И Гарин - Пророки и поэты

• Название: Пророки и поэты
• Автор: И Гарин
• Жанр: Публицистика

---

У Шекспира ни в одной фразе не обозначается ясно идея, но все они

вызывают тысячи образов; каждая из них есть крайность и начало полного

мимического действия, но нет ни одной, которая бы явилась выражением и

определением частной и ограниченной идеи. Вот разгадка, почему Шекспир

так оригинален и могуч, темен и в то же время обладает творческим

гением выше всех поэтов своей эпохи, да и остальных эпох, почему он

более других злоупотребляет нарушением чистоты языка, почему он

является самым изумительным между анализаторами душ, почему стоит

дальше всех от правильной логики и классического разума, почему

способен вызывать в нас целый мир форм и выводить перед нами живые

личности в их натуральную величину".

"Шекспир обладает воображением обильным и крайним; он щедро

расточает метафоры во всем, что пишет; отвлеченные идеи ежеминутно

превращаются у него в образы, точно ряд картин, проходящий в его

уме... Метафора - не каприз его воли, но форма его мысли. Воображение

работает в нем даже в самом сильном разгаре страсти... Подобное

воображение не может не быть стремительно. Всякая метафора есть

потрясение. Кто невольно и естественно превращает сухую идею в образ,

у того пламенный мозг. Истинные метафоры точно молнии: они озаряют

целую картину своим мгновенным светом. Мне кажется, что никогда ни у

одного европейского народа и ни в какую эпоху не видано было такой

великой страсти".

При всем отличии темпераментов и мировоззрений Шелли был восторженным поклонником Великого Вила и Мильтона - поэтов, мыслителей и духовидцев. Как и Шекспир, он искал свои сюжеты в трудах Плутарха, хрониках Холиншеда и других источниках, способных возбудить интерес. Как и у Шекспира, трагедия Шелли - результат крушения векового порядка, в данном случае краха "блестящих обещаний просветителей".

Даже озабоченность революцией и порывы к облагодетельствованию человечества не воспрепятствовали постижению поэтической мощи двух британских колоссов. Шелли так тщательно штудировал Шекспира, что его произведения просто начинены скрытыми образами, аллегориями, цитатами, мыслями, именами шекспировских героев: Миранда, Имогена, Джульетта, Розалинда, Елена...

Шелли не прошел и мимо шекспировских сонетов, написав в 1814-1818 годах цикл, посвященный еще одной "смуглой даме":

Смотри в мои глаза - смотри и пей

Заветные, сокрытые желанья,

Как отраженное в душе моей

Волшебной красоты твоей сиянье...

Воскрешая шекспировскую традицию, Шелли декларировал отказ от риторства и приукрашения жизни. В предисловии к "Ченчи" он писал:

Трагедия, которую я предлагаю, представляет собой горькую

действительность, здесь я отказываюсь от всякой притязательной позы

человека поучающего и довольствуюсь простым изображением того, что

было, - в красках, заимствованных мною из моего собственного сердца.

Работая над "Ченчи", Шелли следовал "лучшим образцам Софокла и Шекспира", а в Защите поэзии объявлял Шекспира в числе немногих, достойных бессмертия. Вся атмосфера "Ченчи", величие, мрачность, концентрированность действия, страстность, трагическая героика сродни Шекспиру. Но в отличие от шекспировского Шейлока Ченчи - только безжалостный скупец и злодей, напрочь лишенный того света, о котором говорил сам Шелли, прообраз череды беспощадных стяжателей Бальзака, Гюго и Диккенса.

Работая над "Карлом I", Шелли в письме Оллиеру следующим образом характеризовал значение Шекспира:

Я пишу теперь пьесу на сюжет английской истории. В стиле и манере

я стараюсь, насколько мне позволяют мои слабые силы, следовать нашему

величайшему драматическому писателю.

ШЕКСПИРИАНА

(Продолжение)

Во Францию Шекспир в полной мере пришел с изданием Ф. Гизо, оказавшим сильное влияние на французскую культуру. Предисловие Гизо к изданию творений Шекспира стало настоящим манифестом романтизма и героизма. Французские романтики черпали отсюда свои шекспиризмы. Гизо, многие идеи которого совпали с шлегелевскими, противопоставил классицизму - "системе Корнеля и Расина" - романтизированную эстетику Шекспира, лишенную догматизма, рационализма и "реализма", обращенную в грядущее и свободную от диктата внешних обстоятельств.

...человек, находясь во власти событий, не становится их рабом;

если участь его - бессилие, то природа его - свобода. Чувства, идеи,

желания, которые вызывают в нем внешние предметы, исходят только от

него самого; в нем заключена сила независимая и самостоятельная,

которая противостоит власти торжествующей над ним судьбы и отрицает

ее. Таким был создан мир; такою задумал Шекспир трагедию.

