Александр Островский - Солженицын. Прощание с мифом

• Название: Солженицын. Прощание с мифом
• Автор: Александр Островский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-98083-023-5

Прослеживая жизненный путь лауреата Нобелевской премии Солженицына, автор книги показывает, что, призывая других жить не по лжи, сам писатель этого принципа никогда не придерживался. С учетом этого совершенно иной характер приобретает как история его первого ареста и пребывания в ГУЛАГе, так и его противоборство с советской системой.

Обращая внимание читателей на это, автор заставляет задуматься не только над диссидентским движением в Советском Союзе 1960–1980 гг. и той борьбе, которая шла тогда в правящих верхах советского общества, но и об истоках той трагедии, которую переживает наша страна.

---

Но «переход» не состоялся. Чем он был вызван? что заставило А. И. Солженицына решиться на такой шаг? почему он оказался неудачным? Все это еще ждет выяснения.

Если исходить из воспоминаний Н. А. Решетовской, в Рязань ее муж вернулся 26 ноября. «Последние дни ноября — пишет она, — Саня дома» (71). 27 ноября здесь он пишет письмо в Секретариат Правления Союза писателей, а затем опять отправляется в столицу (72). «Первого декабря, — читаем мы в воспоминаниях Натальи Алексеевны, — муж едет в Москву. На следующий день звонит: „Огонек“ его условия — печатать „Захара Калиту“ и „Сборник рассказов“ не принял» (73).

2 декабря после того, как стало очевидно, что переход «Хаджи Мурата» не состоялся, А. И. Солженицын появился в редакции журнала «Новый мир» (74). Между ним и А. Т. Твардовским «произошла первая крупная ссора». По словам Н. А. Решетовской, Александр Трифонович «страшно кричал», «дело дошло до оскорблений» (75). Однако сотрудники редакции журнала не желали драматизировать ситуацию и, когда Александр Исаевич сообщил им о своем новом рассказе «Захар Калита», изъявили готовность помочь ему. А. Г. Дементьев, как пишет А. И. Солженицын, разыскал по телефону «„зав. отделом культуры“ „Правды“ видного мракобеса Абалкина» и предложил этот рассказ ему. Н. А. Абалкин согласился посмотреть его. «И тут же, — говорится в «Теленке», — младшего редактора прозы, уже по окончании рабочего времени, погнал собственными ножками отнести пакет с рассказом в „Правду“» (76).

«Весь следующий день, — вспоминает А. И. Солженицын, — мой рассказ шел по „Правде“, возвышаясь от стола к столу», но до типографии так и не дошел. После этого В. Я. Лакшин предложил рассказ «Известиям», его уже набрали, но в самую последнюю минуту набор был рассыпан. К этому времени А. Т. Твардовский остыл, и в начале следующего года рассказ был напечатан в «Новом мире» (77).

Перед тем, как покинуть Москву. А. И. Солженицын «организовал» посылку на имя секретаря ЦК КПСС П. Н. Демичева коллективного письма П. Л. Капицы, К. Г. Паустовского, С. С. Смирнова, К. И. Чуковского и Д. Д. Шостаковича (от 3 декабря 1965 г.), к которому была «приложена копия решения Рязанского горисполкома от 28 мая 1965 г. о выделении трехкомнатной квартиры жене А. И. Солженицына Н. А. Решетовской на семью в 5 человек». В письме отмечалось, что А. И. Солженицын живет в Рязани «в очень плохой квартире в ветхом здании барачного типа», рядом с которым «расположен гараж с десятками постоянно шумящих машин», говорилось в письме и том, что «в настоящее время он приступил к серьезной работе над исторической темой (Россия XVII–XVIII веков)» и что по этой причине «ему необходимо постоянно заниматься в московских архивах и книгохранилищах», подчеркивалось также, что «А. И. Солженицын был тяжело болен и после этой болезни должен находиться под постоянным наблюдением квалифицированных врачей-онкологов» и делалось заключение «Условия здоровья и литературной работы А. И. Солженицына диктуют неотложную необходимость его переезда в Москву» (78).

