Франческо Петрарка - Лирика

• Название: Лирика
• Автор: Франческо Петрарка
• Жанр: Поэзия

В настоящий сборник великого итальянского писателя Франческо Петрарки (1304 – 1374) включены сонеты и избранные стихотворения "Книги песен" своеобразного поэтического дневника, посвященного любви поэта к Лауре, и "Автобиографические письма".

---

И злость владык ее слезам подвластна.

Мадонна плакала, меж тем пристрастно

Властитель мой явил мне эти пени:

И скорбь и страсть, не знающие лени,

Меня сразили гневно и злосчастно.

Любовь рисует плачущего чуда

Виденье мне, иль тихими речами

Изгравирует сердце, – вот причуда!

Как адамант, иль с хитрыми ключами

К нему подступит, дабы из-под спуда

Возник тот плач, и я рыдал ночами.

CLVI

Я лицезрел небесную печаль,

Грусть: ангела в единственном явленье.

То сон ли был? Но ангела мне жаль.

Иль облак чар? Но сладко умиленье.

Затмили слезы двух светил хрусталь,

Светлейший солнца. Кротких уст моленье,

Что вал сковать могло б и сдвинуть даль,

Изнемогло, истаяло в томленье.

Все – добродетель, мудрость, нежность, боль

В единую гармонию сомкнулось,

Какой земля не слышала дотоль.

И ближе небо, внемля ей, нагнулось;

И воздух был разнежен ею столь,

Что ни листка в ветвях не шелохнулось.

CLVII

Тот жгучий день, в душе отпечатленный,

Сном явственным он сердцу предстоит.

Чье мастерство его изобразит?

Но мысль лелеет образ незабвенный.

Невинностью и прелестью смиренной

Пленителен красы унылой вид.

Богиня ль то, как смертная, скорбит?

Иль светит в скорби свет богоявленный?

Власы – как злато; брови – как эбен;

Чело – как снег. В звездах очей угрозы

Стрелка, чьим жалом тронутый – блажен.

Уст нежных жемчуг и живые розы

Умильных, горьких жалоб сладкий плен…

Как пламя – вздохи; как алмазы – слезы.

CLVIII

Куда ни брошу безутешный взгляд,

Передо мной художник вездесущий,

Прекрасной дамы образ создающий,

Дабы любовь моя не шла на спад.

Ее черты как будто говорят

О скорби, сердце чистое гнетущей,

И вздох, из глубины души идущий,

И речь живая явственно звучат.

Амур и правда подтвердят со мною,

Что только может быть один ответ

На то, кто всех прекрасней под луною

Что голоса нежнее в мире нет,

Что чище слез, застлавших пеленою

Столь дивный взор, еще не видел свет

СLIХ

Ее творя, какой прообраз вечный

Природа-Мать взяла за образец

В раю Идей? – чтоб знал земли жилец

Премудрой власть и за стезею Млечной.

Ее власы – не Нимфы ль быстротечной

Сеть струйная из золотых колец?

Чистейшее в ней бьется из сердец

И гибну я от той красы сердечной.

В очах богинь игру святых лучей

Постигнет ли мечтательной догадкой

Не видевший живых ее очей?

Целит любовь иль ранит нас украдкой,

Изведал тот, кто сладкий, как ручей,

Знал смех ее, и вздох, и говор сладкий.

CLX

Амур и я – мы оба каждый раз,

Как человек, перед которым диво,

Глядим на ту, что, как никто, красива

И звуком речи восхищает нас.

Сиянью звезд сродни сиянье глаз,

И для меня надежней нет призыва:

Тому, в чьем сердце благородство живо,

Случайные светила не указ.

Как хороша, без преувеличений,

Когда сидит на мураве она,

Цветок средь разноцветья лугового!

Как светел мир, когда порой весенней

Она идет, задумчива, одна,

Плетя венок для золота витого!

CLXI

О шаг бесцельный, о расчет заочный,

О маета, о гордое пыланье,

О сердца дрожь, о властное желанье,

О вы, глаза – источник слезоточный;

О ты, листва, – венчатель правомочный,

Единое двум доблестям признанье;

О сладкий плен, о тяжкое призванье,

Меня вовлекшие в сей круг порочный;

О дивный лик! Не пылких благодушии

Амурова стезя, но слез и страха:

Строптивца там заездят, больно шпоря.

О чистые и любящие души,

Вы – сущие, и вы – добыча праха,

Воззритесь же на эту бездну горя!

CLXII

Блаженные и радостные травы

Ложатся под стопы моей Мадонны,

Прельстительным речам внимают склоны,

Оберегая след благой потравы.

Фиалочки и бледные купавы,

Пускай незрелый лист зеленой кроны

Живому солнцу не чинит препоны,

Ласкающему вас лучами славы.

