Аркадий Львов - Двор. Книга 1

• Название: Двор. Книга 1
• Автор: Аркадий Львов
• Издательство: Захаров
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0271-3

Довоенная Одесса…

Редко можно встретить такое точное описание столкновений простого советского человека — не интеллектуала, не аристократа, не буржуа и не инакомыслящего — со скрытым террором и повседневным страхом. Бывшие партизаны и бывшие мелкие торговцы, евреи и православные, оппортунисты и «крикуны», герои и приспособленцы, стукачи и партаппаратчики перемешаны друг с другом в этом закрытом мирке и являют собой в миниатюре символ всей страны. Они вредят другим и себе, они обнимаются, целуются и много плачут; они подтверждают расхожее мнение, что советское общество состояло из людей, которые его вполне достойны, и что существует своеобразное соглашение между человеком, сформированным коммунистической системой, и самой системой.

---

Ося сам догадался, что это было после расстрела на Потемкинской лестнице, который показывали в кино. Иона Овсеич сказал, правильно, но добавил, что именно на лестнице расстрела не было, это придумал режиссер Сергей Эйзенштейн в своей картине «Броненосец Потемкин», а расстреливали у Канавы и, особенно, возле Пересыпского моста. Погибло очень много людей, главным образом, из числа люмпен-пролетариев, которые были малосознательны и неорганизованны: они разбивали пакгаузы, выкатывали оттуда бочки с вином, выламывали днища и окунались прямо с головой. Десятки и сотни, пьяные до полной потери сознания, утонули в этих бочках, а казаки и жандармы не только не старались помочь им, а, наоборот, стреляли в спину. Это было самое убедительное доказательство, как царь и буржуазия заинтересованы спаивать народ, чтобы легче было расправиться. Повсюду полыхало море огня, в те дни сгорела знаменитая эстакада, которая тянулась через весь порт.

— Ну, сын, — торжественно обратился Ефим, — теперь ты получил ясное представление, какой у нас дядя Дегтярь!

— Да, — весело прищурился Иона Овсеич, — дядя Дегтярь у нас совсем особенный: пять пальцев на руке, пять — на ноге, два уха, два глаза и всего один нос, как ни у кого другого на свете.

Ося засмеялся, Иона Овсеич потрепал его по щеке и тяжело вздохнул: в двадцать первом году у них с Полиной Исаевной тоже было два мальчика, близнецы, оба умерли от голода.

Чтобы не опоздать на смену, Ефим вышел в полшестого, ворота были еще закрыты, и он хорошо ударил три раза кулаком в окно дворницкой. Тетя Настя выскочила в одной рубахе, босиком, назвала пархатым жидом, но так, чтобы Граник не услышал, а вслух пожелала трясучки на всю жизнь, сколько ему осталось жить.

— Лахудра, — спокойно ответил Ефим, — смотри, у меня полные карманы золотой краски, сделай контрольный вес.

Тетя Настя пошла отпирать ворота и сказала, пусть подавится своей краской, а ей нема до него дела.

— Стерва, — сделал пальцем Ефим, — ты у меня поговори, я тебя в двадцать четыре часа из Одессы по этапу!

Тетя Настя схватилась за живот, так ее разобрал смех, и дала обещание поставить в известность товарища Дегтяря: нехай тоже посмеется.

— Сексота! — захохотал Ефим, — Я на тебя положил дом и дачу и хер в придачу! За меня весь рабочий коллектив завода Октябрьской революции!

Разговор с Орловой, который Иона Овсеич уже откладывал, пришлось отложить еще раз: из-за Котляров. Иосиф, хотя сначала спокойно смотрел, как Аня ходит учить математику к Полине Исаевне, вдруг заартачился: оказалось, раз или два жена не приготовила ему обед, а на ужин дала кусок колбасы и вчерашний хлеб. Аня прибежала вся в слезах, она услышала от мужа такие слова, что язык не поворачивается повторить, и просила защиты.

— Иосиф, — удивился Иона Овсеич, — можно подумать, ты приехал из Средней Азии, а твой папа — бай.

Иосиф ответил, что он не байский сын, Среднюю Азию видел только в кино, но ему не надо, чтобы собственная жена, вместо того, чтобы сварить обед для мужа, делала уроки по арифметике.

— О, — поймал его на слове Иона Овсеич, — это и есть феодальные пережитки в сознании: раз мужу не надо, значит, и жене не надо!

— Нет, — ударил кулаком по столу Иосиф, — два хозяина в одном доме не может быть! Пусть она сидит десять часов в день возле штампа на заводе Ленина, а я буду варить мясо и борщ.

Пусть сам кушает свою бурду, крикнула Аня, она даже не прикоснется.

— Иди домой, — приказал Иосиф, — или будет хуже. Говорю тебе: будет хуже.

— Котляр, — улыбнулся Иона Овсеич, — хуже не будет и давай не пугать. Женщина в СССР имеет право на экономическую и духовную независимость, и это право ей гарантирует Сталинская Конституция.

— Овсеич, — повысил тон Иосиф Котляр, — я тебе не Фима Граник. И не бикса Орлова. С ней ты вышел сухим из воды, с другим придется харкать кровью.

— Иосиф Котляр, — вежливо ответил Дегтярь, — человеку, который явился ко мне в дом с угрозами, я могу сказать: вот дверь, прошу удалиться.

— Ты меня выгоняешь? — побледнел Иосиф.

