Александр Прасол - Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере.

• Название: Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере.
• Автор: Александр Прасол
• Издательство: Издательство "Наталис"
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8062-0285-8

Эта книга рассказывает о том, как японцы живут сегодня и как они жили в прошлом. Как видят окружающий мир, как относятся к себе и другим, что считают правильным, а что не очень. Современные японские реалии на фоне традиций и отголосков прошлой жизни составляют содержание этой книги.

---

Но при всём пессимизме относительно традиций кажется нелишним процитировать здесь предостережение, адресованное знающими людьми зарубежным скептикам: «Прежде чем высмеивать японские попытки, порой довольно наивные, воспитать у себя творческие навыки, американцам и европейцам стоило бы вспомнить послевоенные годы, когда современный японский колосс делал первые неуклюжие шаги по пути модернизации. Если крупнейшим японским компаниям удастся заронить семена креативности и творчества в сознание своих сотрудников, они станут не просто конкурентами. Они будут определять ход мирового индустриального развития» (Thornton, 129).

А если заглянуть в конец XIX века, то и там можно найти похожее мнение, высказанное нашим выдающимся соотечественником о способности японцев к обучению: «Японцы делали, да и продолжают делать на каждом шагу очень крупные промахи и ошибки; но они очень легко научаются, не падают два раза в один и тот же ров; уроки прошлого идут им впрок, и замеченная ошибка исправляется всегда очень радикально и скоро» (Мечников, 75).

Так что, несмотря на имеющиеся сомнения относительно оригинальности мышления и творчества, оставим пока этот вопрос открытым.

Глава 3 МИРОВОСПРИЯТИЕ И ОСОБЕННОСТИ МЫШЛЕНИЯ

СВЁРНУТОЕ ПРОСТРАНСТВО

Японская культура формировалась в непосредственной близости от китайской цивилизации и под её влиянием, но в то же время в условиях островной замкнутости и самодостаточности, что в конечном счёте и обеспечило её самобытность. Полагаясь на умельцев и мыслителей с материка, японцы научились распознавать полезные знания и приспосабливать их к своим нуждам. Всё, чем сегодня славится в мире японская культура, было заимствовано в Китае. Однако верно и то, что именно благодаря Японии эти ценности получили мировую известность.

К концу I тысячелетия н. э. в отношениях японцев с внешним миром начинают происходить изменения. Он всё меньше их интересует и постепенно отодвигается на второй план. Обитателей древнеяпонского государства не привлекают дальние страны, поездки и связанные с ними впечатления. Им интереснее находиться внутри своего небольшого обустроенного мира, где всё знакомо и предсказуемо. Эту особенность тогдашнего японского взгляда на мир хорошо подметил А. Н. Мещеряков: «Человек Хэйана неподвижно пребывал в центре искусственного садово-паркового мира, со вниманием наблюдая из своего окна за природными переменами. Немудрено, что пространство, охватываемое в это время взглядом человека Хэйана, решительно сужается. <…> И теперь мир этого человека можно назвать «свёртывающимся»: японцы становятся «близоруки» на всю оставшуюся часть истории» (Мещеряков, 2004: 357).

Эта особенность мировосприятия стала важной составляющей национального японского характера. Ощущение внутреннего комфорта и спокойствия, которое дает существование в ограниченном коллективе или пространстве, присутствует в японском менталитете и сегодня. Оно особенно заметно для иностранцев, выросших в иной этнокультурной среде и привыкших больше ценить открытое, неограниченное пространство. Как в прямом, так и в переносном смысле. Проживший много лет в Японии Роберт Марш сравнивает японское бытие с жизнью в ящике, символизирующем ограниченное пространство.

«Жить в ящике — значит жить в обстановке, где всё хорошо знакомо. Всем известны мысли и чувства окружающих, поэтому потребность в информативном общении понижена. Закрытая для других людей сфера личной жизни минимальна. Все согласны, что гармония межличностных отношений возможна только в малом коллективе. Традиции, ритуал и правила общения стандартизированы, они гарантируют каждому уважение его личного достоинства, что является условием "всеобщей гармонии". Люди владеют искусством подстраиваться друг к другу и подавлять агрессивные устремления. Единообразие и унифицированность пространства, ограниченного стенами ящика, не имеют аналогов. Обитатели замкнутого пространства уверены, что это их единственный мир, бежать из которого некуда. Ограниченный объём ящика предопределяет абсолютную ценность таких параметров жизни, как эффективность, точность, статусная иерархичность, экономия пространства, безотходность производства и пр. Контроль и организация жизни в ящике требуют высокой степени упорядоченности и безопасности» (March, 13).

