Рю Мураками - Меланхолия

• Название: Меланхолия
• Автор: Рю Мураками
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5942789592

Представляя собой размышление об ипостасях желания, наслаждения и страдания, вторая книга трилогии, «Меланхолия», описывает медленный процесс обольщения главным героем, Язаки, японской журналистки Мичико, работающей в Нью-Йорке.

---

Для того чтобы стать человеком действия, не нужно никаких других причин, кроме личных. А сам образ действий не имеет значения.

Он произнес это с таким видом, будто хотел сказать: «Ну ты действительно полная дура или как?» Бар тем временем начал наполняться людьми, становилось шумно. Я почувствовала, как мои уши снова залились краской. Язаки открыто смеялся надо мной.

Ах да? — пролепетала я, и меня бросило в жар. — А вы не думаете, что здесь могут иметь место некоторые причины социального характера? Это просто другое название того же явления.

Он торжествующе засмеялся. Было заметно, как он доволен своим ответом. Я вдруг забыла вопрос, который хотела было ему задать.

На самом деле… — прибавил он, — на самом деле я надеялся провести нечто вроде мистического эксперимента в духе отшельника. Жизнь, что ведут бомжи, как бы это проще выразиться, представляет собой весьма жалкое существование. Трудно, сидя здесь, в этом самом кресле, рассказывать о природе и степени этого убожества. Надежда… Да, несомненно, это потеря всех надежд во всем своем ужасе. Существование по ту сторону отчаяния, страха и этого ужаса, то, что в конце концов приводит к атрофии. В биологическом смысле. Я знал многих, кто потерял способность разговаривать. Нет, дело не в потере речи как таковой, просто эти люди больше никогда не произносили ни слова. Немые — не в том смысле, что они потеряли дар речи, а, как я полагаю, отдалились от самих слов. Живя среди них, вы попадаете, как бы сказать, в некую ауру, которая вас быстро разрушает по мере проникновения. Зародыш разрушения начинает разрастаться в вашем теле, просачивается и бьет ключом, липнет к каждой клеточке, ко всем вашим органам, и при этом, что самое невероятное, вы испытываете ощущение блаженства. Вы следите за моей мыслью? Это нетрудно. Это уже не вопрос психологии. Я не знаю, как правильно это объяснить: все равно что проще потонуть, чем научиться плавать. Тем не менее, среди них находились и те, кто пытался ползать и поднимать голову. И это являлось для всех них замечательным источником энергии. Был такой Саварич, еврей, который пересчитал носом все ступеньки социальной иерархии, стал бомжом, чтобы забыть «Мэрил Линч». Знакомство с ним имело для меня огромное значение…

Послание призрака. Возвращение из ада… Как мне удалось оттуда вырваться? Вот о чем должно было быть это интервью, но человек, сидевший передо мной, оказался совсем другим. С момента нашего знакомства прошел почти час, а Язаки хоть и говорил только про себя, но о себе так ничего и не сказал. Он начал с рассказа об этой актрисе, Рейко, и о том, как она снималась в его фильме, однако ни слова не прозвучало ни лично о нем, ни о Рейко. Следовало, что Рейко лишь исполняла роль японкитеррористки. В своем блокноте я сделала такую запись:

Язаки — человек без лица. «Частный, общественный…» Такие слова употребляют, говоря о парке или зале для собраний. Я плохо понимаю, что кроме этого может выражать отличие.

Язаки, посмотрев на меня, не мог удержаться от улыбки. Я же спрашивала себя, не следует ли прекратить эту беседу? Было бы абсолютно невозможно составить портрет человека при наличии такой скудной информации.

— Наш разговор стал каким-то путаным.

Сожалею. Я не постарался придать стройности своему рассказу.

Это вовсе не так. Напротив, в каком-то смысле в ваших словах можно найти некую высшую логику, — возразила я, почувствовав, как рушатся все мои защитные барьеры, которые пыталась возвести. И то, что я только что ему сказала, было той самой единственной вещью, о которой думала с первого мгновения нашего знакомства.

*****

Хм, логично… — Он кивнул с видом, который мог означать: «Ну вот, вы же всетаки способны говорить о чем-нибудь интересном!» — Я мог бы сосчитать по пальцам людей, которые мне говорили подобные вещи. На самом деле Рейко и Кейко говорили примерно тоже. Простите, что опять вспоминаю о них, но я не смог бы выразиться более абстрактно. Кейко и Рейко были первыми женщинами, с которыми бизнес, наркотики и секс казались единым целым. Только бизнес и только секс или наркотики и бизнес, а может, наркотики и секс — я знавал девушек, сочетавших не более двух этих составляющих. Но только в тех двоих присутствовали все компоненты. Я думаю, что всё, интересующее вас, — это причины, по которым я стал бомжом, и еще… короче, все это неразрывно связано с Кейко и с Рейко.

