Мария Башкирцева - Дневник

• Название: Дневник
• Автор: Мария Башкирцева
• Жанр: Биографии и Мемуары

Дневник молодой талантливой художницы Марии Башкирцевой (1858-1884). Жанр – в сущности – блог XIX века.Творчество, переживания, сомнения, поездки по Европе, борьба с болезнью. И – шокирующая искренность.

---

– Что ж,- говорит тетя,- при таких условиях я не сомневаюсь, что ты умрешь.

– И тем лучше для вас: будет меньше расходов, не надо будет столько платить Лаферрьер!

И в сильном припадке кашля я откинулась на диван, к великому испугу тети, которая выбежала из комнаты, делая вид, что сердится.

Пятница, 19 мая. Тетя пошла в Ватикан, а я, не имея возможности быть с Пьетро, предпочитаю побыть одна. Он придет к пяти часам; я бы так хотела, чтобы тетя к тому времени еще не возвратилась. Я хотела бы остаться с ним наедине, но так, чтобы это казалось невольным, потому что я не могу больше показывать ему, что я ищу встречи с ним.

Я только что пела и чувствую боль в груди. И вот вы уже видите, что я позирую как бы в роли мученицы! Как это глупо!

Я причесана, как Венера Капитолийская, одета в белое, как Беатриче, с четками и перламутровым крестом на шее.

Что ни говори, а есть в человеке известная потребность в идолопоклонстве, в материальных, физических ощущениях! Бога в простоте Его величия недостаточно. Нужны образа, чтобы глядеть на них, и кресты, чтобы к ним прикладываться.

Вчера вечером я сосчитала буски своих четок: их шестьдесят, и я шестьдесят раз положила земной поклон, каждый раз прикасаясь лбом к самому полу. У меня наконец захватило дыхание от этого, и мне казалось, что такой поступок приятен Богу. Это, конечно, вздор, однако я имела искреннее желание угодить Ему.

Придает ли Бог цену этому желанию?

Ах да, у меня есть Новый Завет… Не находя святой книги, я читаю Дюма. Это далеко не одно и то же!

Тетя возвратилась в четыре часа, а через двадцать пять минут я очень ловко возбудила в ней желание посмотреть церковь Santa Maria Maggiore. Теперь уже половина пятого. Я глупо сделала: нужен было услать ее в пять часов; а то боюсь, как бы она все-таки не пришла слишком рано.

Когда доложили о приходе графа А., я была еще одна, потому что тете пришла мысль осмотреть Пантеон, кроме Santa Maria Maggiore. Сердце мое стучало так сильно, что я боялась, как бы этого не было слышно, как говорят в романах.

Он сел возле меня и хотел взять мою руку, которую я тотчас же высвободила.

Тогда он сказал, что любит меня. Я отвечала вежливой улыбкой.

– Тетя сейчас возвратится,- сказала я,- будьте терпеливы.

– Мне столько надо вам сказать!

– Правда?

– Но ваша тетя сейчас возвратится!

– Ну, так поторопитесь.

– Это серьезные вещи.

– Посмотрим.

– Во-первых, вы дурно сделали, что писали обо мне все эти вещи.

– Нечего говорить об этом. Я вас предупреждаю, я очень нервна, так что вы лучше сделаете, если будете говорить попроще или уж лучше совсем не говорите.

– Послушайте, я говорил с матерью, а мать сказала отцу.

– Ну, и что же?

– Я хорошо сделал, не правда ли?

– Это меня не касается, то, что вы сделали, вы сделали для себя.

– Вы меня не любите?

– Нет.

– А я люблю вас, как безумный.

– Тем хуже для вас,- говорю я, улыбаясь и оставляя в его руках свои руки.

– Нет, послушайте, будем говорить серьезно; вы никогда не хотите быть серьезной… Я вас люблю! Я говорил с матерью. Будьте моей женой,- говорил он.

– Наконец-то!- воскликнула я внутренне, но ничего не ответила ему.

– Ну, что же? – спросил он.

– Хорошо,- ответила я, улыбаясь.

– Знаете,- сказал он, ободрившись,- надо будет кого-нибудь посвятить во все это.

– Как?

– Да; я сам не могу устроить все это, нужно, чтобы кто-нибудь взял это на себя; какой-нибудь почтенный, серьезный человек – который поговорил бы с отцом, словом, устроил все это. Кто бы, например?

– Висконти,- говорю я, смеясь.

– Да,- отвечает он совершенно серьезно.- Я и сам думал о Висконти, это именно тот человек, который нужно. Он так стар, что только и пригоден для роли Меркурия… Только,- сказал он,- я не богат, вовсе не богат. О, я согласился бы стать горбатым, чтобы только обладать миллионами.

– Вы этим ничего не выиграли бы в моих глазах.

– О! О! О!

– Мне кажется, что это, наконец, обидно,- говорю я, поднимаясь с места.

– Да нет, я не говорю о вас, вы – вы исключение.

– Ну, так и не говорите мне о деньгах.

– Боже мой! Какая вы, право… никогда нельзя понять, чего вы хотите… Согласитесь, согласитесь быть моей женой!

