Кир Булычев - Перевал

• Название: Перевал
• Автор: Кир Булычев
• Жанр: Научная Фантастика

Звездолет землян потерпел катастрофу на далекой планете. Выжившие ушли, спасаясь от радиации. Попытки вернуться одна за другой терпят неудачу. Еще одну экспедицию предпринимают дети астронавтов. Для них планета стала родным домом, но мечта о Земле не угасает.

Эта повесть впоследствии стала первой частью романа «Поселок»

fantlab.ru © elent

---

— Может, — сказал Олег. — Это мы.

— Не может, — ответил Старик. — Но для младенца достаточно пяти лет, для группы, даже если она не вымрет, потребуется два-три поколения. Для племени — несколько поколений… для народа, — может быть, века. Но процесс необратим. Он проверен историей. Возьмем австралийских аборигенов…

Вошла мать Олега. Она была причесана, надела выстиранную юбку.

— Я посижу с вами, — сказала она.

— Посиди, Ирочка, — сказал Старик. — Мы беседуем о социальном регрессе.

— Я уж слыхала. Ты рассуждаешь, через сколько времени мы начнем ходить на четвереньках? Так я тебе отвечу — раньше мы все передохнем. И слава богу. Надоело.

— А ему не надоело, — сказал Старик. — И моим близнецам не надоело.

— Из-за него и живу, — сказала мать. — А вы его посылаете на верную смерть.

— Если встать на твою точку зрения, Ира, — ответил Старый, — то здесь смертью грозит каждый день. Здесь лес — смерть, зима — смерть. Наводнение — смерть, ураган — смерть, укус шмеля — смерть. И откуда смерть выползет, какое она примет обличье, мы не знаем.

— Смерть выползает, когда хочет, и забирает, кого пожелает, — сказала мать. — Одного за другим.

— Нас больше, чем пять лет назад. Главная проблема — не физическое выживание, а моральное.

— Нас меньше! Нас с тобой меньше! Ты понимаешь, нас совсем не осталось! Что эти щенки могут без нас?

— Можем, — сказал Олег. — Ты в лес одна пошла бы?

— Лучше повеситься. Я порой на улицу боюсь выходить.

— А я хоть сейчас пойду. И вернусь. С добычей.

— То-то сегодня Дика с Марьяшкой еле спасли.

— Это случайность. Ты же знаешь, что шакалы стаями не ходят.

— Ничего не знаю! Пошли все-таки стаей или нет? Пошли?

— Пошли.

— Значит, ходят…

Олег не стал больше возражать. Мать тоже замолчала. Старый вздохнул, дождался паузы и продолжал свой монолог:

— Я почему-то сегодня вспомнил одну историю. Тысячу лет не вспоминал, а сегодня вспомнил. Случилось это в 1530 году. Вскоре после открытия америки. Немецкое китобойное судно шторм занес к заснеженным гористым берегам неизвестной земли. Это была Гренландия. Корабль бросил якорь, и моряки спустились на берег. Они увидели полуразрушенную церковь, потом остатки каменных хижин. В одной из хижин лежал труп рыжеволосого мужчины в одежде, кое-как сшитой из тюленьих шкур, рядом — сточенный ржавый железный нож. И запустение, холод, снег…

— Не пугай, Боря, — сказала мать. Пальцы ее нервно выстукивали по столу. — Исторические сказки…

— Погоди. Это не сказка. Это строго документировано. Ты помнишь, Олег, кто такие викинги?

— Вы рассказывали о викингах.

— Викинги бороздили моря, завоевывали целые страны, они заселили Исландию, высаживались в Америке, которую называли Винланд, даже основали свое царство в Сицилии. И у них была крупная колония в Гренландии. Несколько поселков, стояли каменные дома, церкви и так далее. Но вот корабли викингов перестали выходить в море. Прервалась связь и с колонией в Гренландии. А тем временем климат там становился все более суровым, скот вымирал, посевы замерзали, и гренландские поселения приходили в упадок. В первую очередь потому, что потеряли связь с остальным миром. В середине XV века в последней церкви в Гренландии была сыграна последняя свадьба. Потомки викингов дичали, их было слишком мало, чтобы противостоять стихии, и слишком мало, чтобы добиться прогресса, слишком мало, чтобы хоть сохранить старое. Нет, ты представляешь себе трагедию — последняя свадьба в целой стране? — Старый обращался к матери.

— Твои аналогии меня не убеждают, — сказала мать. — Много ли было викингов, мало ли — ничто их бы не спасло.

— А ведь альтернатива была. Приди тот немецкий корабль несколькими десятилетиями раньше — и все сложилось бы иначе. Те гренландцы могли уплыть на континент и вернуться в человеческую семью. Или по-другому наладились бы заново связи с другими странами, появились бы торговцы, новые поселенцы, новые орудия труда, пришли бы новые знания. И все было бы иначе…

— К нам никто не приплывет, — сказала мать. — Хватит, Боря, а?