Округа нежная, река живая,

Лелейте дивный лик и эти очи,

Живого солнца пылкий блеск впивая;

Сколь мысли с вами сладиться охочи!

Отныне и скала окрест любая

Вспылает мне подобно, что есть мочи!

CLXIII

Амур, любовь несчастного пытая,

Ты пагубным ведешь меня путем;

Услышь мольбу в отчаянье моем,

Как ни один другой в душе читая.

Я мучился, сомненья отметая:

С вершины на вершину день за днем

Ты влек меня, не думая о том,

Что не под силу мне стезя крутая.

Я вижу вдалеке манящий свет

И никогда не поверну обратно,

Хотя устал. Беда, что крыльев нет!

Я сердцем чист – и был бы рад стократно

Влачиться за тобой, крылатым, вслед,

Когда бы знал, что это ей приятно.

CLXIV

Земля и небо – в безмятежном сне,

И зверь затих, и отдыхает птица,

И звездная свершает колесница

Объезд ночных владений в вышине,

А я – в слезах, в раздумиях, в огне,

От мук моих бессильный отрешиться,

Единственный, кому сейчас не спится,

Но образ милый – утешенье мне.

Так повелось, что, утоляя жажду,

Из одного источника живого

Нектар с отравой вперемешку пью,

И чтобы впредь страдать, как ныне стражду,

Сто раз убитый в день, рождаюсь снова,

Не видя той, что боль уймет мою.

CLXV

Она ступает мягко на траву

И дружно лепестки цветов душистых,

Лиловых, желтых, алых, серебристых,

Спешат раскрыться, как по волшебству.

Амур, в своем стремленье к торжеству

Берущий в плен не всех, – лишь сердцем чистых,

Струит блаженство из очей лучистых

И я иной услады не зову.

Походке, взору Должное воздав,

Скажу: нельзя и речью не плениться;

Четвертым назову смиренный нрав.

Из этих искр – и из других – родится

Огонь, которым я охвачен, став

Как при дневных лучах ночная птица.

CLXVI

Быть верным бы пещере Аполлона,

Где он пророком стал, – как знать? – для света

Флоренция бы обрела поэта,

Как Мантуя, Арунка и Верона.

Но как не мечет из сухого лона

Моя скала струи, так мне планета

Иная: терн, репей велит мне эта

Кривым серпом жать с каменного склона.

Олива сохнет. Для русла иного

С Парнаса ток течет, а им когда-то

Она жила, ему цвела богато.

Злой рок таков иль за вину расплата

Бесплодье, коль Юпитерово слово

Мне в милость не пошлет дождя благого.

CLXVII

Когда она, глаза полузакрыв,

В единый вздох соединит дыханье

И запоет, небесное звучанье

Придав словам, божественный мотив,

Я слушаю – и новых чувств прилив

Во мне рождает умереть желанье,

И я реку себе: "Когда прощанье

Столь сладко с жизнью, почему я жив?"

Но полные блаженства неземного

Боятся чувства время торопить,

Чтоб не лишиться сладостного плена.

Так дни мои укоротит – и снова

Отмеренную удлиняет нить

Небесная среди Людей сирена.

CLXVHI

Амур приносит радостную весть,

Тревожа сердце мысленным посланьем,

Что скоро сбыться суждено желаньям,

Когда смогу я счастие обресть.

В сомнениях – обманом это счесть

Иль радоваться новым обещаньям,

И верю и не верю предвещавьям:

Ложь? правда ли? – чего в них больше есть?

Тем временем бессильно скрыть зерцало,

Что близится пора – заклятый враг

Его посулам, и моей надежде.

Любовь жива, но юность миновала

Не только для меня, – печальный знак,

Что счастье много призрачней, чем прежде

CLXIX

Лелея мысль, что гонит одиноко

Меня бродить по свету, я грущу

О той, кого мучительно ищу,

Чтобы, увидя, каяться глубоко.

И вот опять она чарует око.

Но как себя от вздохов защищу?

Та, перед кем душою трепещу,

Амуру недруг и со мной жестока.

И все же, если не ошибся я,

То проблеском живого состраданья

Согрет ее холодный, хмурый взгляд.

И тает робость вечная моя,

И я почти решаюсь на признанья,

Но вновь уста предательски молчат.

CLXX

Перед чертами добрыми в долгу,

Я верил столько раз, что я сумею

Смиреньем, речью трепетной моею

Дать бой однажды моему врагу.

Надеялся, что страх превозмогу,

Но всем благим и злым, что я имею,

И светом дней, и смертью связан с нею,

Увижу взор ее – и не могу.

Я говорил, но только мне понятен

Был мой бессвязный лепет – ведь недаром

Амур в немого превратил меня;

Язык любови пламенной невнятен,

И тот, кто скажет, как пылает жаром,

Не знает настоящего огня

CLXXI

В прекрасные убийственные руки