Он хотел поцеловать мою руку, но я подставила ему крест моих четок, который он поцеловал; потом поднял голову.

– Как вы религиозны,- сказал он, глядя на меня.

– А вы, вы ни во что не верите?

– Я, я вас люблю. Любите вы меня?

– Я не говорю таких вещей.

– Ну, ради Бога, дайте это как-нибудь понять мне, по крайней мере.

После минутного колебания я протянула ему руку.

– Вы согласны?

– Отчасти,- говорю я, вставая.- Вы знаете, ведь у меня еще есть дедушка и отец, которые будут иметь очень много против католического брака.

– Ах! Еще это!

– Да, еще это!

Он взял меня за руку и посадил рядом с собой, против зеркала. Мы были очень хороши таким образом.

– Мы поручим это Висконти,- сказал А.

– Да.

– Это именно тот человек, который нужен. Но так как мы еще очень молоды для брака, думаете ли вы, что мы будем счастливы?

– Прежде всего еще нужно мое согласие.

– Разумеется. Но, предположим, если вы согласитесь, будем ли мы счастливы?

– Если я соглашусь, могу поклясться своей головой, что не будет никого в мире счастливее вас.

– Ну, так мы женимся. Будьте моей женой.

Я улыбнулась.

– О!- воскликнул он, прыгая по комнате,- как я буду счастлив, как это будет смешно, когда у нас будут дети!

– Вы с ума сошли!

– Да, от любви!

В эту минуту послышались голоса на лестнице: я спокойно села и стала ждать тетю, которая очень скоро вошла.

У меня точно большая тяжесть отлегла от сердца, я развеселилась, а А. был просто вне себя.

Я была спокойна, счастлива, но мне хотелось очень много высказать и выслушать.

За исключением нашего помещения, весь нижний этаж отеля пустой. Вечером мы берем свечу и обходим все громадные покои, еще дышащие прежним величием итальянских дворцов; но тетя была с нами. Я не знала, как быть.

Мы останавливаемся более чем на полчаса в большой желтой зале, и Пьетро изображает кардинала, своего отца и своих братьев.

Тетя забавляется тем, что пишет А. разные глупости по-русски.

– Спишите это,- говорю я, взяв книгу и написав несколько слов на первой странице.

– Что?

– Читайте.

Я написала ему в восьми словах следующее:

«Уходите в двенадцать часов, поговорю с вами внизу».

– Поняли? – спрашиваю я, стирая.

– Да.

С этой минуты я почувствовала облегчение и была как-то странно возбуждена. А. каждую минуту оборачивался на часы; так что я боялась, как бы не поняли, наконец, причину этого. Как будто можно было отгадать! Только нечистая совесть способна мучить себя этими страхами. В двенадцать часов он встал и простился, крепко сжимая мне руку.

– Прощайте,- сказала я ему. Глаза наши встретились, и я не сумею описать, как между нами пробежала искра.

– Итак, тетя, завтра утром мы уезжаем, идите к себе, я вас там запру, а то вы будете мне здесь мешать писать: я скоро лягу.

– Ты обещаешь?

– Конечно.

Я заперла тетю, и, бросив взгляд в зеркало, спустилась по лестнице, куда Пьетро уже раньше проскользнул, как тень.

– Когда любишь, столько говорится друг другу даже молча! По крайней мере, я вас люблю!- прошептал он.

Я забавлялась, разыгрывая сцену из романа и невольно думая о Дюма.

– Я завтра уеду. И нам надо серьезно переговорить, я чуть было не забыла!..

– Да, просто ничего в голову не идет…

– Пойдемте,- говорю я, притворяя дверь так, чтобы сквозь щель падал слабый луч света.

И я села на последней ступени маленькой лесенки, в глубине коридора. Он стал на колени.

Каждую минуту мне казалось, что кто-то идет, я неподвижно застывала, содрогаясь от каждой капли дождя, ударявшей в стекла.

– Да это ничего,- говорил мой нетерпеливый обожатель.

– Вам хорошо говорить! Если кто-нибудь придет, вы будете польщены, а я пропаду!

Закинув голову, я смотрела на него сквозь ресницы.

– Я слишком люблю вас, вы можете быть вполне спокойны.

Я протянула ему руку, услышав эти благородные слова.

– Разве я не был всегда приличен и почтителен?

– О, нет, не всегда. Раз вы даже хотели меня обнять.

– Не говорите об этом, прошу вас. Ведь я так просил вас простить меня. Будьте добрая, простите меня.

– Я простила вас,- сказала я потихоньку. Мне было так хорошо! Так ли это бывает, думала я, когда любят? Серьезно ли это? Мне все казалось, что он сейчас рассмеется,- так он был сосредоточен и нежен.

Я опустила глаза перед этим необычайным блеском его глаз.

– Ну, видите, мы опять не говорили о делах, будем серьезны и поговорим.

– Да, поговорим.

– Во-первых, как быть, если вы уезжаете завтра? Не уезжайте, прошу вас, не уезжайте!

– Это невозможно. Тетя…

– Она такая добрая! Останьтесь.