— Гражданин Котляр, — Иона Овсеич подался вперед, — я никого не выгоняю — я прошу удалиться.

— А я, — опять хлопнул по столу Иосиф, — прошу тебя не вмешиваться в мои семейные дела!

Иона Овсеич в третий раз попросил удалиться, но перед этим со всей ясностью подчеркнул, что право каждого гражданина СССР на образование — это не вмешательство в семейную жизнь, а важнейшее завоевание социализма.

— Овсеич, — Иосиф сжал свой волосатый кулак и поднес хозяину прямо под нос, — не твое собачье дело учить меня! Ты хочешь, чтоб моя жена ходила в техникум, — сам вари мне обед. Закон дает мне право каждый день кушать горячий обед.

— А мне, — Иона Овсеич встал, снял трубку телефона, — закон дает право вызвать кого надо, чтобы обуздать зарвавшегося хозяйчика и собственника!

Аня сидела неподвижная, как кукла, Полина Исаевна подошла к мужу, хотела вырвать трубку, но Иосиф остановил:

— Не надо. Слава богу, У меня есть одна нога — могу сам уйти.

Иона Овсеич повесил трубку, открыл дверь и напомнил Ане: сегодня урок в двадцать один тридцать, просим без опоздания.

Полина Исаевна сделала мужу знак рукой: зачем лишний раз дразнить человека!

— Полина, — притопнул Иона Овсеич, — не учи ученого!

Медицинские курсы, на которые собиралась поступать Аня, дали извещение, что, кроме указанных ранее, назначаются дополнительные экзамены по Конституции СССР и зоологии. Это была полная неожиданность, Аня ударилась в панику и твердила, что теперь она обязательно провалится и нет никакого выхода. Не надо путать, сказал Иона Овсеич, одно дело, когда выхода на самом деле нет, другое — когда ты его не видишь.

В данном случае, к счастью, имело место второе: Аня просто не видела выхода, как домашняя раба, которая приросла каждой клеточкой сознания к своей кухне и не представляла себе, что жизнь можно строить по-другому.

— Вы хотите, чтобы я абсолютно перестала вести хозяйство? — испугалась Аня.

— Поставим вопрос иначе, — сказал Иона Овсеич. — Что для тебя сегодня главнее: с утра до вечера куховарить для мужа или получить медицинское образование? Если первое, тогда живи, как до сих пор, а если второе — тогда бросай свои горшки и удели все время науке.

Ой, Аня схватилась за виски, Иосиф подаст на развод!

— Дурочка, — засмеялась Полина Исаевна, — он будет еще сильнее любить тебя. Когда жена целый день на кухне, он считает, что так и надо, а когда она отрывает золотое время от учебы, он скажет спасибо за полтарелки супа.

Насчет дополнительных экзаменов по Конституции СССР и зоологии Иосиф был возмущен больше всех и первым делом поинтересовался, где жена возьмет время, чтобы хорошо подготовиться. Аня сказала, что у нее сохнут мозги от этих мыслей, придется выкраивать за счет сна.

Нет, категорически возразил Иосиф, пусть выкраивает откуда хочет, но только не за счет сна: когда человек недосыпает, у него расстраивается нервная система, а скандалов в доме, спасибо Дегтярнику, хватает без того.

В субботу, хотя Полина Исаевна планировала поход в кино на картину «Если завтра война», Иона Овсеич отменил: пора было зайти к Орловой, и так сильно затянул. Ляля в первый миг немножко смутилась, но Иона Овсеич сразу заговорил про табачную фабрику, где были свои затруднения с сырьем, гильзами и упаковочным материалом, потом перешли к взаимоотношениям Ляли с производственным коллективом, и оказалось, что в этой плоскости у нее все на пять с плюсом.

— Ну, — Иона Овсеич заглянул прямо в глаза, — так имел право человек в таких условиях устраивать инсценировку с покушением?

Ляля закрыла лицо руками и просила Иону Овсеича не возвращаться к этой теме, так ей больно и стыдно. Нет, стоял на своем гость, политика страуса — это гнилая политика, и надо все позорное выставить на дневной свет.

— Чтоб я так была здорова, — поклялась Ляля, — повторения не будет.

— То, что ты устроила, — сказал Дегтярь, — это жалкий театр. В гражданскую войну мы сознательно шли на смерть ради блага всего народа и принимали эту смерть с высоко поднятой головой, а мещанин всегда норовил напугать большевичков каким-нибудь фарсом самоубийства. Я тебе больше скажу: если человек хочет покончить с собой, это — девяносто девять из ста! — мы сами должны были пустить его в расход.

Ляля ответила, что она никого не хотела напугать: просто у нее было полное отчаяние, и она больше не могла жить.

— Да, — подхватил Иона Овсеич, — но, пока тебя не трахнули по голове, ты спокойно была с посторонними мужчинами за деньги!

Ляля заплакала, Иона Овсеич подвинул свой стул вплотную, взял ее за руку и предложил, чтобы она потрогала, какая у него сейчас аритмия в сердце. Ляля потрогала через одежду, Иона Овсеич сказал, что так она ничего не почувствует, расстегнул воротник и засунул ее пальцы под тельник. Потом, для сравнения, положил свою руку Ляле под грудь, прижал поплотнее и сказал, что с ее сердцем можно бежать на марафонскую дистанцию. Да, подтвердила Ляля, и засмеялась, как дурочка.