Рю Мураками - Отель «Раффлз»

• Название: Отель «Раффлз»
• Автор: Рю Мураками
• Издательство: Амфора
• Жанр: Триллер
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00788-6

Главный герой произведения — отель «Раффлз», символ прошлого, которое больше никогда не вернется. На фоне этой центральной фигуры и разворачиваются, переплетаясь, настоящие и воображаемые события.

Обманувшийся в своих надеждах фотограф Кария и молодой искатель приключений Такэо встречают в Сингапуре Моэко — хрупкую и эксцентричную актрису. Герои один за другим выходят на сцену и рассказывают о себе. Их истории перекликаются, возвращаются к своему началу, и мало-помалу перед читателем предстают картины душевных борений и терзаний, что сопровождают отношения двух человек, заблудившихся в лабиринте собственного одиночества.

Это мог бы быть роман о любви и разочаровании, но автор умышленно перетасовывает карты и превращает его в головоломку, которую предлагается разгадать.

---

Мне нравилось, когда он говорил так, и его профиль казался мне более изысканным, чем все огни ночного Манхэттена.

— …На фронте мы были в безопасности. Конечно, существовал риск получить пулю по ошибке, потому что мы носили ту же форму, что и американские солдаты, но если мы попадали в плен, то могли не опасаться казни. Многие даже специально стремились попасть в плен к вьетконговцам, так как это означало единственную возможность запечатлеть на пленку жизнь вражеских солдат. А вот в Камбодже все было по-другому. Многие фотографы и журналисты были казнены «красными кхмерами»… известен случай с Итинодзе… говорят, его расстреляли в Ангкор-Ват. Я ездил раз в Камбоджу и едва не остался там навечно. Я потерял свой батальон и уже думал, что мне пришел конец… Мы попали в заварушку у самой границы. Неподалеку от района Дананг нас окружили кхмеры. Разрывы минометных снарядов ложились все ближе и ближе, и я понял, что это конец. Корреспондент, потерявший своих, обречен… Но только лишь я подумал об этом, стрельба вдруг прекратилась, словно цепочка окружавших нас врагов неожиданно распалась. Я и сейчас не могу сказать, отчего так вышло… а тогда я не стал долго рассуждать и воспользовался затишьем, чтобы улизнуть. Я хотел выйти из зоны боев, и два дня и две ночи продирался сквозь джунгли. Я не страдал от голода, так как у меня был с собой запас еды, но я совсем потерял самообладание, так как постоянно думал о том, что если я попаду в плен к «красным кхмерам», то меня будут пытать и в конце концов расстреляют. Я думал только об одном: бежать. Говорят, что в таком состоянии забываешь об усталости. Но если ты переходишь некий допустимый предел, то все меняется с точностью до наоборот: мысли еще больше усиливают утомление. Я был вымотан до последнего, готов был сдаться, и тут я вышел на поляну, всю заросшую дикими орхидеями. Их корни свешивались с деревьев, словно лианы. Обычно можно увидеть лишь пару-тройку цветков, но там их было огромное количество — цветы покрывали даже заболоченную землю. Такого я больше никогда не видел… иногда мне кажется, что это был сон, но я очень хорошо помню каждый цветок, помню их цвет и запах.

Когда я встретил тебя, ты мне напомнила эти орхидеи… мне показалось, что ты похожа на одну из них.

Сейчас Кария готовит свой «Никон F501», оснащенный устройством для скоростной съемки… Кошмарный тип… интересно, неужели все мужчины такие? Только что он попросил гримершу припорошить мои волосы снегом… эта девица года на два постарше меня, она молода и у нее такое обыкновенное лицо… однако это не мешает ей благоухать духами «Пуазон»… какие у нее развратные губы! Вот застрекотал мотор, и Кария сразу изменился… куда же делся тот человек, который говорил мне, что я похожа на орхидею? Он сказал мне сесть в тень перевернутой лодки, разжег огонь рядом со мной, чтобы иметь возможность сфотографировать меня в его красноватом свете, а не при искусственном освещении… это ничем не отличается от того провонявшего тухлой рыбой фильма — там тоже режиссер велел зажечь огонь вместо софитов… темное море в Канадзава, фейерверк, опрокинутая лодка, огонь… какая дурацкая смесь… Я знала одну девушку, которая очень любила класть клубничное варенье в суп с лапшой… так вот, даже у нее вкус был лучше, чем у этих… ну почему Кария не хочет сказать мне прямо? Если он спал с этой гримершей, отчего ему не сказать мне об этом… мне стало бы лучше. Он бросил ей: «Эй, убери-ка снег с ее волос». По тону его голоса я сразу же почувствовала, что между ними что-то есть, есть что-то общее у мужчины и женщины, которые вместе вытворяли грязные штуки… эй, убери-ка снег с ее волос!., как естественно это у него вышло! В его голосе не было ничего принудительного, он звучал не грубо, но и не слишком нежно… ясно, что так не обращаются к женщине, с которой ты уже пять или шесть лет, так можно говорить только с той, с кем переспал два-три раза… «Будем более естественными, но ситуация действительно сложная, к тому же связь фотографа и гримерши — это довольно-таки пошлая вещь… как же теперь быть? В любом случае на съемках будем вести себя словно ничего не произошло, словно между нами ничего нет, а главное, надо быть поосторожнее с Моэко, у нее нюх на такие вещи, да-да!»

