Андрей Буровский - Вся правда о российских евреях

• Название: Вся правда о российских евреях
• Автор: Андрей Буровский
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9955-0055-1

Наверное, ни об одном народе не врут так, как о евреях. Юдо­фобы пугают народ страшными сказками о «еврейских кознях» и жи­домасонском заговоре». Юдофилы потчуют публику душещипательными историями о «богоизбранных» страдальцах, вечно обиженных и потому требующих к себе особого отношения.

Это издание вызовет ярость и у тех, и у других. Эта сенсацион­ная и скандальная книга никого не оставит равнодушным. Главный «возмутитель спокойствия», автор бестселлеров «Арийская Русь» и «Гражданская история безумной войны» уже поведал читателям «всю правду о русских». Теперь очередь дошла и до российских евреев.

---

Действительно, вот евреи считают, что учиться — дело праведное, а немцы с ними согласны, но вместе с тем полагают, что необходимо быть аккуратными и много ра­ботать. А русские не согласны ни с евреями, ни с немцами и больше полагаются на случай и на природный талант.

Можно жить как еврей, можно как немец, а можно и как русский... Это открывает колоссальные возмож­ности, которых не было у дедов-прадедов, и от одного только вида этих возможностей кружится голова. Но открывается бездна МЕЖДУ национальными культурами, и провалиться в нее даже приятно: можно вообще ниче­го не делать, ничего не уважать и надо всем смеяться. И при этом еще чувствовать себя очень умным, смеясь над ограниченными людьми.

Между различными культурами, как и между эпохами, всегда зияет пропасть, которую не всем дано перепрыг­нуть. Бесы вселяются как раз в тех людей, которые не выдержали психологического «прыжка».

«...прилив евреев в террористическое движение почти точно совпал с «эмансипацией», началом распада еврей­ских общин, выходом из изоляции. Пинхус Аксельрод, Геля Гейсман происходили из таких слоев еврейства, где вообще нельзя было услышать русскую речь. С узелком за плечами отправлялись они изучать «гойскую науку» и скоро оказались среди руководителей движения»10.

К сожалению, до сих пор мало кто в России хочет по­нять: для евреев освоение русской культуры и русского языка было совершенно тем же самым, что и для рус­ского — укорениться даже не в немецкой или французской, а в китайской или в индусской среде. Ведь русские для традиционного еврейства — это не только другой народ, но и другая цивилизация. Пропасть, соответственно, еще глубже и шире.

Модернизация русских в XVIII-XIX веках требовала от людей стать «другими русскими», но хотя бы не изменяя языка, страны проживания и множества сторон жизни и быта.

Модернизация евреев в Российской империи чревата для них сразу тремя проблемами:

— модернизации, то есть стать людьми другой эпохи;

— ассимиляции, то есть стать людьми другого народа;

—  проблемы насилия — как со стороны сообщества «своих», так и со стороны официальных властей.

Причем ведь ассимилироваться можно не только в России, но и в других странах западной цивилизации:

—  в Польше, Австро-Венгрии или Германии — в стра­нах, где тоже живут евреи-ашкенази;

—  в странах менее развитых — в Румынии, Венгрии, любой другой стране постоянного проживания ашкенази;

—  в любой европейской стране, которая готова при­нять;

— в США.

Действительно, почему еврей-туземец должен стать европейцем именно в России?! Вроде бы жизнь дает ев­реям дополнительные возможности? Скажем, у русских такого выбора не было. Но ведь широкий выбор — это еще и неопределенность... Положение еврея в мире очень уж неустойчиво, стоит ему покинуть привычное лоно общины.

Жертвы больших перемен

Чего хочет человек, выброшенный из нормальной жизни? Как правило, он хочет в нее вернуться. Но... как? И куда возвращаться? В мир местечка-штетла? Но оттуда этот деклассированный, денационализированный еврей только что ушел, уже решив для себя — ничего хорошего там нет.

Ассимилироваться в другой национальной (и цивили-зационной) культуре? Но в какой? И на каких условиях — оставаясь русским (венгром, поляком, немцем, румыном) Моисеева закона? Или принимая крещение?

