Константин Станюкович - Вокруг света на Коршуне

• Название: Вокруг света на Коршуне
• Автор: Константин Станюкович
• Жанр: История

История юного моряка Ашанина во многом схожа с ранним периодом жизни самого Станюковича. Подобно герою повести, писатель в юности обучался в морском корпусе и был отправлен в кругосветное плавание. Обо всех впечатлениях, приключениях, происходивших во время этого плавания, и рассказывается в повести Константина Станюковича "Вокруг света на "Коршуне".

---

Это и есть танец "уле-уле".

Темнокожая публика разразилась громкими криками восторга.

Вслед затем из публики вышел молодой человек, ведя за руку молодую женщину, и начал тот же танец, но только вдвоем. Но Володе не особенно понравился и первый танец, и он собирался уже выходить, как в числе зрителей первого ряда увидал нескольких корветских офицеров, и в том числе своего любимца - доктора Федора Васильевича, и он подошел к своим.

Вскоре русские офицеры отправились целой гурьбой на набережную, где среди большого темного сада сияло своими освещенными окнами большое здание лучшего отеля в Гонолулу. Высокий горбоносый француз, хозяин гостиницы, один из тех прошедших огонь и воду и перепробовавших всякие профессии авантюристов, которых можно встретить в самых дальних уголках света, любезно приветствуя тороватых моряков, ввел их в большую, ярко освещенную общую залу и просил занять большой стол.

В зале было прохладно. В настежь открытые большие окна врывался чудный аромат от цветника, разбитого в саду. Все шумно стали рассаживаться и заказывать себе блюда. Так как вкусы у моряков были разнообразные, то хозяину-французу пришлось обходить каждого и запоминать, кто чего желает. Расторопные лакеи-канаки в своих белых куртках и шароварах бесшумно выходили, получая приказания хозяина на канацком языке.

В ожидании ужина на столе, по русскому обычаю, появилась закуска: маринованные сельди, анчоусы и сыры и, разумеется, джин, абсент и виски. Все чокались друг с другом, веселые и довольные, что находятся на берегу. Скоро стол был уставлен всевозможными кушаньями, какие только могли дать в гостинице, и множеством бутылок. Пили и шампанское, и кларет, и портвейн, и эль, и портер. Доктор и Володя, сидевшие рядом, потягивали через соломинки "cherry coblar", вкусный прохладительный американский напиток, смесь хереса, ликера и воды с толченым льдом.

За столом становилось шумно. Почти все офицеры и гардемарины с "Коршуна", исключая старшего офицера, ревизора, батюшки и вахтенного, собрались здесь. Менялись впечатлениями, составляли программы экскурсий, делали предположения, куда "Коршун" пойдет с Сандвичевых островов, - этого никто не знал. Затем много разговоров было о том, кто будет назначен начальником эскадры и скоро ли он приедет. Если назначат "беспокойного адмирала", то беда... Он был хорошо всем известен во флоте по своей репутации бешеного человека и отчаянного "разносителя" и вместе с тем превосходного адмирала, знающего, решительного и отважного. Лейтенант Поленов, плававший с этим адмиралом три года, передавал неутешительные сведения о его вспыльчивости, о его "разносах" и требовательности по службе и о его внезапных переводах офицеров с судна на судно даже среди океана. Особенно он школил гардемаринов.

- Небось, он всю эскадру подтянет! - прибавил лейтенант.

- "Коршун" нечего подтягивать... "Коршун" и без адмирала в отличном порядке! - вступился за честь "Коршуна" мичман Лопатин.

- Знаю; но у него, господа, и не ждешь, что ему вдруг не понравится.

Молодежь слушала, несколько смущенная, но старый штурман подбодрил всех, заметив с улыбкой:

- Не так страшен черт, как его малюют. Я знаю Корнева. Тоже плавал с ним.

- Ну и что? - спрашивали со всех сторон.

- Горячка - это верно... Лодырей не любит - это тоже верно; но зато добрейший человек, в сущности... Я, по крайней мере, знаю, что из-за него никто не пострадал.

- Он, верно, на флагманском корвете, который идет сюда, будет плавать? - спросил кто-то.

- Он-то? - и Степан Ильич усмехнулся и прибавил: - Не таковский! Он на всех судах эскадры переплавает, чтобы поближе ознакомиться с судном и с офицерами... Наверное, месяц-другой посидит и на "Коршуне".

Ашанин разговаривал с доктором, мало обращая внимания на толки о "беспокойном адмирале". Он передавал свои впечатления о канаках и каначках, о прелестной прогулке вечером, и они условились на следующее утро съехать вдвоем на целый день: Федор Васильевич был свободен - ни одного больного у него не было в лазарете, и Володя тоже - на якоре, с разрешения капитана, офицеры стояли вахты посуточно. Они сперва осмотрят город, а потом отправятся за город - в знаменитые апельсинные рощи, а потом в живописное ущелье, оканчивающееся обрывом над океаном, откуда вид восхитительный. По крайней мере так говорили местные жители.

