Сигрид Унсет - Крест

• Название: Крест
• Автор: Сигрид Унсет
• Жанр: Историческая проза

"Крест" – третья книга трилогии норвежской писательницы Сигрид Унсет "Кристин, дочь Лавранса".Много страданий выпадает на долю Кристин – гордой и прекрасной женщины. С годами приходит к ней мудрость и сила духа, которые помогают ей не только преодолеть горечь обид и потерь, но и поддержать в беде своих уже взрослых детей.

---

– Симон, проснись! – Кристин вновь потрясла его за грудь. – Андрес зовет своего отца… Ты слышишь, это были его первые слова! – Ее лицо сияло улыбкой, но слезы неудержимо лились по щекам.

Сев на постели, Симон несколько раз провел рукой по лицу. Не наговорил ли он чего-нибудь со сна, когда она его разбудила?.. Он взглянул на Кристин, стоявшую у его постели с фонарем в руке.

Тихонько, чтобы не потревожить Рамборг, он выскользнул следом за невесткой. Мучительная тошнота все еще сжимала его сердце. У него было такое чувство, точно что-то лопнуло в груди. Почему его неотступно преследуют эти чудовищные сновидения? Бодрствуя, он всеми силами гонит от себя проклятые мысли. Но стоит ему заснуть, как его, беззащитного и безвольного, обступают видения, которые сам дьявол внушает ему! Даже в тот час, когда она не смыкала глаз у постели его умирающего сына, он предавался своим нечестивым снам…

Шел дождь, и сама Кристин не знала, который теперь час. Она рассказала Симону, что мальчик долго лежал в полудреме и не произносил ни слова. К ночи он забылся спокойным, глубоким сном, тогда она решилась тоже немного отдохнуть и легла рядом с Андресом, прижав мальчика к груди, чтобы услышать, когда он шевельнется. Но потом ее сморил сон…

Мальчик казался совсем крошечным в большой, широкой кровати, но глаза его прояснились и все лицо осветилось улыбкой, когда он увидел отца. Симон присел на ступеньку кровати; но когда он хотел взять сына на руки, Кристин схватила его за рукав:

– Нет, Симон, нельзя! Он весь в поту, а в горнице холодно… – Она потеплее укутала Андреса. – Лучше ложись рядом с ним, я пошлю сюда одну из служанок. А сама пойду в горницу и лягу с Рамборг…

Симон забрался под одеяло. Там, где она лежала, на постели осталось теплое углубление, и подушка еще хранила легкий, нежный запах ее волос. Симон тихонько застонал, потом прижал к себе сына и зарылся лицом в его влажные мягкие волосы. Андрес стал таким тоненьким, что он почти не ощущал его в своих объятиях, но мальчик 6ыл весел и время от времени что-то щебетал.

Потом он просунул маленькую влажную ручку в разрез отцовской рубахи, пошарил там и вытащил ладанку.

– Петушок, – радостно сказал мальчик, – вот он…

В тот день, когда Кристин собралась уезжать, Симон вошел в женскую горницу, где она стояла в дорожной одежде, и протянул ей маленький деревянный ларчик:

– Думается мне, ты будешь рада этому подарку…

В деревянной резьбе Кристин тотчас узнала работу отца. На дне ларчика, завернутая в кожаный лоскуток, лежала маленькая золотая пряжка, украшенная пятью изумрудами. Она сразу узнала и пряжку: когда Лавранс надевал самую нарядную одежду, он всегда прикалывал эту драгоценность к вороту рубахи.

Она поблагодарила Симона и вдруг покраснела. Она вспомнила, что не видела этого украшения с тех самых пор, как вернулась домой из монастыря в Осло.

– Когда отец подарил ее тебе?.. – спросила она и тут же пожалела о своем вопросе.

– Я получил ее в виде прощального подарка, когда мне пришлось однажды уехать из вашей усадьбы…

– Это слишком дорогой подарок, – тихо молвила она, не глядя ему в глаза.

Симон ответил с улыбкой:

– Дай срок – тебе понадобится множество таких драгоценностей, Кристин, когда твоим сыновьям придет время засылать сватов…

Взглянув на него, Кристин ответила:

– Не в том дело, Симон, я просто думала, что подарки, которые достались тебе от него… Ты ведь знаешь: я так люблю тебя, как если бы ты был его родным сыном…

– Вот как? Ты любишь меня… – Тыльной стороной ладони он легко провел по ее щеке и, улыбнувшись странной, еле заметной улыбкой, ответил так, точно говорил с ребенком: – Да, да, Кристин, я давно это понял…

IV

В тот же год, поздней осенью, Симон, сын Андреса, ездил по какому-то делу к своему брату в Дюфрин. Когда он там гостил, к нему явились сваты просить руки его дочери Арньерд.