Мне показалось, что Язаки сказал это, чтобы доставить мне удовольствие. Достаточно было отметить логичность его повествования, чтобы он тотчас же повел себя так, как и требовалось для классического интервью. Догадался, что мои барьеры пали? Или просто обрадовался одобрению и пониманию? Я вам говорил о том, что произошло со мной в самолете на рейсе Нью-Йорк — Феникс. В действительности Кейко была тогда с нами. Это было самое начало моей связи с Рейко. В Нью-Йорк мы прилетели вместе, втроем. Не далее чем через десять дней я бросил Кейко. У меня была мысль задействовать их обеих в музыкальной комедии, которую снимал, и я взял их с собой как раз под этим предлогом. Путешествие оказалось тяжелым. Мне особо не нравится обладать женщиной, полностью мне подчиняющейся, гораздо лучше смотреть, как она сама добивается успехов в мазохизме. Я не могу трахать нескольких одновременно. Дальше, двух комнатный номер в «Плазе» стоит по меньшей мере две тысячи двести долларов плюс плата за проживание — девятнадцать процентов, и вот вам ночь за три штуки баксов. Правда, была необходима именно такая обстановка: в каждой комнате огромная постель, на каждой постели — обнаженная женщина, рояль в гости ной и я, развлекающийся кокаином.

Можно вопрос? Конечно.

Почему ваш интерес переключился с одной на другую? Зачем было уходить к Рейко? Рейко более удобна.

— Удобна? — вырвалось у меня.

Конечно, в каком-то смысле мне было интересно, что же значили обе эти женщины для него, но я даже не собиралась задавать вопросы на эту тему. Я не настолько глупа и не терплю сплетен. Честно признаться, я все больше и больше сомневалась в целесообразности затеянного интервью, а если точнее, мой интерес к нему становился двойственным. Мне было известно, какого рода информацию хотят получить от меня мое пресс-агентство и главные редакторы. Я понимала, каковы их ожидания и какова пропасть между этими ожиданиями и нью-йоркской реальностью. Ни пресса, ни общественное мнение даже представить себе не могут, что такое на самом деле Нью-Йорк, да и Соединенные Штаты вообще. Мои репортажи должны соответствовать ожиданиям большинства, должны быть истолкованы и преподаны так, как их желают толковать и понимать японцы. Они должны полностью удовлетворять и соответствовать их предрассудкам. И не обязательно по отношению только лишь к Штатам, но также и к любой другой стране и в какой угодно области. А невольный вопрос, вырвавшийся у меня, не имел к этому никакого отношения. Как только Язаки сказал, что нашел Рейко более удобной, я тотчас же поняла, что он относился к ней как к вещи или как к комнатной собачке. Услышав это, я испытала нечто вроде симпатии к девушке.

— Да.

Язаки кивнул. Мол, и так ясно, зачем спрашивать? Если я вас правильно поняла, мистер Язаки, — начала я, силясь улыбнуться (в стиле «посмотри-ка на улыбку прогрессивной феминистки»). Я сразу поняла, что такой, как Язаки, прочитает в моей улыбке все, что нужно. — Так если я вас правильно понимаю, мистер Язаки, для вас критерием выбора партнеров является степень их удобства или неудобства? На его лице промелькнуло беспокойство, казалось, он пытался решить, для всех или же не для всех применима такая практика.

Как правило, неудобные вещи быстро надоедают, разве нет? А всякие там влюбленности и прочее — в этом есть что-то нездоровое.

А вы не думаете, что есть вещи возвышенные и абсолютно бесполезные? Например? Спортивный автомобиль. Очень быстрый спортивный автомобиль с идеальными обводами, который постоянно попадает в аварии.

Машины меня не интересуют, и я не выбираю женщину, как выбирал бы машину.

Можете мне сказать, что именно отличало Рейко от Кейко? Так вы об этом собираетесь писать? Вас беспокоит личный характер нашего разговора? Да нет. С чего бы мне беспокоиться, болтая с такой умной и воспитанной женщиной, как вы? Умной. Моя улыбка мигом исчезла. Вроде бы Язаки и не собирался издеваться, но мне показалось наоборот. Он произнес «умной» словно «фригидной». И что удивительно, как только она перестала улыбаться, на его лице обозначилось легкое беспокойство.

Не поймите меня превратно, — спохватился он, — я вовсе не иронизирую, говоря про ваш ум. Мое первое правило: никакой иронии. Терпеть не могу.

Вы не из тех, кого могли бы назвать нигилистом? Не знаю. Я сказал бы так: у меня нет времени на остроумие, смех и иронию. Эти вещи требуют большого досуга.

Досуга? Да, досуга. Человек, у которого есть время на такие вещи, не хлопал бы здесь стакан за стаканом. Причем двойные порции. Да так, что уже невозможно различать вкус. А что до моей частной жизни — мне наплевать, как это будет выглядеть в японской прессе. У меня нет семьи, и мне все равно, что японцы подумают обо мне. Но и Кейко, и Рейко еще живы. И, надо сказать, живут совершенно не такой жизнью, как я. И относятся к своей жизни очень серьезно. За это я и любил их. Кейко и Рейко всегда останутся серьезными, насколько я их знаю. Даже на краю гибели. Я не хотел бы причинять боль тем, кого любил, или тем, кто любил меня.