К. Кудряшов - Александр Первый и тайна Федора Козьмича

• Название: Александр Первый и тайна Федора Козьмича
• Автор: К. Кудряшов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• ISBN: 5-85312-071-9 5030200000 — 009

---

Не без колебания прервал император таганрогскую жизнь и принял приглашение графа Воронцова посетить Крым, находя, что «добрым соседям следует жить в согласии». Накануне отъезда с ним произошел любопытный случай, который Александр позднее припомнил. Он занимался за письменным столом, как вдруг над городом надвинулась туча, и в комнате стало так темно, что государь приказал принести свечи. Но вскоре небо прояснилось, и солнце вновь засияло. Тогда камердинер остановился перед государем, ожидая приказания погасить свечи. «Чего ты хочешь?» — спросил государь. «Не хорошо, государь, что перед вами днем горят свечи». «А что же за беда? Разве по-твоему это означает что-нибудь недоброе?» «По-нашему перед живым человеком среди белого дня свечей не ставят», сказал камердинер. «Это пустой предрассудок, без всякого основания», заметил государь, «ну, пожалуй, возьми прочь свечи для твоего успокоения».

Император выехал в Крым 20 октября. Его сопровождали ( «Дибич, Виллие, Тарасов и вагенмейстер полковник Соломко. Во время путешествия, по целому ряду свидетельств, Александр I был всегда весел, чувствовал себя бодро. Между прочим он осматривал приобретенную им у графа Кушелева-Безбородки Орианду, где предполагал построить дворец. Путешествие продолжалось благополучно до 27-го октября. В этот день, по пути из Балаклавы, Александр захотел посетить Георгиевский монастырь. День, сначала ясный и теплый, сменился холодным вечером. Отпустив свиту, государь уже в темноте и при довольно сильном ветре верхом поехал в монастырь с одним только проводником, приказав Дибичу с коляскою дожидаться его возвращения. Поездка продолжалась более часа. Император все время оставался в одном мундире, не взяв от проводника ни шинели, ни бурки. Повидимому, именно во время этой поездки он и получил простуду. По возвращении из монастыря Александр I уже в коляске доехал до Севастополя. Дибич не заметил в состоянии здоровья государя никакой перемены. Через день император приказал Тарасову приготовить рисовое питье. Однако в ближайшие за сим дни на болезнь не жаловался и по-прежнему оставался очень веселым. Только через несколько дней (3 ноября) он поинтересовался, какие имеются лекарства от лихорадки, но предложенной ему хины все же не принял.

На пути государя в Орехов, его встретил фельдъегерь Масков с депешами из Петербурга и Таганрога. Приняв бумаги, государь, вместе с бароном Дибичем, в коляске продолжал свой путь. Ямщик, привезший Маскова, повернул обратно вслед за государем, но на крутом спуске к речке не сдержал горячей тройки и при повороте на мост наскочил на затвердевшую кочку с такой силой, что Маскова толчком выбросило из экипажа; ударившись с размаху головой о твердую дорогу, он остался лежать на месте без движения. Александр, видевший эту сцену с другого берега, тотчас приказал своему врачу Тарасову оказать пострадавшему медицинскую помощь и, по прибытии в Орехов, лично доложить ему о состоянии больного Маскова. Тарасов прибыл в Орехов поздно вечером. Встретивший его Дибич сообщил, что государь ожидает его доклада с нетерпением При входе Тарасова Александр с бумагами в руках сиде.л у горевшего камина в шлнели, надетой в рукава. Он имел беспокойный вид и старался согреться. Едва Тарасов переступил порог, император тотчас спросил: «В каком положении Масков?»

Тарасов ответил, что падение было смертельным, вызвав перелом черепа и сотрясение мозга, что Масков найден бездыханным, и всякая врачебная помощь оказалась бесполезной. При этих словах, рассказывает Тарасов, «государь встал с места, всплеснул руками и в слеза.х сказал; «Какое несчастие! Очень жаль этого человека»... Потом, обо-ротясь к столу, позвонил в колокольчик, а я вышел. При этом я не мог не заметить в государе необыкновенного выражения в чертах его лица, хорошо изученного мною в продолжение многих лет; оно представляло что то тревожное и вместе болезненное, выражающее чувство лихорадочного озноба».

4 ноября в Мариуполе Виллие констатировал у императора «полное развитие лихорадочного сильного пароксизма». Несмотря на болезненное состояние, Александр настоял на продолжении пути, согласно маршруту, в Таганрог, но дорогою часто впадал в забытье; ехать ему было тяжело, и он беспрестанно спрашивал: «сколько еще осталось?» Последнюю станцию едва двигались.

