Михаил Скрябин - Светить можно - только сгорая

• Название: Светить можно - только сгорая
• Автор: Михаил Скрябин
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Писатель Михаил Скрябин известен читателю по книгам на правовые темы, а также о Феликсе Дзержинском, о Великой Отечественной войне.

Леонард Гаврилов — кандидат юридических наук, доцент, автор научных публикаций в области криминалистики, автор ряда очерков и рассказов.

Повесть «Светить можно — только сгорая» — первое художественно-документальное произведение, посвященное Моисею Соломоновичу Урицкому, профессиональному революционеру, активному участнику Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде, первому Председателю Петроградской ЧК.

---

За лето Урицкому удалось без единого провала снабдить политической литературой социал-демократические кружки нескольких городов — и все с использованием документов комиссионера по скупке-продаже леса. Так что намерение порвать все деловые связи с Бертой, зародившееся после встречи с кременчугским хлеботорговцем, откладывалось на неопределенный срок.

Начался второй академический год в Киевском университете. И в первый же учебный день Урицкий был приглашен к инспектору.

— Так, молодой человек, — не глядя на студента, заговорил инспектор, — согласно параграфа № 129 устава университета, для продолжения учебы вам надлежит в течение трех дней внести плату за слушание лекций и посещение практических занятий.

— Но у меня нет сейчас таких денег, и в такой короткий срок вряд ли я смогу их получить, — сказал Моисей.

— Ну если вы, господин Урицкий, так стеснены в средствах, — тем же монотонным голосом, продолжая смотреть куда-то в сторону, проскрипел инспектор, — можете подать прошение об освобождении вас от платы. Однако должен предупредить, что условия освобождения от платы, установленные министерством народного просвещения, весьма жесткие: только пятнадцать процентов от общего числа студентов могут быть освобождены. В вашем распоряжении три дня.

Моисей отправился искать Чорбу. Положение складывалось катастрофическое, денег на оплату учебы не было. Причитающаяся ему после смерти матери часть наследства осталась в деле «Лесоторговой фирмы Урицких», которую возглавила Берта. Конечпо, если попросить сестру выслать денег, она не откажет, но хороший же ты революционер, Моисей Урицкий, если не можешь жить без помощи старшей сестры, получающей средства от торговых сделок. Можно рассказать все Борису Эйдельману, но тогда придется признаться ему, что значительная часть денег, выдаваемых Бертой, ушла на поездки, связанные с его же поручениями.

Войдя в кабинет с табличкой на двери «Кандидат прав И. И. Чорба», Моисей смущенно остановился у стола, за которым, обложенный книгами в тяжелых кожаных переплетах, восседал Иван Иванович. Ничего общего с добродушным украинцем, с которым Моисей встречался столько раз и у Ювеналия Мельникова, и у Бориса Эйдельмана. «кандидат прав», сидевший за огромным письменпым столом, не имел. Уж не перепутал ли чего-нибудь студент, отчисляемый из университета за неуплату?

— Что вам угодно? — строго спросил Иван Иванович.

— Я Моисей Урицкий, — неуверенно заговорил Моисеи, — студент этого университета. Вы что же, меня не узнали?

— Ну так что же что студент?

— Я хотел… — Моисей окончательно растерялся. Несколько дней назад этот же самый человек напутствовал его в дорогу, давал добрые советы по конспирации, а теперь…

— Вы же видите, я занят, — еще строже сказал Иван Иванович и придвинул к себе огромный фолиант, на переплете которого Моисей успел прочесть одно слово, тисненное золотом, — «Кодекс». — Вы меня поняли?

— Понял. Прошу прощения, — сказал Моисей и попятился к выходу. И вдруг ему показалось, что грозный Иван Иванович подмигнул ему озорным веселым глазом.

Чорба нагнал Урицкого при выходе из университета. Тот стоял на тротуаре, словно не зная, куда идти, и безучастно смотрел, как несколько рабочих в белых комбинезонах крепили на красные университетские колонны портрет царя Александра III, писанный масляными красками на широченном полотне. Царь смотрел на своих подданных немного выпученными усталыми глазами, серебряный вензель, закрывая свет студентам, расположился на балюстраде университетского балкона.

— Иди за мной, — проходя мимо Урицкого, коротко сказал Чорба и быстро зашагал по направлению к Софийскому собору. — Обиделся? — улыбаясь, спросил он, когда Урицкий поравнялся с ним.

Опять это был обычный, приветливый товарищ, каким его знал Урицкий.

— Пусть это будет тебе хорошим уроком, — продолжал Чорба. — Мне Борис Эйдельман назвал тебя чуть не профессором конспирации, а ты? Приход студента по любому поводу в мой кабинет может вызвать недоумение ректора. Теперь говори, что тебя ко мне привело?

