Сигрид Унсет - Крест

• Название: Крест
• Автор: Сигрид Унсет
• Жанр: Историческая проза

"Крест" – третья книга трилогии норвежской писательницы Сигрид Унсет "Кристин, дочь Лавранса".Много страданий выпадает на долю Кристин – гордой и прекрасной женщины. С годами приходит к ней мудрость и сила духа, которые помогают ей не только преодолеть горечь обид и потерь, но и поддержать в беде своих уже взрослых детей.

---

– Погоди-ка, дай я попробую, – сказал отец. Он отбросил за спину складки плаща, поднял лук и небрежно прицелился в полумраке деревьев. Тетива запела, и просвистевшая в воздухе стрела вонзилась в ствол рядом с первой. Эрленд взял еще одну стрелу и снова выстрелил – одна из стрел, сидевших в дереве, с шумом стала падать вниз, путаясь в ветвях; у второй оказался расщеп лен хвост, но жало крепко засело в стволе.

Скюле бросился подбирать стрелы, упавшие в снег, а Ивар продолжал пристально вглядываться в вершину ели.

– Это моя стрела осталась, отец. Весь наконечник ушел в дерево. Хороший выстрел – правда, отец? – И он стал объяснять Гэуте, почему он не попал в белку…

– Ты еще не собираешься в обратный путь, Кристин? Мне пора возвращаться. Завтра мы с Ноккве чем свет уйдем за глухарями.

– Нет, – поспешно ответила Кристин. Она проводит девочек до усадьбы; ей надо поговорить с сестрой…

– Пусть тогда Ивар и Скюле пойдут с матерью, а я останусь с вами. Можно, отец? – попросил Гэуте.

Прощаясь, Эрленд поднял на руки Ульвхильд. Русые локоны девочки выбились из-под капюшона, и она была такая хорошенькая, румяная и свежая, что Эрленд расцеловал ее, прежде чем опустить на землю, а потом повернулся и вместе с Гэуте направился к дому.

Теперь, когда у Эрленда было сколько угодно досуга, он постоянно таскал за собой то одного, то другого из сыновей.

…Ульвхильд взяла тетку за руку, прошла рядом с ней несколько шагов, но потом снова вихрем рванулась вперед и вмиг очутилась между Иваром и Скюле. Что говорить, Ульвхильд – красивый ребенок, но своенравный и необузданный. Будь у них дочь, она тоже ходила бы по пятам за Эрлендом…

В Формо они застали в горнице только Симона с сынишкой. Хозяин сидел на почетном месте, средний за столом, любуясь Андресом, Малыш пол зал на коленях по скамье, играя старыми деревянными гвоздями; он старался поставить их стоймя на шляпки на краю столешницы. Увидев, чем занят ее братец, Ульвхильд даже забыла поздороваться с отцом. В одно мгновение она кинулась к скамье рядом с Андресом, схватила его за шиворот и, стукнув лбом об стол, стала кричать, что это гвозди ее и что ей их подарил отец.

Симон встал, чтобы разнять детей, но неловким движением задел маленькое фаянсовое блюдо, стоявшее у его локтя. Оно упало на пол и разлетелось вдребезги.

Арньерд полезла под стол подбирать черепки. Симон взял черепки у дочери и бросил на них сокрушенный взгляд; «Пожалуй, твоя мать разгневается на меня». Красивое, расписанное цветами блюдо из белого фаянса господин Андрес Дарре привез когда-то из Франции. Симон объяснил Кристин, что после смерти отца блюдо досталось Хельге, но она подарила его Рамборг. Обе женщины считали его большой драгоценностью. Услышав в сенях голос жены, Симон поспешно спрятал ос колки за спину.

Войдя в горницу, Рамборг поздоровалась с сестрой и племянниками. Потом сняла плащ с Ульвхильд, и девочка, подбежав к отцу, стала ластиться к нему.

– Какая ты нарядная, Ульвхильд. Нынче будний день, а на тебе серебряный пояс… – Но Симон не мог обнять девочку, потому что руки у него были заняты.

Ульвхильд громко сказала:

–  Я была в Йорюндгорде у тети Кристин, поэтому матушка нарядила меня…

– Да, твоя мать балует и наряжает тебя, как куклу. Ты так хороша, что тебя в пору поставить украшением в нашей церкви, – улыбаясь, сказал Симон.

Из всех работ по дому Рамборг признавала только одну – шить платья для дочери, – Ульвхильд всегда была разряжена как картинка.

– Отчего ты прячешь руки? – спросила мужа Рамборг.

Симон протянул ей черепки:

– Да вот не знаю, что ты на это скажешь… Рамборг взяла черепки.

– Из-за этого нечего стоять с дурацким видом…

Кристин стало неловко. Симон и вправду выглядел очень глупо, пряча осколки за спиной, как нашаливший ребенок. Но, по ее мнению, Рамборг не следовало так разговаривать с мужем.

– Я думал, станешь сердиться, что твое любимое блюдо разбилось, – сказал муж.

– Ты всегда прикидываешься, будто боишься меня рассердить каким-нибудь пустяком, – возразила Рамборг, Кристин и Симон увидели, что глаза ее полны слез.

