Тед Косматка - Слова на букву Н

• Название: Слова на букву Н
• Автор: Тед Косматка
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: ISSN 1680-645X

«Тупиковая ветвь» вновь рискует оказаться в тупике. Социальном.

* * *

Прежде чем заняться литературным трудом, американский писатель Тед Косматка перепробовал много специальностей. Работал сторожем в зоопарке, лаборантом, исследователем-добровольцем (в группе биологов, занятых охраной видов, которым грозит вымирание), ассистентом в знаменитом чикагском Музее естественной истории Филда, театральным актером в Нью-Йорке, рабочим на металлургическом заводе, церковным служкой, маляром, официантом и мойщиком посуды в придорожной забегаловке, преподавателем колледжа. Косматка, по его собственным словам, часто оказывался бездомным («но ни разу - безработным»). В настоящее время Тед Косматка служит в исследовательском отделе одного из предприятий стальной индустрии. В фантастике он дебютировал в 2005 году рассказом «Божий мотор» и с тех пор опубликовал около десятка рассказов.

---

От своей этнической идентичности можно избавиться путем аналогичной осторожной ампутации. Надо лишь посмотреть на лицо своего ребенка, и уже нет нужды гадать, на чьей ты стороне. Ты знаешь.

Я прочла в книге по социологии, что когда кто-то из привилегированного большинства женится или выходит замуж за представителя меньшинства, он приобретает социальный статус той самой группы меньшинства. И я вспомнила, что Вселенная напоминала мне серии концентрических окружностей, и ты видишь одни и те же формы и процессы, куда бы ты ни взглянул. Атомы - маленькие солнечные системы, шоссе - артерии страны, улицы - ее капилляры. И социальная система человечества подчиняется менделевской генетике, с ее доминантами и рецессивами. Этническая принадлежность меньшинства есть доминантный ген, когда она часть гетерозиготной пары.

* * *

В чикагском Музее естественной истории имени Филда много костей неандертальцев.

Их кости отличаются от наших. Причем не только их большие черепа или короткие, мощные конечности. Буквально каждая кость в их теле прочнее, толще, массивнее. Любой позвонок, любая фаланга пальца, любая косточка запястья толще, чем наши. И я иногда гадала, разглядывая эти кости: зачем им понадобились такие скелеты? Все эти кости, мышцы и мозг очень дороги, с точки зрения обмена веществ. Они должны чем-то окупаться, оправдываться. Но какая жизнь вызывает потребность в костях, напоминающих куски арматуры? При какой жизни может понадобиться грудина толщиной в полдюйма?

В эпоху плейстоцена ледники пробили себе путь на юг через Европу, изолировав популяции животных стеной льда. Они или адаптировались к суровым условиям, или вымерли. Со временем стадные животные стали массивными, более термически эффективными, и так началась эпоха плейстоценовой мегафауны. Хищникам тоже пришлось приспосабливаться. Саблезубый тигр, пещерный медведь. Они стали мощными, чтобы валить более крупную добычу. А то, что происходило с животными, происходило и с видом Homo, экспериментом природы, неандертальцем - абсолютным хищником тех регионов.

* * *

Три дня назад, в тот день, когда погиб Дэвид, я проснулась в пустой постели. И обнаружила его возле окна в гостиной. Обнаженный, он смотрел на зимнее небо, а его львиное лицо окутывала тень.

Стоя сзади, я видела треугольник его мощной спины на фоне серого неба. Я знала, что тревожить его сейчас нельзя. Он стал силуэтом на фоне неба и в тот миг стал и чем-то большим, и чем-то меньшим, нежели человек - вроде специально выведенной породы людей, приспособленной к жизни в условиях высокой силы тяжести. Одним из тех, кто выдержит нагрузки, способные раздавить обычного человека.

Он обернулся и посмотрел на меня.

- Сегодня будет метель, - сказал он.

* * *

В день, когда погиб Дэвид, я проснулась в пустой постели. И теперь я гадаю почему.

Возможно, он что-то заподозрил. Но что подняло его в такую рань? Может, приближение того бурана, о котором он говорил?

Знай он, сколь велик риск, мы бы не поехали на собрание - в этом я уверена, потому что он был осторожным человеком. Но я до сих пор гадаю, почему что-то внутри него не заставило приложить ухо к рельсам, ощутить, как дрожит земля, как несется к нам товарняк.

В то утро мы позавтракали. Поехали к няне и оставили у нее сына. Дэвид поцеловал его в щеку и взъерошил ему волосы. Не было ни прощального взгляда, ни ощущения, что они видятся в последний раз. Дэвид поцеловал мальчика, взлохматил его, и мы вышли. Мэри помахала нам на прощание.

До холла мы ехали молча. Поставили машину на переполненной стоянке, игнорируя толпу протестующих на противоположной стороне улицы.

Мы пожали руки другим гостям и прошли к своему столику. Предполагалось, что это будет скромный обед, цивилизованное мероприятие для денежных людей в дорогих костюмах. Дэвид был вторым выступающим.

Когда он поднялся на подиум, выражение его лица изменилось. В этот момент на какую-то секунду он взглянул на собравшихся, и его глаза стали печальными.

