Ёсида Кэнко-Хоси - Записки от скуки

• Название: Записки от скуки
• Автор: Ёсида Кэнко-Хоси
• Жанр: Публицистика

"Записки от скуки" Кэнко-хоси, наряду с такими шедеврами японской классической прозы, как "Записки у изголовья" Сэй Сенагон и "Записки из кельи" Камо-но Темэя, являются одной из жемчужин жанра дзуйхицу, что в буквальном переводе значит "вслед за кистью". Записывать все, что приходит на ум, попадает на глаза, повинуясь одному лишь движению души, – будь то воспоминание или неожиданная мысль, бытовая сценка или раздумье о жизни, о людях – это и есть дзуйхицу. "Записки от скуки" – это нанизанные одна на другую, перекликающиеся, резонирующие, но не посягающие на свободу друг друга мысли о человеке, его истинной природе. Бесцельность – их цель, красота – их замысел, – не наставлять, а освещать вспышками разума мрак жизни и потаенную красоту человека.

---

Разговаривать с неприязненной миной тоже нехорошо. Если тебе что-то не по душе, сейчас же скажи почему.

Совсем другое дело, когда к тебе придет человек, с которым приятно посидеть. «Ну, еще немножко. Сегодня не будем торопиться»,- говоришь ему, когда он начинает скучать. Каждый может иметь голубые глаза Юань Цзе. Очень хорошо, если к тебе без особого дела зайдет приятель, спокойно обо всем переговорит и уйдет.

И еще приятно бывает получить письмо, где всего-то и написано, что: «Давно вы не давали о себе знать…»

CLXVI

Пока человек, покрывающий ракушки, пропускает те, что у него под рукой, и, оглядывая остальные, снует глазами от рукавов к коленям соперника, ракушки, лежащие подле него, покрывает другой. Хороший игрок вроде бы и не особенно тщится достать ракушки противника: кажется, будто он покрывает лишь ближние, и тем не менее он покрывает много.

Когда, расставив фишки по углам доски для игры в го, ты делаешь ход, то не достигнешь цели, если при этом видишь только дальние фишки соперника. А если, хорошо посмотрев перед собой, ты сразу сделаешь ход в ближний «глаз мудреца», то обязательно настигнешь фишки противника.

В любом деле нельзя ничего добиваться, обратясь вовне себя.

Надлежит правильно делать то, что тебе ближе всего. Как говорил Цин Сяныун, «творя благо, не спрашивай о грядущем воздаянии». Не таков ли и путь управления миром? Если ты небрежен к владениям, легкомыслен, своенравен и нерассудителен, то дальние провинции непременно взбунтуются, и тогда ты впервые обратишься за советом. Получится вроде того, как сказано в медицинском сочинении: «Глуп тот, кто простудился и, лежа в сыром месте, молится об исцелении от недуга».

Когда же следуешь правильному Пути, устраняя страдания ближних и даруя милость, то невозможно предвидеть, сколь далеко распространится от этого благотворное влияние. Хотя, выступив в поход против саньямяо, Юй и заставил их покориться, он не добился того успеха, который имел, когда, повернув войско назад, стал распространять добродетель.

CLXVII

Когда человек молод, горячая кровь переполняет его тело, сердце легко поддается любому влиянию, и в нем кипят страсти. За него боязно: он может легко расшибиться и этим напоминает драгоценный камень, который пустили катиться.

Юноша любит великолепие, проматывает богатство, потом облачается в отшельничьи одеяния из мха; в приливе душевной отваги он задирист с людьми, стыдлив и завистлив, его привязанности день ото дня меняются. Отдаваясь весь без остатка любви, переполненный чувствами, он совершает решительные поступки и, желая видеть примером для себя тех кто губит плоть свою, коей предопределено столетие, расстается с жизнью. Он совершенно не заботится о долгой жизни. Всей душой он отдается своим влечениям, и это для многих поколений становится темой разговоров.

Совершать ошибки – это особенность молодого возраста. Пожилой человек усмиряет желания, для него все просто, и он становится равнодушным, и ничем его не растрогать. Когда сердце само по себе успокоится, деяний идущих во вред себе, не совершишь. Спасая плоть, ты ни о чем не горюешь и тем лишь озабочен, чтобы не тревожили тебя другие,

В старости человек мудрее, чем в юном возрасте, подобно тому как в юности он совершеннее телом.

CLXVIII

Все, что касается личности Оно-но Комати, крайне неопределенно.

Какой она была в пору своего заката, можно увидеть из сочинения под названием «Ювелирная». Существует мнение, что эту книгу написал Киёюки, однако она вошла в перечень творений Коя-но-дайси. Дайси скончался в начале годов Дзёва. Расцвет же Комати относится как будто к более позднему времени. Еще одна неясность.

CLXIX

Говорят, что если с собакой, великолепной в охоте на мелкую дичь, пойти на крупную, она станет плохо брать мелкую. Вообще оставить малое во имя большого – принцип поистине правильный.

Среди великого множества человеческих занятий ни одно не заключает в себе смысла более глубокого, чем наслаждение Учением. Это воистину великое дело. Так разве не бросит какое угодно занятие тот человек, который, однажды услышав об Учении, вознамерился постигнуть его? Сможет ли он заняться чем-либо еще? Возможно ли, чтобы человек, каким бы глупым он ни был, в душе своей был хуже пусть даже самой умной собаки?