На хуторе под Тарту

Куда же на этот раз устремился из Москвы «больной» писатель?

«Вечером 2 декабря, — пишет он, — перейдя из „Нового мира“ на городскую квартиру Чуковских, я сбрил бороду и с двумя чемоданами спустился в такси, подогнанное Люшей». А затем — вокзал, и таллинский поезд до Тарту (1). Однако, как явствует из «главного текста» «Теленка», А. И. Солженицын уехал из Москвы не ранее 3 декабря.

В таком случае в Тарту он мог прибыть утром 4-го. «В таллинском поезде среди эстонцев, — вспоминает Александр Исаевич, — я старался молчать… В любимый Тарту я приехал в снежно-инеистое утро… В этот день, оставив чемоданы у Арно Сузи, я много ходил по городу, закупая и закупая продукты себе недели на четыре… На темном рассвете следующего дня Арно отвез меня на такси до Хаавы… Так началось мое Укрывище… Первую зиму я пробыл здесь 65 дней» (2).

5 декабря, в тот самый день, когда А. И. Солженицын появился на хуторе Хаава, в Москве на Пушкинской площади планировалось проведение политического митинга, приуроченного к дню Конституции. Однако попытка открыть его и поднять плакаты с лозунгами сразу же была пресечена, около 20 человек оказались за решеткой (3). Цель митинга заключалась в том, чтобы выразить протест по поводу подготовки судебного процесса над Ю. М. Даниэлем и А. Д. Синявским и в связи с этим привлечь внимание к вопросу о соблюдении государством разрешенных конституцией политических свобод. Одним из инициаторов митинга являлся уже упоминавшийся А. С. Вольпин, видную роль в его организации играл В. К. Буковский, изготовлением плакатов занимался художник Ю. В. Титов (4).

Поскольку подготовка митинга велась открыто, то, находясь в Москве, А. И. Солженицын не мог не знать о ней. Для любого человека, небезразличного к тому, что происходило вокруг него, было интересно, много ли соберется протестантов, с какими лозунгами они выйдут, как поведут себя власти. Между тем буквально за несколько дней до митинга Александр Исаевич исчез из Москвы.

Рассказывая о своем пребывании на хуторе под Тарту, он пишет: «Моя первая зима в Укрывище оборвалась прежде моих намерений, болезненно: недельку мне еще оставалось там добыть,.. как смотрю — по глубокому снегу в полуботинках… бредет бедный 70-летний Арнгольд Юханович ко мне. Телеграмма на их тартусский адрес. Из Рязани: „приезжай немедленно. Ада“. Ясно, что от жены, но почему Ада?.. в этой „Аде“ был какой-то адский намек? там творится какой-то адский разгром?.. Что-то случилось опасное и неотложное, несомненно. Безопасный быт, страстная работа — все бросается в час, сворачивается наспех, уже покоя нет в душе, все равно и не поработаешь, прощайте рукописи незабвенные, может быть, из внешнего мира уже к вам не вернуться… Ночной поезд до Москвы. Оттуда звоню в Рязань, ответ: скорей! скорей! приезжай! Наконец и в Рязани, бритобородый, уже открытый, засвеченный: что же??? А ничего. Ты с осени почти в Рязани не живешь, я все время одна. Просто не могла больше ждать (а полтора года у нас уже все — в разломе и обмороке). И — надо квартиру в Рязани получать, а горсовет молчит» (5).

Если принять хронологию А. И. Солженицына (отъезд из Москвы 2 декабря) и допустить, что на хуторе Хаава он пробыл 65 дней, то покинуть его он должен был 6 февраля 1966 г.