Но тут-то как раз и ошибочка вышла!

Никто не может меня обмануть.

Я даже могу представить, как они были вместе, Кария и эта тщедушная гримерша… должно быть, она окончила какой-нибудь ничтожный провинциальный университет, пару раз переспала с девушками… они даже не погасили свет и сразу сплелись в какой-нибудь отвратительной позе… от такого соития рождается иллюзия близости между мужчиной и женщиной, видимость какого-то странного отношения, где другого воспринимаешь только поверхностью кожи, и чтобы говорить как и раньше, он должен вспомнить ее белый зад вплоть до мельчайших деталей.

— Моэко, улыбнись, — говорит Кария.

Я тотчас же изображаю такую улыбку, что старики, поклонники и местные рыбаки, что окружают нас, одновременно испускают вздох и замолкают. Улыбка моя царит над простором зимнего Японского моря, это вышло у меня на удивление легко.

И мне приходит в голову идея.

Как-то раз, окончив фотосессию на берегу, мы отправились отдохнуть в японский отель неподалеку от горячих источников… казалось, что это заведение блюдет свои традиции уже лет восемьсот… Кария проснулся и захотел выпить охлажденного саке, что оставалось на донышке кувшина. После работы, угощения, любви и легкого сна стаканчик холодного вина прекрасно дополняет эту последовательность, это говорит в пользу Тосимити Кария… но чтобы разбудить его по-настоящему, нужна добрая порция хладнокровия и страха… я тихо подошла к нему с кремом для бритья в левой руке и намазала этим кремом его щеки и шею.

— Вы попали в засаду! Это «Спешл форс»! Не двигайся, не то я перережу тебе горло!

У Кария вид был скорее печальный, чем напуганный… он хотел уйти от меня, бежать, уже несколько месяцев он все объяснял мне, что должен уехать в Сингапур, чтобы отправиться туда, он собирался все бросить… когда он говорил «все», то имелось в виду действительно все: фотография, работа, семья и даже я… казалось, ему хочется поселиться в том приморском городишке, что таится в глубине моей головы, о котором я так много ему рассказывала.

Усталый вид у него.

— Если ты будешь плохо выбрит, то оцарапаешь мне кожу.

— А, гм, хорошо… — произнес он, бросив на меня испуганный взгляд.

«Так жаль, что ты уезжаешь в Сингапур… неужели ничего нельзя поделать, чтобы ты изменил свое решение?» Кария хочет стать кули в сингапурских трущобах, таскать тропические фрукты дурианы, ловить рыбу на затерянных маленьких островках, где живут одни малайцы, как в «Рэмбо-3» заниматься реставрацией католических храмов… слушая его, можно поверить, что только через все это он сможет поселиться у меня в голове.

— Расскажи про орхидеи.

Я стараюсь, чтобы голос мой звучал нежно.

— Да я тебе сто раз рассказывал.

Он говорит так, как я и ожидала, но в таких спорах я всегда оставляю последнее слово за собой… я на миг задумалась о самом что ни на есть печальном и разразилась слезами.

— Я знаю… ты собираешься в Сингапур… это решено? — произнесла я, захлебываясь от рыданий, бросив бритву на тарелку, где лежал разгрызенный крабовый панцирь.

Увидев, что я отняла руку с бритвой, Кария вздохнул с облегчением. Он принимает меня за опасную женщину, которой в любой момент может ударить в голову и сподвигнуть ее на такие детские выходки, как рыдания, крики, разрывание на себе рубашки, и все ради того, чтобы не дать ему вернуться к своим жене и сыну, ждущим его… которую может охватить приступ безумия, отчего последует предложение умереть вместе или попытка задушить его руками или же подушкой.

Он ошибается.

— Ну хорошо, давай расскажу тебе про орхидеи.

Он думает, что проявления моих эмоций столь же спонтанны, как и моя игра на сцене, но это не так, все, что я делаю, я тщательно продумываю.

— Я находился на границе района Дананг, окруженный «красными кхмерами». В отличие от вьетнамской кампании, в Камбодже захваченных в плен иностранных журналистов казнили, так что я волновался гораздо сильнее, чем на вьетнамском фронте… потом начался минометный обстрел, и я подумал, что моя песенка спета… в ту же минуту — я так и не могу понять, отчего это произошло, — кхмеры разомкнули кольцо окружения, и мне удалось выскользнуть… я потерял свой батальон и два дня и две ночи бродил по джунглям.

Я всегда слушаю одну и ту же историю, ничем не отличающуюся от историй, что рассказывают чтецы, благодаря ей нам удается преодолеть критические ситуации, Кария рассказывает медленно, с выражением отвращения, не глядя на меня… он играет очень бедно, без излишеств.

— И вдруг я оказался на поляне, заросшей дикими орхидеями. Теперь мне иногда кажется, что это была галлюцинация, но, как бы то ни было, я увидел настоящий ковер из огромных орхидей.