Уже изобилие этих перспектив неизбежно раскалы­вает евреев. В модернизации можно выбирать разные стратегии... Что евреи и сделали! Неизбежно возникает несколько групп ашкенази с разной исторической судьбой.

А ведь есть еще и соблазн прыжка в утопию: попытка реализовать надуманный вариант истории; искусственно построить мир, в котором им будет хорошо. Интеллиген­ция, в том числе самая что ни на есть коренная русская, легко придумывала варианты такой утопии: не было ведь никакой возможности изменять свое положение лично, индивидуально. Но можно — коллективно. Причем меняя не свое положение в мире, а изменяя самый мир. Евреи частью усвоили урок, а частью и сами несли в своей культуре ростки социальной утопии.

В начале XX века в Российской империи сформиро­вался огромный по численности слой (вовсе не только еврейский), который называют и маргинальным — то есть пограничным, краевым. И подоночным. И подпольным... Как только его не называют!

Я бы назвал его «опричным» — потому что его носите­ли, оставаясь по внешности людьми, находятся вне всего человеческого. За пределами того, что у всех народов и во всех культурах называется родиной, жизнью, народом семьей, искусством.

Певцами этого слоя, называвшего уголовный мир своими «социально близкими», стали поэты и писатели, сегодня уже мало знакомые даже образованным людям. Это были лютые враги и отрицатели всего, в чем живет, чем живет и для чего живет человек. Как бы их точнее охарак­теризовать? Вненациональны? Да, но сказать это — мало. Внерелигиозны? Да, воинствующие атеисты. Но и этого мало, потому что и семью отрицали. И искусство. И... Да попросту говоря — все. Весь прежний опыт человечества. Прямо по «герою» Достоевского Петру Верховенскому: «Кто скажет: черт побери наше прошлое — тот уже наш!»

—  Но позвольте! — возразят мне, — но ведь они же стремились к революции! К воплощению вековечной мечты всего человечества!

— Да-да! — «соглашусь» я. Эти люди почему-то вооб­ражали, что знают — какая такая мечта у всего человече­ства. И готовы воплотить ее, сколько хватит сил, да вот две серьезные препоны: одна в том, что у каждой группы и группочки свои представления о том, что же это за мечта и как ее надо воплощать. До решения этой проблемы, впрочем, большинство «вершителей истории» не доживут.

Вторая же проблема в том, что никто кроме каждой отдельно взятой группы или группки вовсе не хочет осуществления именно этой «вековечной мечты всего человечества». И созидание «великой мечты» приходится начинать с насилия над несогласными.

Вне ориентиров 

Поражает, как решительно уходят эти люди от человеческого мира в непонятное, бесформенное про­странство без верха и низа, без чего-либо, кроме неоп­ределенной утопии, выдаваемой за «вековечную мечту».

Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся... Но сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили острия11. 

 Лирический герой стихотворения отвергает вовсе не русский и не какой-то абстрактный, а вполне конкретный, осязаемый и узнаваемый еврейский быт. Отвергается в первую очередь система ценностей, ориентиров. Ее сторонники, «ржавые евреи», как раз и скрестили острия своих «косых бород», чтобы не дать ребенку коснуться звезды новой жизни.

 И медленно, как медные полушки.
Из крана в кухне капала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие...
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?
Меня учили: крыша — это крыша,
Груб табурет. Убит подошвой пол.
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
...Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие мое?

 Автору хочется другого мира — не диалектического, текучего, не стабильного, патриархального... а сюрреа­листического, безумного:

И все навыворот,
Не так, как надо.
Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал;
Плясало дерево,
И детство шло. 

 Такой вот мир подарила Эдуарду Багрицкому звезда революционного счастья, а не пускали его в этот чудный новый мир паршивые «ржавые евреи», сдуру полагавшие, что пол находится снизу, и ловившие сазанов в реках, а не в облаках.

Что может удержать юношу в этом скучном, ржаво-положительном мире? Любовь? То, что сказано о любви в стихотворении «Происхождение», я вынес в эпиграф.

Родители?
Но в сумраке старея
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки. 

 Не повезло, как я вижу, не только с девушкой, но и с родителями нашему пролетарскому поэту. Но есть выход! Есть!