– Ты отлично знаешь, Рамборг, что я не прикидываюсь, – сказал Симон. – И не только по пустякам…

– Ничего я не знаю, – ответила жена прежним тоном. – Тебе никогда не приходит в голову говорить со мной о серьезных делах, Симон…

Она круто повернулась и вышла из горницы. Симон постоял, глядя ей вслед. Потом сел, и тогда сынишка подошел к нему и попросился на руки. Посадив Андреса на колени, Симон прижался подбородком к затылку ребенка, но, казалось, не слышал, что он лепечет.

Помолчав, Кристин заметила с легким колебанием в голосе:

– Рамборг уже не дитя, Симон. Вашей старшей дочери минуло семь лет…

– Что ты хочешь сказать? – спросил Симон с горячностью, которая показалась Кристин совсем излишней.

– Ничего худого, но, верно, сестре моей кажется, что ты напрасно обращаешься с ней как с ребенком… Я думаю, она могла бы больше вникать в дела хозяйства и помогать тебе распоряжаться в усадьбе…

– Моя жена распоряжается всем, чем ей угодно, – резко ответил Симон. – Никогда я не потребую от нее, чтобы сна вникала в то, что ей не по душе. Но никогда я не мешал ей распоряжаться в Формо всем, чем ей вздумается. А если тебе чудится другое, значит ты не знаешь…

– Да нет же, нет, – перебила его Кристин. – Мне только думается, ты иной раз забываешь, что Рамборг повзрослела с тех пор, как ты взял ее за себя. Не забудь…

– Не забудь и ты… – Спустив малыша на пол, Симон вскочил с места. – Не забудь, что мы с Рамборг пришли к согласию… а с тобой мы сговориться не могли…

В это мгновение в горницу вернулась Рамборг с пивом для гостей. Симон быстро подошел к жене и обнял ее рукой за плечи:

– Слышишь, Рамборг. Сестра твоя думает, что ты недовольна своей участью… – Он засмеялся.

Рамборг подняла взгляд на сестру; ее большие темные глаза странно блеснули:

– Вот как? Отчего же это? Ведь я, как и ты, получила то, что хотела, Кристин. Уж если мы с тобой, сестра, не будем довольны своей участью, то я, право, не знаю… – Она тоже засмеялась.

Кристин вспыхнула гневным румянцем. Она отказалась от угощения.

– Уже поздно, нам пора домой. – Она оглянулась на сыновей.

– Полно, Кристин! – Симон взял чашу из рук жёны и заставил свояченицу выпить вместе с ним. – Не сердись. Может, я и наговорил тебе лишнего, но нам, родичам, не к лицу ставить друг другу каждое лыко в строку… Садись, отдохни немного и позабудь, если я ненароком обидел тебя… Я устал, – добавил он и, потянувшись, зевнул. Потом спросил, как идут весенние работы в Йорюндгорде. В Формо уже вспахали все поля к северу от дороги, ведущей к усадьбе.

Кристин поспешила проститься так скоро, как это позволяли приличия. Нет, Симону нет нужды ее провожать, сказала она, заметив, что он накинул плащ с капюшоном и взял в руки топорик, – с нею взрослые сыновья. Но Симон заупрямился и даже предложил Рамборг, чтобы она тоже проводила сестру хотя бы между плетнями. Обычно Рамборг всегда отказывалась, но тут вышла и проводила их до самой дороги.

Ночь была темным – темна, и небо усеяли звезды. Ночной мороз пронизан был тепловатым весенним запахом свежеудобренных полей. Во мраке со всех сторон журчала и звенела вода.

Симон и Кристин стали подниматься по дороге к северу, сыновья ее убежали вперед. Она чувствовала, что у ее спутника что-то вертится на языке, но не хотела помочь ему завязать разговор, – она все еще сердилась на него. Она любит своего зятя, но все же есть мера тому, что она может от него выслушать. Какие счеты между родичами… Он ведь должен понимать: как раз потому, что он показал себя таким верным другом в их трудные дни, ей нелегко терпеть его грубость и вспыльчивость – она ведь не вправе дать ему отпор. Кристин вспомнила первую зиму после своего приезда в здешние края: Рамборг послала за нею, потому что Симон тяжело заболел и лежал в горячке, с нарывом в горле. Он по временам страдал этой болезнью. Она тотчас явилась в Формо и пошла к больному, но он не позволил ей не то что осмотреть себя, но даже приблизиться к постели. Он пришел в такую ярость, что Рамборг в полном отчаянии попросила у сестры прощения за то, что понапрасну побеспокоила ее. Симон не лучше обошелся с ней самой, объяснила она сестре, когда заболел в первый раз после того, как они поженились, и она захотела ухаживать за ним. Если у него появлялись нарывы в горле, он скрывался в старом доме, который они прозвали горницей Семунда, и не подпускал к себе никого, кроме отвратительного, грязного, вшивого старика по имени Гюнстейн, который служил в Дюф-рине еще до того, как родился Симон… Выздоровев, Симон явился к свояченице, чтобы объясниться с ней. Он, мол, терпеть не может, когда кто-нибудь видит его во время болезни. Уж очень унизительное это дело для взрослого мужчины. Кристин в сердцах возразила на это, что не может с ним согласиться: она не видит ни греха, ни позора в том, что у человека нарывы в горле.