Дэвид прикрыл глаза, вновь открыл их и заговорил. Начал он медленно. Он говорил о потоке истории и симметрии природы. О высокомерии невежества и, понизив голос, о страхе.

- А из страха вырастает ненависть, - сказал он, обведя взглядом собравшихся. - Они ненавидят нас, потому что мы другие, - продолжил он, впервые за все время повысив голос. - Так происходило всегда, когда бы вы ни заглянули в историю. И мы всегда должны противостоять этому. Мы никогда не должны уступать насилию. Но у нас есть право бояться, друзья мои. Мы должны быть бдительны, или мы потеряем все, что обрели для наших детей и для детей наших детей.

Я уже слышала эту речь или ее части. Дэвид редко пользовался заметками, предпочитая говорить «из головы», собирая риторическую конструкцию, одновременно деликатную и мудрую. Он говорил еще минут десять и перешел к заключению:

- Они предлагали ограничить наше участие в спортивных состязаниях. Они устранили нас от получения большинства стипендий. Они ограничили нашу учебу в юридических и медицинских школах и участие в программах высшего образования. Это мягкие кандалы, в которые они нас заковали, и мы не можем молча сидеть и позволять подобное.

Толпа взорвалась аплодисментами. Дэвид поднял руки, призывая всех успокоиться, и вернулся на свое место. На подиум выходили и другие ораторы, но никто из них не отличался красноречием Дэвида. Или его силой.

Когда на место вернулся последний оратор, подали обед, и мы принялись за еду. Через час, когда тарелки опустели, мы снова пожали друг другу руки и начали расходиться по машинам. Собрание закончилось.

Мы с Дэвидом не торопились, болтали со старыми друзьями, но через какое-то время и мы оказались в вестибюле. Снаружи, на стоянке, происходили какие-то бурные события. Толпа протестующих выросла. Кто-то упомянул о разбитых машинах. Когда мы выходили на улицу, Том наклонился к уху Дэвида и что-то прошептал.

Все началось с метания яиц. Том повернулся, по его широкой груди стекал яичный белок. Ярости в его глазах хватило, чтобы меня напугать. Дэвид бросился вперед, схватил его за руку. На лицах кое-кого из толпы появилось удивление, потому что даже они не ожидали, что кто-то начнет швырять в нас, чем попало. Я тоже увидела группу молодых людей, сбившихся в кучку возле угла здания с яйцами в руках и с открытыми ртами - и время словно остановилось, потому что события могли повернуть как угодно, - и с неба вдруг упало яйцо, которое оказалось не яйцом, а камнем, и угодило в лицо Саре Митчелл (кровь на ее белой коже была шокирующе красной), и события прорвало, а время метнулось в обратную сторону, и все стало происходить слишком быстро, все одновременно, а не по очереди, как положено событиям. Внезапно пальцы Дэвида клещами стиснули мою руку, приподняв и увлекая обратно к зданию, а я пыталась удержаться на ногах. Кто-то завопил.

- Все назад, внутрь! - крикнул Дэвид. И тут завопила другая женщина, но уже иначе, предупреждающе - и тогда я услышала рев, какого мне никогда не доводилось слышать, а затем новые вопли, теперь уже мужские. Кто-то выскочил из толпы и бросился на Дэвида, тот уклонился настолько быстро, что меня швырнуло в сторону, зато кулак прошел в целом футе от его головы.

- Нет! - заорал Дэвид на того идиота. - Мы этого не хотим.

Тогда придурок снова замахнулся, и на этот раз Дэвид поймал его кулак своей огромной ручищей и рывком приблизил мужчину к себе.

- Мы так не делаем, - прошипел он и швырнул его в толпу.

Дэвид опять схватил Тома за руку, пытаясь направить его обратно к зданию:

- Не будь идиотом, не позволяй себя провоцировать.

Том зарычал, но все же дал себя увести. Кто-то плюнул ему в лицо, и я увидела его мертвые глаза - на него плюнули, но в ответ он ничего не сделал. А Дэвид все тащил нас к безопасности здания, отмахиваясь от проклятий людей, которым мог двумя пальцами свернуть шею. И не отвечал им до самого конца, когда путь ему преградил худой и лысеющий сорокалетний мужчина, поднял пистолет и в упор выстрелил в грудь.

* * *

Грохот был оглушительный.

...и та старая печаль исчезла. Сменившись раскаленной добела яростью и изумлением в широко раскрытых голубых глазах.

Люди пытались разбежаться, но им помешало давление толпы. Дэвид так и стоял, зажатый в толпе, глядя на свою грудь. Мужчина выстрелил еще трижды, прежде чем Дэвид упал.

* * *

- Пепел к пеплу, прах к праху. Прими брата нашего Дэвида в свои теплые объятия.

Священник опустил руки и закрыл Библию. Широкий гроб опустили в могилу. Дело сделано.

Доктор Майклс держал мальчика, пока сестра помогала мне сесть в лимузин.

* * *

Вечером того дня, когда был убит Дэвид, после госпиталя и вопросов полиции я поехала к няне забрать сына. Мэри обняла меня, и мы долго плакали в фойе.