По версии Н. А. Решетовской, в основе которой лежит ее дневник, все было совершенно иначе. Не прошло и трех недель после отъезда мужа, как 22 декабря пришла повестка с приглашением в жилуправление (6). Оказывается, «наглая» просьба «угрожаемого автора» нашла отклик у власть имущих, и ему была предложена новая квартира, правда, не в Москве, а в Рязани.

«Что же делать? — передает охватившие ее сомнения Н. А. Решетовская, — Вызывать мужа? Ведь нужно его личное решение. Но… квартирный вопрос и… „Архипелаг“? Когда я размышляла над этим, Александр Исаевич — о, чудо! — позвонил домой из… Москвы! В ночь на 30 декабря он приехал» (7).

В Рязани Александра Исаевич ждал сюрприз — поздравление от В. С. Лебедева. «Еще с новым 1966 годом он меня поздравил письмом — читаем мы в «Теленке», — и это поразило меня, так как я был на краю ареста (а может, быть, он не знал?). До него дошли слухи, что мы поссорились с Твардовским, и он призывал меня к примирению» (8).

Встретив дома новый 1966 год и посетив жилуправление, А. И. Солженицын снова отправился в Эстонию (9). «Сразу после встречи Нового года, — вспоминала Наталья Алексеевна, — Александр Исаевич уехал. До „берлоги“ были еще Москва, был Ленинград. А значит, были и письма» (10). В Москве он посетил «Новый мир» (11), в Ленинграде 10-го имел встречу с рижессером Театра комедии Н. П. Акимовым (12).

12-го Александр Исаевич вернулся на хутор и снова погрузился в работу над «Архипелагом» (13). 6 февраля он действительно вынужден был прервать ее, но не потому что приехал Арнгольд Сузи, а потому что на хуторе неожиданно появилась Н. А. Решетовская. Она могла снять с плеч мужа все заботы по хозяйству: ходить за продуктами, топить печь, готовить пищу, мыть посуду, поддерживать в доме порядок, а также помогать в работе над книгой. Но, как явствует из ее дневника, Александр Исаевич был «не рад» ее приезду и потребовал, чтобы она немедленно уезжала обратно, что она и вынуждена была сделать, пробыв на хуторе всего «несколько часов» (14).

Почему же А. И. Солженицын повел себя так? Оказывается, у него уже была помощница — дочь Арнгольда Сузи, Хели (15). Из ее воспоминаний мы узнаем, что она приезжала на хутор «в свободные выходные дни», т. е. по воскресеньям, которое приходилось на 12 и 19 декабря, 16, 23, 30 января, 6, 13, 20 февраля, «привозила ему провизию, прибирала в доме» (16). Иногда, она оставалась на ночь, поэтому имела возможность получить полное представление о распорядке дня Александра Исаевича, его образе жизни и работе над книгой.

Он «сам, — пишет Хели, — ходил за молоком к соседской хозяйке и только при самой крайней необходимости за едой в магазин… Свою работу, а вернее всю свою жизнь, Солженицын расписывал на несколько лет вперед. И в этот раз у него был точный план, который нужно было выполнить до отъезда. Его рабочий день продолжался с 8 утра до 9-10 вечера. В крови у него еще осталась лагерная привычка: каждое утро он выскакивал во двор и до пояса обтирался обжигающим снегом… Каждый раз, садясь за стол, он слушал передачи „Би-би-си“, „Голос Америки“ он по-моему меньше жаловал своим вниманием. Такую работу, которую можно было бы успешно выполнить вдвоем (сортирование заметок, проверка сносок и др.) он откладывал иногда до моих приездов к концу недели» (17). И далее: «Обедал Александр Исаевич во время последних известий по радио, чтобы не тратить лишних минут. После обеда час или полтора выходил во двор, рубил дрова, катался на лыжах по берегу реки или просто прогуливался… Только при перевыполнении плана он позволял себе побеседовать подробнее. Читал наизусть стихи, отрывки из своих произведений или просил меня читать немецких поэтов». Занимал он две комнаты, в одной из них работал, «это было „святое место“, „посторонним вход воспрещен“» (18).