Император прибыл в Таганрог 5-го ноября в 6 часов вечера. На вопрос князя Волконского о здоровье он отвечал: — «Я чувствую маленкую лихорадку, которую схватил в Крыму, несмотря на прекрасный климат, который нам так восхваляли». В разговоре с камердинером император припомнил случай со свечами и сказал: «я очень нездоров». «Государь, надо пользоваться», ответил тот. «Нет, брат», отозвался Александр, «припомни прежний разговор. Свечи, которые я приказал тебе убрать со стола, у меня из головы не выходят: это значит мне умереть, они и будут стоять передо мной». «При возвращении государя», пишет императрица, «я почувствовала смутную тоску и грусть; увидя плошки, которые иллюминовали улицу так же, как при его возвращении из Черкасска, я сказала себе с грустью: он наверное уедет отсюда еще раз, но не вернется больше».

В дороге Александр не принимал никаких лекарств, за исключением рисового питья в Бахчисарае, где выпитый им барбарисовый сироп вызвал желудочные боли, и стакана пунша с ромом — уже накануне прибытия в Таганрог. Здесь он только «после сопротивления» соглашается принимать слабительные пилюли, но все-таки и 7-го и 8-го он их принимает, и еще 10-го ноября Волконский и императрица упоминают о «действии лекарства». Зато 11 ноября, когда Виллие пробует ему говорить о кровопускании и слабительном, он приходит «в бешенство» и не удостаивает говорить с ним. И так продолжается до самого кризиса болезни (до 15-го ноября). Не сдаваясь ни на какие увещания, Александр I упорно отказывается от лекарств.

Болезнь усиливалась с каждым днем, глухота становилась приметна, силы падали. Недолгое облегчение, наступавшее по временам, сменялось новыми приступами лихорадки. Встревоженная императрица прислала к Виллие для консультации своего лейб-медика Стофрегена. 9 ноября, с разрешения императора, князь Волконский написал императрице Марии Федоровне о состоянии его здоровья, а через день (11-го) о том же было послано извещение Константину Павловичу. 10-го и 11-го ноября с Александром были обмороки. К вечеру 12-го ноября, по словам Волконского, жар у больного несколько спал. А Виллие жалуется на нежелание императора принимать лекарства: «Это жестоко! Нет человеческой власти, которая могла бы сделать этого человека благоразумным. Я несчастный». 14-го ноября государь встал в 7 часов утра, умылся без посторонней помощи и побрился, затем лег снова в постель, но находился в сильно возбужденном состоянии; по замечанию Виллие, ему тогда трудно было связать правильно какую либо мысль. «Друг мой, какое дело, какое ужасное дело», — сказал государь, обратясь к Виллие. Такое душевное настроение продолжалось около минуты. «При этом», пишет Виллие в истории болезни императора, «взгляд его был страшный, и мне показалось, что наступает бред». Вечером с государем сделался внезапно обморок, причем камердинер не успел его поддержать, и государь упал на пол. Это произвело большую тревогу во дворце. До сих пор Александр старался перебороть болезнь, не переставал заниматься делами и хотя не выходил из кабинета, но всегда был в сюртуке и проводил свободное время с императрицей. Но с этого дня он более уже не мог вставать с постели. «Стало ясным», пишет Тарасов, «что болезнь приняла опасное направление». Сам Виллие определяет в этот день состояние государя словами: «все очень нехорошо». Когда он предложил больному лекарство, то получил отказ по обыкновению. «Уходите прочь», сказал Александр. Виллие заплакал. Видя это, император произнес: «Подойдите, мой милый друг. Я надеюсь, что вы не сердитесь на меня за это. У меня свои причины».

Чтобы облегчить сильный жар у больного, хотели поставить ему пиявки, но государь и «слышать о сем не хотел» и требовал «с гневом», чтобы «оставили его в покое, ибо нервы его и без того расстроены, которые бы должны стараться успокоить, а не умножать раздражение их пустыми лекарствами». Тогда, «видя его упрямство», Волконский при Елизавете Алексеевне признал единственным средством — предложить императору причащение в надежде, что духовнику после совершения таинства удастся уговорить Александра принимать лекарство. Елизавета Алексеевна согласилась принять на себя эту миссию. Войдя в кабинет больного государыня несколько смущенною, но усиливаясь в его присутствии казаться спокойной, она обратилась к нему с советом прибегнуть к лекарству, «которое всем приносит пользу» — причаститься.

— Кто вам сказал, что я в таком положении, что уже необходимо для меня это лекарство? — спросил император.

— Ваш лейб-медик Виллие.