Ужин уже приходил к концу, как в залу вошел ревизор и, присевши к столу, заказал себе ужин и велел подать шампанского.

При виде ревизора веселое настроение Ашанина исчезло. Он вдруг сделался мрачный и бросал свирепые взгляды на ревизора.

- Что с вами? - спросил доктор.

- Вы разве не знаете, что сделал со мной этот отвратительный дантист?

- Какой дантист? У нас не один! - улыбнулся Федор Васильевич.

- Первушин.

- Ничего не знаю.

- Вы разве не на катере съехали на берег?

- Нет, на вельботе вместе с капитаном...

- Ну, так слушайте, Федор Васильевич!

И Володя, снова взволнованный при воспоминании об обиде, рассказал, что сделал с ним ревизор.

- Плюньте, Владимир Николаич.

- Нет, я так этого не оставлю, Федор Васильевич. Такого нахала надо проучить: он не в первый раз устраивает мне пакости. Я не обращал прежде внимания, а больше не могу.

- Что же вы хотите делать?

- Я ему при всех скажу, что так порядочные люди не поступают.

- Бросьте. Охота вам поднимать историю. Он пожалуется на вас капитану, скажет, что вы дерзки со старшим... Точно вы не знаете Первушина?

Но возбуждавшийся все более и более Володя не слушал Федора Васильевича и, чувствуя неодолимое желание "оборвать" ревизора, вздрагивавшим голосом крикнул ему через стол:

- Степан Васильевич!

- Что вам угодно, господин Ашанин?

- Мне угодно узнать, отчего вы не подождали меня минутку на катере, несмотря на то что вестовой доложил, что я готов! - вызывающим тоном продолжал Володя, внезапно бледнея.

Наступило общее молчание.

- Я не обязан всех ждать... Вольно вам было опаздывать!

- Одну минуту не могли подождать? Значит, не хотели?

- Хотя бы и не хотел. Это не ваше дело, и я попрошу вас прекратить этот разговор! - проговорил ревизор, возвышая голос.

- Вы не имели права не хотеть. Катер для всех офицеров, не для одного вас...

- Прошу не забываться, господин гардемарин Ашанин. Вы - дерзкий мальчишка!

- А вы - невежа, господин Первушин! - крикнул Володя. - И я знаю, почему вы стараетесь при всяком случае сделать мне неприятность: потому что я вас считаю дантистом... Вы бьете матросов, да еще не имеете доблести делать это открыто и бьете исподтишка...

- Молчать! Как вы смеете так говорить со старшим в чине! - крикнул, зеленея от злости, Первушин.

- Молчите сами! Мы здесь на берегу, а не на корвете! - крикнул в свою очередь и Володя.

Первушин видел со всех сторон несочувственные взгляды, видел, что большинство офицеров на стороне Ашанина, и примолк, усиленно занявшись едой.

- Ну, так и знайте, он теперь на вас рапорт подаст! - тихо заметил доктор.

- Черт с ним, пусть подает!

Старший штурман, Степан Ильич, не терпевший никаких ссор, хотел было примирить поссорившихся и с этой целью уговаривал и ревизора и Володю, но оба они решительно отказались извиниться друг перед другом. Ревизор даже обиделся, что Степан Ильич сделал ему такое унизительное предложение: извиниться перед гардемарином.

- Отлично вы его осадили, Владимир Николаевич, - сочувственно говорил Ашанину мичман Лопатин, когда все офицеры в полночь возвращались на катер.

- Ловко вы задали ему "ассаже"! - одобрял и гардемарин Кошкин, - а то эта скотина слишком много воображает о себе!

На следующее утро, когда доктор с Ашаниным собрались ехать на берег, старший офицер подошел к Ашанину и позвал к себе в каюту.

- Садитесь, - проговорил он, указывая на табуретку.

И когда оба они уселись, Андрей Николаевич, видимо озабоченный и огорченный, проговорил:

- Лейтенант Первушин подал на вас рапорт капитану. Что там у вас вышло?

Ашанин рассказал, как было дело и из-за чего все вышло. Старший офицер внимательно выслушал Володю и заметил:

- Положим, ревизор был неправ, но все-таки вы не должны были так резко говорить с ним, хотя бы и на берегу... Худой мир лучше доброй ссоры, а теперь вот и открытая ссора... и этот рапорт... Признаюсь, это очень неприятно...

- Но я был вызван на ссору, Андрей Николаич. Лейтенант Первушин не в первый раз делает мне неприятности...

- Знаю-с... Он вас не любит... А все-таки... надо, знаете ли, на судне избегать ссор... На берегу поссорились - и разошлись, а здесь никуда не уйдешь друг от друга, и потому следует жить по возможности мирно... Я вам об этом говорил - помните? - еще когда вы поступили на корвет.

- Я помню это, Андрей Николаевич, и никогда ни с кем не затевал ссоры.