Мягкотелости Руссо Гизо противопоставил "могущество человека в борьбе с могуществом рока", обнаруживаемое во многих трагедиях Шекспира. Впрочем, шлегелевская теория "слабоволия" Гамлета имела приверженцев и во Франции. Переводчик Гамлета Проспер де Барант несколько модифицировал идеи Гете и Августа Шлегеля: Гамлет обнаруживает слабость, но это не недостаток пьесы, а основополагающая идея Шекспира.

Гизо считал, что человек представал перед Бардом со всеми качествами, свойственными его природе. Тайна Волшебника из Стратфорда - его двойная способность беспристрастного наблюдателя и интроверта с обостренной чувствительностью к внутреннему миру. Выражая волнения собственной души, Шекспир поднимает человека на высшую ступень познания и одновременно делает искусство неразрывно связанным с нравственной природой. Шекспир - это полнота переживания мира, не огражденная от него фильтрами "разума": вся масса чувствований, весь комплекс видений, самая объективная субъективность. Непосредственное восприятие мира значит больше, чем высокомерная предвзятость рассудка. У Шекспира потому и нет деления на жанры, на низменное и возвышенное, что он принимает все перспективы. У него, как и в жизни, все смешано и все едино. Формальные мелочные правила и законы эстетики Шекспир заменил свободой творческого акта, философией жизни, поэтикой многообразия и единства.

Статья Гизо "Шекспир и его время" была необыкновенно популярна в России, где она стала главным источником сведений о великом поэте. В 60-е годы XIX века в Россию потоком хлынули переводы Гюго, Тэна, Гейне, Августа Шлегеля, Гизо, подхваченные и распространяемые русскими журналами. Большой популярностью пользовался также четырехтомный труд Гервинуса "Шекспир".

Мадам де Сталь внутренним зрением проницательной женщины узрела гуманизм Шекспира не в лакировке человеческого, а в демонстрации амбивалентности человека. Интерес ранних романтиков - мадам де Сталь, Шатобриана, Нодье - во время реставрации превратился в культ, Шекспир стал знаменем литературной и общественной борьбы.

Виктор Гюго и Альфред де Виньи в предисловиях к своим драмам пытались опереться на Шекспира, провозглашая принципы новой драмы, свободной от классических оков. В частности, Гюго ссылался на английского драматурга, утверждая эстетичность уродливого. Шекспир оказал большое (хотя и одностороннее) влияние на французскую романтическую, особенно историческую драматургию.

Для Гете, Стендаля, Бальзака, Пушкина Шекспир стал "явлением человечеству", рыцарем поэзии, "отцом нашим Шекспиром".

То, в чем нужно подражать этому великому человеку, - это способ

изучения мира, в котором мы живем, и искусство давать своим

современникам именно тот жанр трагедии, который им нужен.

Стендаль считал, что Шекспир нарочито снижал свой гений до уровня публики, которая, в противном случае, не поняла бы его. Это был не упрек, а похвала.

В предисловии к "Кромвелю" Гюго заключал: "Мы подошли к поэтической вершине новейших времен. Шекспир - это драма, расплавляющая в своем дыхании гротеск и великое, ужасное и шутовское, трагедию и комедию". Бальзак писал своего "Горио", несущего на себе явный отпечаток "Короля Лира", Ренан "Нового Калибана", чей конфликт с Просперо модернизирован в виде опасного для судеб интеллигенции захвата власти невежественной массой.

Национальные драматургии Европы развивались с оглядкой на Страстного пилигрима. Лессинг и Гердер утверждали, что Германия создает свою национальную драму, идя по его стопам. Лессинг, считавший Шекспира недосягаемым образцом, писал о конгениальности духа Шекспира духу немецкого народа. Гердер высказал мысль о торжестве этического начала в творчестве Шекспира. Тик восторгался мистическим, фантастическим и чудесным в шекспировских драмах, выражавших "романтическую иронию" и "романтический пафос". Клейст видел в Шекспире творца одиноких трагических образов, далеких от реальности и возвышающихся над ней. Новалис считал драмы Шекспира настоящим произведением природы - Карлейль и Зиммель вторили ему.

Немецкая критика этизировала Шекспира и выдвинула доктрину "трагической вины", ведущей к гибели его положительных героев и трансформирующей через Шекспира духовную историю Германии. Фезе писал: "Гамлет - это зеркало, поднесенное Шекспиром немецкому народу в минуты пророческого прозрения". В фундаментальном труде Гервинуса Шекспир представал выразителем подавленности и разочарования шопенгауэровского толка.