Симон не дал жениху окончательного ответа и всю дорогу домой предавался сомнениям и раздумьям. Быть может, ему следовало согласиться, и тогда его дочь зажила бы в довольстве и достатке, а он был бы наконец избавлен от вечного страха за ее судьбу. Быть может, Гюрд и Хельга правы – он поступил безрассудно, не ухватившись обеими руками за такое выгодное предложение. Усадьба Эйкен была больше Формо, и Осмюнду принадлежала третья часть ее угодий; ему бы и в голову не пришло сватать для сына такую невесту, как Арньерд, девушку с материнской стороны без роду без племени, если бы Симон не держал в Эйкене в залоге участок земли доходностью в марку. Осмюнду в свое время пришлось занять деньги и у монахинь в Осло и у владельцев Дюфрина, чтобы оплатить пеню, когда Грюнде, сын Осмюнда, во второй раз убил кого-то. Напившись, Грюнде всегда начинал буйствовать. – Но в другое время, – утверждал Гюрд, – он человек справедливый и покладистый и, понятное дело, будет слушаться советов такой рассудительной и доброй женщины, как Арньерд…»

Но Грюнде был всего на несколько лет моложе самого Симона, а Арньерд едва лишь вышла из детского возраста. Однако хозяева Эйкена хотели сыграть свадьбу ближайшей весной…

Симону до сих пор не давало покоя воспоминание – он всегда старался гнать его прочь. Но теперь, когда речь зашла о браке Арньерд, оно, точно назло, непрестанно всплывало в его памяти.

Нерадостным было для него первое утреннее пробуждение в постели рядом с Рамборг. Накануне, когда их отводили в брачную горницу, он был хмелен и весел не больше и не меньше, чем положено жениху, хотя ему все время казалось странным и неприятным видеть Кристин среди подружек невесты… А Эрленд, его новый свояк, был среди тех, кто провожал его к брачному ложу. Но когда, проснувшись поутру, он взглянул на свою спящую жену, у него защемило сердце от боли и жгучего стыда – точно он обидел ребенка… Хотя он понимал, что корит себя понапрасну.

Она с улыбкой открыла в то утро свои большие глаза.

– Теперь ты мой, Симон! – Она забарабанила кулачками по его груди. – Отец мой отныне твой отец, а сестра моя – твоя сестра. – И его бросило в пот от страха, что она почувствует, как затрепетало его сердце при этих ее словах.

Но вообще он всегда держался того мнения, что ему повезло в браке. Жена его происходила из богатого и знатного рода, была в расцвете молодости, хороша собой и добра. Она родила ему дочь и сына, и он был благодарен ей за это, потому что уже испытал, каково жить в богатстве и не иметь наследника, которому ты можешь оставить свое родовое поместье,

А теперь у него двое детей, будущее их обеспечено, и при этом он настолько богат, что может дать хорошее приданое за Арньерд…

Ему очень хотелось бы иметь еще одного сына – пожалуй, он даже не прочь, чтобы в Формо появились еще двое или трое малюток. Но Рамборг только радовалась, что больше не беременеет. Ну что ж, и в этом есть своя хорошая сторона. Потому что Симон не мог не признаться самому себе, что ему живется куда спокойнее, когда Рамборг в хорошем расположении духа. Конечно, он предпочел бы, чтобы у жены его был более ровный характер. Иной раз он сам становился в тупик и не знал, в ладу он с женой или нет. Да и в хозяйстве у них в усадьбе могло бы быть больше порядка. Но как гласит пословица: «Много желать – ничего не видать». Это Симон и твердил себе сейчас, возвращаясь на север в свою усадьбу…

Рамборг намеревалась в ближайшие дни уехать в Крюке и провести там неделю, до самого дня святого Клемента: она очень любила время от времени уезжать из дому…

Впрочем, один лишь бог ведает, как Сигрид перенесет все это на сей раз. Она ждала теперь восьмого ребенка. И когда Симон по пути в Дюфрин навестил сестру, у него упало сердце: такой у нее был изнуренный и больной вид…

Он пожертвовал четыре толстые восковые свечи старинному изображению девы Марии в Эйабю, которое слыло чудотворным, и пообещал ей богатое пожертвование, если Сигрид благополучно перенесет роды. Он и подумать страшился, что станется с Гейрмюндом и детьми, если Сигрид умрет…

Сигрид с Гейрмюндом жили душа в душу. Муж ни разу не сказал ей ни одного сурового слова, рассказывала Сигрид, ни разу не пренебрег ни одним ее желанием. Когда он почувствовал, что она тоскует по ребенку, которого прижила в юности с Яввалдом, сыном Арне, он попросил Симона привезти к ним мальчика, чтобы мать могла повидаться с ним. Но свидание с этим большим избалованным сорванцом не принесло матери ничего, кроме горя и разочарования. С тех пор Сигрид, дочь Андреса, всем сердцем прилепилась к мужу и детям, которых прижила с ним, как страждущий телом и душой грешник прилепляется к исповеднику и святому причастию.

На свой лад Сигрид была теперь совершенно счастлива. И Симон ничуть этому не удивлялся: трудно было сыскать человека добрее Гейрмюнда. У него был голос редкостной красоты, который звучал, точно арфа, даже тогда, когда Гейрмюнд принимался рассказывать, как ему обманом подсунули при продаже лошадь с засекой.