— Я больше не буду, — совсем по-мальчишески пообещал Моисей.

— Вот и отлично, но все же зачем пожаловал?

Урицкий рассказал.

— Да, вопрос непростой, — задумался Чорба, — процедура освобождения сложная и длительная, но попробуем. Пойдем к тебе.

Когда прошение было составлено по всей форме и подписано, Чорба неожиданно спросил:

— Послушай, а какой у вас дом в Черкассах? Подвал есть? Можешь ты мне нарисова ть его?

— Отлично, ты даже представить себе не можешь, как это отлично, — приговаривал Иван Иванович, следя за рукой Моисея, набрасывающей чертеж подвала. Это место детских игр, запретное и потому вдвое заманчивое, помнилось во всех деталях.

«Наверно, предполагает использовать как склад политической литературы», — думал Моисей, но вопросов не задавал. Проштрафился — хватит.

— Это я оставлю у себя. Надо показать Борису и Ювеналию, — спрятав чертеж в карман, сказал Чорба.

Процедура освобождения от платы за посещение лекций в университете затянулась.

Первого октября Урицкого вновь пригласил хмурый инспектор. Готовый услышать положительное решение, Моисей вошел в кабинет с улыбкой, и даже равнодушно-отчужденный инспектор показался ему гораздо приятнее, чем в прошлый раз.

— Должен вас уведомить, что управляющий учебным округом ваше прошение не удовлетворил, — протянул он Моисею его прошение с какой-то закорючкой в верхнем углу.

Моисей словно споткнулся о невидимую преграду на ровной дороге:

— Как же мне теперь быть?

— Вам, господин Урицкий, надлежит немедленно уплатить за тринадцать недельных часов и три часа занятий по французскому языку, — полистав бумаги, продолжал инспектор. — В противном случае вы будете отчислены из университета. Всего шестнадцать рублей. Полагаю, что вам как представителю еврейского купечества уплатить эту сумму большого труда не составит.

Ударение, сделанное инспектором на слове «еврейского», подсказало Урицкому главную причину отказа в его просьбе. Свое предположение он высказал Эйдельману.

— Ну что ж. Вполне вероятно, — согласился Борис, — а вопрос с уплатой за учебу мы с тобой разрешим таким образом: деньги на этот взнос мы тебе соберем. Не дергайся, в долг, — засмеялся он, заметив протестующее движение Моисея. — О твоих репетиторских успехах мы наслышаны, вот я и подобрал тебе несколько оболтусов, которых надо дотянуть до окончания гимназии.

— В дальнейшем не рекомендую затягивать сроки оплаты, это тоже может послужить причиной отчисления из нашего университета, — предупредил Урицкого инспектор после вручения ему квитанции об уплате денег в кассу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Закачивалась учеба Моисея Урицкого на юридическом факультете. Домашнее репетиторство, пропагандистская работа в рабочих кружках, выполнение поручений группы Мельникова и Эйдельмана отнимали много времени. Он стал реже появляться в студенческой библиотеке, сидел в своей «келье» за маленьким столиком, на котором с трудом размещались учебники, монографии. Уголовное право Кистяковского, уголовное судопроизводство Фойницкого, курс Андреевского по полицейскому праву и Шершеневича — по торговому. Хотелось поглубже разобраться в методах работы жандармского управления, а также пополнить знания по торговому делу для деловых поездок. Ну а ночи оставались для изучения политической экономии и чтения политической литературы: готовился к ответам на вопросы слушателей кружка, который теперь окончательно перекочевал в его «келью». Как-то получилось, что занятия кружка стали больше походить на нелегальные собрания с острыми политическими дискуссиями.

Однажды Эидельман, передавая Моисею брошюру, отпечатанную на гектографе, предупредил:

— Эту работу прочти особенно внимательно. Очень важная работа. Написал ее молодой петербургский марксист Владимир Ульянов. Издание нелегальное, — предупредил Борис.

«Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?» — прочел Урицкий. Название не взволновало. С социал-демократами воюют народники всех мастей, что может быть здесь нового?

Однако по мере чтения стало ясно, что работа действительно исключительная. Урицкого поразила железная логика написанного. Никогда еще, ни в нелегальной литературе, ни от своих опытных товарищей, нигде не читал и не слышал он такого ясного, аргументированного анализа идей, программы и тактики русского либерального народничества.

Петербургский марксист четко и конкретно определил задачи, стоящие перед социал-демократическим движением в России.

Книгу надлежало вернуть на следующий день. Но отдавать не хотелось. Странно, но эта маленькая книжечка создавала чувство твердой почвы под ногами, уверенности в правоте своего дела.