— Наше спасение — не вживание в природу, — сказал Старик уверенно. Нам нужны инъекции человеческой культуры, нам нужна помощь. Помощь остального человечества. В любой форме. И потому я настаиваю, чтобы твой сын шел за перевал. Мы еще помним. И наш долг — не обрывать нить.

— Пустой разговор, — устало ответила мать, — водички согреть?

— Согрей, — сказал Старый. — Побалуемся кипятком. Нам грозит забывание. Уже сейчас носителей хотя бы крох человеческой мудрости остается все меньше. Одни гибнут, умирают, другие слишком поглощены борьбой за выживание… И вот появляется новое поколение. Вы с Марьяной еще не так резко выражены, вы — переходный этап. Вы — как бы звено, соединяющее нас с нашим будущим. Каким оно будет, ты представляешь себе?

— Мы не боимся леса, — сказал Олег. — Мы знаем грибы и деревья, мы можем охотиться в степи…

— Я боюсь будущего, в котором господствует новый тип человека Дик-охотник. Он для меня — символ отступления, символ поражения человека в борьбе с природой.

— Ричард — хороший мальчик. Только диковатый, — сказала мать из кухни. — Ему нелегко приходится одному.

— Я не о характере, — откликнулся дед. — Я о социальном явлении. Когда ты, Ирина, научишься абстрагироваться от повседневных мелочей?

— Буду я абстрагироваться или нет, но если бы той зимой Дик не убил медведя, мы все перемерли бы с голоду, — сказала мать.

— Дик уже ощущает себя аборигеном этих мест, хозяином леса. Он бросил ходить ко мне пять лет назад. Я не уверен, помнит ли он азбуку.

— Зачем? — спросила мать. — Книг все равно нету. И письма писать некуда. И некому.

— Дик много песен знает, — сказал Олег. — И сам сочиняет.

Олегу стало немного стыдно, что ему приятно ощущать недоброжелательство Старика к Дику, и потому он стал Дика защищать.

— Не в песнях дело. Песня — заря цивилизации. А для малышей Дик кумир. Дик-охотник! А для вас, бабы, он пример. «Посмотри на Дика. Вот хороший мальчик!» А для девчонок он — рыцарь. Ты не обращала внимания, какими глазами на него глядит Марьяшка?

— Пускай глядит. Замуж выйдет. Для поселка хорошо.

— Мама! — не выдержал Олег.

— А что?

Мать, как всегда, ничего не замечала вокруг, жила в каком-то своем мире, пережевывала древности.

— И тебя радует мир Диков, дичат, дикарей? — Старик был зол. Он даже грохнул кулаком по столу. — Мир благополучных быстроногих дикарей?

— А что ты предлагаешь взамен?

— Вот его, — Старик положил тяжелую ладонь на затылок Олегу. — Мир Олега — это мой мир, это твой мир, от которого ты пытаешься отмахнуться, хотя тебе-то никакого другого не дано.

— Боюсь, ты не прав, Боря, — мать пошла на кухню, сняла с огня миску с кипятком и принесла в комнату. — У нас сахар кончился.

— У меня тоже, — сказал Старик. — Сейчас корни худые, несладкие. Эгле говорит, что придется месяц потерпеть. Поедим с хлебом. Ты же интеллигентная женщина, ты должна понимать, что мы как общество обречены на вырождение, если будем делать ставку на Дика, если на смену нам придут дикари-охотники.

— Не согласна с тобой, Боря, — сказала мать. — Нам бы выжить. Я сейчас не о себе конкретно говорю, а о поселке. О детишках. Когда я гляжу на Дика или на Марьяшку, у меня появляется надежда. Ты их называешь Дикими, а я думаю, что они смогли приспособиться. И если они сейчас погибнут, мы все погибнем. Слишком велик риск.

— А я, значит, не приспособился? — спросил Олег.

— Ты меньше других приспособился.

— Ты просто боишься за меня, — сказал Олег. — И не хочешь, чтобы я шел в горы. А я из арбалета стреляю лучше Дика.

— Я боюсь за тебя, конечно, боюсь. Ты у меня один. Ты все, что у меня осталось. А ты с каждым днем все больше от меня отрываешься, уходишь куда-то, чужим становишься.

Старик мерно шагал по комнате, так бывало, если он недоволен учениками, если они ленятся. Нагнулся, поднял с табуретки глобус. Он его сделал из гриба-гиганта, который вырос той зимой у сарая. Они тогда вместе с Олегом терли краски, цветную глину, которую Марьяна с Лиз отыскали у ручья, ту самую, из которой теперь делают мыло. Ее высушили, получилось два цвета — белый и серый. А сам гриб был сиреневым. И Старый по памяти нарисовал все материки и океаны. Глобус получился бледным, а за два года еще больше побледнел и стерся, стал, как круглое облако.

Старик положил глобус на ладонь.

— Атлант, — сказала мать.

Олег увидел на столе маленькое пятнышко розовой плесени. Это не желтая, это ядовитая плесень. Он осторожно стер пятнышко рукавом. Глупо, когда родная мать предпочитает тебе другого. В общем это предательство. Самое настоящее предательство.