По мере сужения окружающего их пространства, хэйанские аристократы начинают получать эстетическое удовольствие от созерцания приближенной к их жилищу природы, созданных мастерством человека предметов быта и искусства. Им нравится размышлять над внутренней сущностью окружающих их предметов. И сами эти предметы тоже уменьшаются в размерах, приобретают чарующую элегантность простоты. Как отмечают литературоведы, «японцы открыли в простоте бесконечный источник красоты. Это сдержанная красота» (Записки у изголовья, 376). Отдельно стоящий в вазе цветок или ветка кажутся японцу более эстетичными, чем яркий букет. А прыжок одинокой лягушки в пруду и круги на воде возбуждают больше чувств и ассоциаций, чем их нестройный хор на закате. Японские поэты и писатели часто передают своё восхищение природой через одну-единственную деталь, причем не саму по себе, а через восприятие этой детали человеком. Единичное важнее множественного, а детали существеннее целого — в этом суть японского восприятия мира, которое находит отражение в художественном творчестве.

В XIV веке среди самурайского сословия стал особенно популярным поэтический жанр рэнга (цепочка строф).[1] Одно из стихотворений Фудзитака Хосокава (1534–1610) посвящено его близкому другу, тоже воину и поэту по имени Тёкэй Миёси (1523–1564). Вот его смысловое содержание.

«Он сидел бы подобно статуе, положив веер у коленей чуть наискось. Если бы было жарко, он бы очень аккуратно взял веер правой рукой, левой рукой изящно раскрыл бы его на четыре или пять палочек и обмахивался бы им, стараясь делать это бесшумно. Затем он закрыл бы веер левой рукой и положил его на место. Он исполнил бы всё предельно аккуратно, так что веер не отклонился бы от того места, где лежал вначале, даже на ширину одной соломинки татами» (Сато, 22).

Ответить на вопрос «о чём это стихотворение?» не так просто. В нём не происходит никакого действия, автор описывает лишь его гипотетический образ, растворяясь воображением в мельчайших деталях и погружая в них читателя. По японским меркам, они выразительны, эстетичны и самодостаточны для того, чтобы служить объектом поэтического вдохновения.

Так же внимательно вглядываются в детали и современные японские писатели, далекие потомки средневековых поэтов. Лауреат Нобелевской премии Ясунари Кавабата в повести «Отражённая луна» сосредоточил одухотворённый писательский взгляд на обычных стаканах: «Стаканы, перевернутые вверх дном, стоят в строгом порядке, будто на параде… Они стоят так близко друг к другу, что их поверхность сливается. Естественно, стаканы не полностью освещены лучами утреннего солнца — они перевернуты вверх дном, и потому только грани донышка излучают сияние и искрятся как алмазы…» (Кавабата, 252). Полное описание освещенных утренним солнцем стаканов в два раза больше этой цитаты.

Концентрация внимания на ближайшем жизненном пространстве стала традицией и отличительной чертой японского мировосприятия. И не только на индивидуальном, но и на государственном уровне. Ограничение внешних контактов во второй половине Хэйан сменилось почти полной самоизоляцией в XVII веке, продлившейся более двух столетий. В общей сложности Япония не имела полноценных официальных связей с внешним миром почти тысячу лет. Ограниченные торговые и культурные контакты на региональном и личном уровнях имели место, но были отделены от официальной политики. Общность местопребывания стала важнейшим критерием национальной самоидентификации. Те, кто по каким-то причинам покидал страну, автоматически превращались в чужаков.

24 июня 1793 года с русской экспедицией Адама Лаксмана вернулся на родину японский торговец Кодаю Дайкокуя (1751 — 1828) вместе с единственным оставшимся в живых товарищем. Из семнадцати японцев, штормом выброшенных 11 лет назад на Курильские острова, до возвращения дожили лишь двое. Центральное правительство долго не могло решить, что с ними делать — прецедентов возвращения из-за границы после столь долгого отсутствия до сих пор не было. 17 августа «возвращенцев» доставили в столицу и начали допрашивать. Бакуфу раздумывало 10 месяцев, и 6 июня 1794 года распорядилось определить «пришельцев» на спецпоселение. Под контролем правительства, на территории плантации лекарственных растений, поставить на казённое довольствие, свободу передвижения ограничить. Предоставлять кратковременный отпуск для посещения родных мест. Государственная служба с элементами домашнего ареста. Так Дайкокуя прожил на родине последние 34 года своей жизни. С его воспоминаний об увиденном в России началось японское русоведение.