CLXX

Много есть в мире непонятного. Непонятны, например, причины, по которым находят интерес в том, чтобы по любому поводу выставлять сакэ и принуждать напиваться им.

Лицо пьющего совершенно невыносимо: он страдальчески морщит брови, пытается исподтишка выплеснуть сакэ, норовит сбежать, но его хватают, удерживают, не в меру напаивают – и тогда даже сдержанный человек вдруг делается сумасшедшим и выглядит дураком, а совершенно здоровый на глазах превращается в тяжело больного и падает, ничего не соображая.

Так праздничный день делается отвратительным. У человека до рассвета болит голова, он ничего не ест, лежит, стеная; о вчерашнем ничего не помнит, как будто это было в другом перерождении. Он пренебрегает важнейшими делами – служебными и личными,- и это обращается ему во вред.

Навлекать такое на человека значит не иметь в душе сострадания и нарушать правила вежливости. Разве же не станет тот, кто столкнется с этакой напастью, думать о ней с горечью и негодованием? Скажи нам, что подобный обычай существует в другой стране, мы должны были бы найти его странным и непостижимым, когда б он не был принят у нас.

Тут больно смотреть даже постороннему человеку. Ведь даже люди, кажущиеся разумными, имеющие благородный вид, выпив, без видимой причины заливаются смехом и шумят, бывают многословны, не обращают внимания на то, что шляпа сбита набок, шнурки на платье развязаны, колени высоко задраны и оголены; в неряшливости своей они и сами на себя не похожи. А женщины откидывают со лба свалившиеся пряди волос, запрокинув бесстыжие лица, оглушительно хохочут, хватают других за руки, держащие бокалы с вином. Презренные типы берут закуску, суют ее другим в рот, жрут сами – это отвратительно.

Омерзительны и те, кто с удовольствием наблюдает, как пьяные что есть мочи голосят, как каждый из них поет и пляшет, а старые монахи, что приглашены на попойку, оголив свои черные грязные тела, безобразно извиваются в танце.

Иные же заставляют своих соседей выслушивать хвастли-" вые россказни о собственном величии; иные, упившись, плачут; чернь переругивается и ссорится – это гадко и страшно.

Здесь творится лишь постыдное и достойное сожаления. А под конец, хватив лишнего, люди сваливаются с обрывов, падают с коней и повозок, ушибаются. Когда же ехать не на чем, то бредут по дороге, шатаясь из стороны в сторону, потом упираются в земляной вал или подворотню и изрыга-ют невыразимое; старые монахи с шарфами через плечо, вцепившись в плечо послушника, бредут, пошатываясь и бормоча нечто невнятное,- смотреть на них невозможно.

Ну, будь это занятие таким, которое бы в этой или будущей жизни приносило какую-то пользу, тогда бы делать нечего. Но в этом мире из-за него совершают множество ошибок, лишаются богатства, навлекают на себя болезни. Хотя сакэ и называют главным из ста лекарств, все недуги проистекают от него. Хотя и говорят, что из-за него ты забываешь свое горе, но именно пьяный, вспоминая даже прошлое горе, плачет. Если говорить о будущей жизни, то из-за сакэ человек лишается разума, оно, как пламя, сжигает корень добра, увеличивает зло и, ломая всяческие заповеди, повергает человека в преисподнюю. Ведь проповедовал же Будда, что «тот, кто взяв вино, поит другого человека, в течение пятисот перерождений родится безруким существом».

Но несмотря на то что мы считаем вино таким противным, бывают случаи, когда и самим нам трудно от него отказаться. В лунную ли ночь, или снежным утром, или же при распустившихся цветах сакуры, безмятежно разговаривая, достать бокалы – занятие, усугубляющее всякое удовольствие. Если в тот день, когда тебя одолевает скука, к тебе неожиданно приходит друг, то приятно бывает и пирушку устроить.

Очень хорошо, когда в доме, где вы чувствуете себя не совсем удобно, какое-то прелестное существо протягивает вам из-за бамбуковой шторы фрукты и вино. Зимою бывает очаровательно где-нибудь в тесном помещении подогреть на огне сакэ и наедине с задушевными друзьями пить его вволю. А во время путешествия на стоянке где-нибудь в глухих горах неплохо выпить прямо на дерне, говоря: «А что у нас на закуску?» Очень хорошо также выпить для восстановления сил тяжелобольному. Особенно приятно, когда знатный человек обращается к себе: «Ну еще по одной: этого мало!» А еще приятно, когда человек, с которым хочешь сблизиться,- любитель выпить и близко с тобою сходится.

Что ни говори, а пьяница – человек интересный и безгрешный. Когда в комнате, где он спит утром, утомленный попойкой, появляется хозяин, он теряется и с заспанным лицом, с жидким узлом волос на макушке, не успев ничего надеть на себя, бросается наутек, схватив одежду в охапку и волоча ее за собой. Сзади его фигура с задранным подолом, его тощие волосатые ноги забавны и удивительно вяжутся со всей обстановкой.