сол. Я слышал бы его шаги. А тот, кто прикоснулся ко мне, передвигался бесшумно.

Пробило десять, когда я наконец нашел в себе силы откинуть покрывало, нашарить спички на ночном столике и зажечь свечу.

Ее неверный свет меня сначала успокоил. Но следом я увидел, как мал этот огонек в сравнении с окружающей меня тьмой, в которой даже стен не разглядеть, и содрогнулся. И принялся проклинать старый дом за то, что в нем нет электричества. Яркое освещение разогнало бы все страхи. Не то что крошечное, зыбкое пламя свечи.

Мне хотелось проверить, все ли в порядке с братом. Но я боялся открыть дверь, которая вела во мрак, где таились призраки и звучал ужасный, нечеловеческий смех. Оставалось надеяться, что пьяного Сола способно потревожить только землетрясение.

Я жаждал оказаться рядом с ним, даже если бы это его совсем не обрадовало. Однако храбрости перейти коридор не хватало. И я разделся, лег и снова укрылся с головой одеялом.

V

Среди ночи я вдруг проснулся, все в той же мрачной тьме и тишине, и задрожал от страха. Одеяла на мне не было.

Я принялся шарить по сторонам и понял, что оно свалилось на пол. Потянувшись за ним, коснулся холодных досок пола, испуганно отдернул руку. Когда же нащупал его наконец, заметил под дверью свет.

Он тут же и погас, но теперь я не сомневался в том, что видел. Сразу после этого дом содрогнулся, послышался знакомый гул. Кровать подо мной подпрыгнула, и, вновь похолодев с головы до пят, я застучал зубами.

Потом опять увидел свет, услышал шлепанье босых ног по полу и подумал, что это Сол зачем-то вышел из спальни.

Подняться меня заставил не столько приступ храбрости, сколько страх за брата. Я сполз с кровати и медленно, неохотно поплелся к двери.

Так же медленно отворил ее, весь напрягшись, не зная, что откроется моим глазам в коридоре.

Открылась лишь темнота. Я шагнул в нее и настороженно замер, надеясь услышать храп Сола и убедиться в том, что он спокойно спит. И тут нижний коридор внезапно озарился нездешним голубым светом, и я метнулся к лестнице, где вцепился в перила и вновь застыл, пораженный увиденным.

По коридору в сторону гостиной плыло сияющее голубое облако!

Сердце у меня остановилось. За облаком следовал Сол, похожий в этот миг на лунатика, какими их обычно изображают — руки вытянуты вперед, в глазах, устремленных в одну точку, пылает отраженный голубой свет.

Я попытался его окликнуть, но голос мне отказал. Попытался сбежать с лестницы, чтобы вырвать брата из пут кошмарного наваждения, но путь мне преградила стена глубокого мрака, не дававшая ни пройти, ни вздохнуть. Как ни бился я в нее, все было бесполезно. Ужасающая неведомая сила стократ превосходила мои собственные.

А потом меня окатило волной такого мерзкого, едкого запаха, что закружилась голова. Запершило в горле, скрутило желудок. Мрак сделался еще непрогляднее. Он облепил меня подобно жгучей черной грязи и сдавил, окончательно лишив возможности сопротивляться и дышать. Я чувствовал себя горящим заживо и только трясся, всхлипывая, беспомощный как дитя.

И вдруг все кончилось. Мрак рассеялся, я остался стоять у лестницы, мокрый от пота, обессилевший от бесполезной борьбы. Попытался сдвинуться с места, но не смог, вспомнил было о брате, но тут же и забыл. Повернулся к своей комнате, но едва сделал шаг, как ноги подкосились, и я упал. Вздрогнул, ощутив под собой холод пола, и потерял сознание.

Очнулся я в том же коридоре, по-прежнему лежа на полу.

Кое-как приподнялся, сел. Меня колотил озноб, перед глазами все плыло, грудь словно сдавливали тиски. Но я заставил себя встать и побрел, шатаясь, в спальню Сола. В горле мучительно першило, я с трудом сдерживал кашель.

Брат спал, и вид у него был измученный. Хотя, возможно, лицо казалось осунувшимся из-за отросшей темной щетины, поскольку он так и не побрился. Дышал он с трудом, во сне постанывал.

Я тронул его за плечо, но он не шелохнулся. Тогда я позвал его и вздрогнул, услышав собственный голос — слабый и хриплый. Позвал еще раз. Брат недовольно заворчал, открыл один глаз и посмотрел на меня.

— Мне плохо, Сол,— сказал я.— Очень плохо.

Он повернулся ко мне спиной. Я всхлипнул:

— Сол!

И вдруг он резко вскинулся, сжал кулаки. И закричал:

— Убирайся! Оставь меня в покое, не то убью!

Ошеломленный этой внезапной яростью, я отшатнулся. Попятился и встал посреди комнаты, не в силах вымолвить ни слова, глядя в оцепенении, как он неистово мечется в кровати. И слыша, как он с тоской бормочет себе под нос:

— Почему, почему день тянется так долго?..

Тут на меня накатил сильнейший приступ кашля, от которого заломило в груди, и я медленно, согнувшись, как старик, поплелся к себе. Добрел до постели, рухнул на подушки, укрылся одеялом. И затих, чувствуя себя покинутым и беспомощным.

Так, то засыпая, то просыпаясь от острой боли в груди, я пролежал весь день. Сил встать, чтобы поесть или хотя бы попить, не было. Я мог только лежать и плакать. Мысль о жестокости Сола терзала меня не меньше, чем физические страдания. А боль была такова, что во время приступов кашля я рыдал, как ребенок, молотя по кровати кулаками.

И даже тогда я плакал не только от боли. Меня больше не любил мой единственный брат.

Ночь, казалось, наступила скорее, чем когда бы то ни было прежде. Лежа в темноте, в одиночестве, я помолился про себя о том, чтобы с братом не случилось беды.

Потом на какое-то время заснул. И, проснувшись, увидел свет под дверью и услышал пронзительный гул. В тот момент я неожиданно понял, что Сол любит меня по-прежнему. Но его любовь извратил проклятый дом.

Я понял также, что должен сделать. И отчаяние мое сменилось необыкновенной отвагой.

С трудом поднявшись на ноги, я подождал, пока не утихло головокружение и не рассеялся туман перед глазами. Потом надел халат, обулся и вышел из спальни.

Не знаю, как мне это удалось. Стена мрака отступила, должно быть, под напором моей безудержной смелости. Пока я спускался по лестнице, гул и толчки, сотрясавшие дом, как будто сделались слабее. Голубой свет, сиявший внизу, внезапно погас, что-то яростно прогрохотало и смолкло.