Николай Лысенко - Юность грозовая

• Название: Юность грозовая
• Автор: Николай Лысенко
• Издательство: Современник
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1984

В основе повести судьбы подростков, помогавших в меру своих возможностей защитникам Сталинграда. Напоминая о преемственности боевых и трудовых традиций, автор показывает духовное мужание, истоки нравственного здоровья поколения, принявшего на свои плечи всю тяжесть послевоенных невзгод.

---

— И что там за срочность такая? — насторожилась Елизавета Степановна, недоуменно посмотрев на сына.

Миша пожал плечами и перевел взгляд на Федю.

— Я и сам не знаю. Сказано: явиться.

По дороге Миша попытался узнать, зачем он понадобился в такое позднее время, но Федя действительно ничего не знал. За ним пришел из правления посыльный и сказал, чтобы он явился вместе с Мишей.

— А у отца не спрашивал?

— Да его с утра дома нет. Станица погружалась в сон. Затихли во дворах голоса. Дома стояли темные, словно нежилые. Только через узкие щели в ставнях еле заметно светился огонек в председательском кабинете. Возле крыльца правления фыркали три оседланные лошади.

Распахнув дверь, Миша при тусклом свете керосиновой лампы увидел у стола Курганова и Федькиного отца.

— Вот и орлы наши, — с улыбкой промолвил Курганов и, обращаясь к Захару Петровичу, добавил: — Что и как, расскажешь ребятам по дороге. Нужно, чтобы поменьше видели вас здесь.

— Попросить бы, Егорыч, милицию, они бы его тряхнули живо, — сказал Захар Петрович, вставая.

— Нельзя так сразу, — с укором проговорил Курганов. — Время нынче суровое, крепко могут наказать людей, а у них ведь тоже сын на войне да к тому же еще и писем не шлет, может, погиб. Ну, поезжайте!

Поскрипывая деревяшкой, Захар Петрович вышел вслед за ребятами.

— Трогай, хлопцы! — сказал он, усаживаясь в седло.

Ехали молча. На краю станицы, у кошары, беспокойно лаяли сторожевые собаки.

— Ни песен, ни гармошки, не то, что до войны бывало, — с грустью промолвил Захар Петрович. — Хмурое время.

Миновав рощу у речки, выехали в поле.

Захар Петрович придержал лошадь и, когда ребята поравнялись с ним, шепотом сказал, что едут они к табуну, который пасет Холодов, и объяснил, как они должны себя вести. План был так прост, что ни Миша, ни Федя даже не переспрашивали о своих обязанностях.

Переговорив, пустили лошадей рысью. Миновали пруд, свернули вправо и стали спускаться в широкую балку.

Вскоре показался табун.

— Кто такие? — послышался голос, и с земли поднялся Холодов.

— Свои, Прохорыч, — отозвался Захар Петрович.

Миша и Федя следом за ним соскочили на землю.

— А мы к тебе, — начал Захар Петрович устало. — Вот и хлопцев подняли на ноги.

Он сел на траву, достал кисет и стал закуривать.

Холодов насторожился, беспокойно посмотрел по сторонам.

— Что же за беда приключилась? — табунщик взял из рук Захара Петровича кисет, наблюдая при этом за Мишей и Федей. — Их, поди, с постели подняли?

— Из конюшни под вечер ушел жеребец Ураган. Оторвал, стервец, поводья, и только его видали. Не появлялся у тебя?

— Не было, Петрович, — ответил Холодов. — Если бы прибежал сюда, обязательно дал бы знать. В третью бригаду, может, подался, прошлым летом он там бывал.

— Были мы и в третьей бригаде, осмотрели луг, теперь вот здесь, — сказал Захар Петрович. — Я уж больше не могу, прямо разбился в седле. Сейчас ребята объедут тут по полям, не будет — заявим в милицию. А одному, наверно, страшновато в степи? — будто между прочим, спросил он. — И поговорить-то не с кем.

— Да мы тут со Степкой. Ушел он куда-то в солому вздремнуть. А вы зря теряете время, в станице жеребца надо искать, — настоятельно рекомендовал Холодов. — Где-нибудь на базах.

— Для очищения совести пусть посмотрят, — вздохнул Захар Петрович. — Поезжайте, хлопцы, да поживее, а я тут подожду.

Федя с Мишей только того и ждали. Вскочив на лошадей, они помчались в степь.

— Он небось притаился как суслик, — сказал Федя. — Нас ведь далеко видно, луна светит вон как.

Неожиданно Миша увидел в стороне черную сгорбленную фигуру, метнувшуюся под копну.

— Гляди, нырнул, — показал он рукой. Пустив лошадей наметом, они подъехали в тот момент, когда Степка торопливо засовывал что-то под сноп. Рядом лежало одеяло и гладко обструганная палка.

— Елки зеленые, да ведь это Степка! — воскликнул Федя, соскакивая с лошади. — Ты что тут делаешь.

— Я? Я спал. А что тебе? — растерянно бормотнул Степка.

— Спал? — усмехнулся Миша. — Далеко же ты ходишь спать, не боишься?

— А чего тут бояться-то, отец рядом, — продолжал врать Степка.

Тем временем Федя поднял с земли палку, свернул одеяло, на котором, зацепившись остьями, лежало несколько колосьев, и, откинув пучок пшеницы, достал туго набитую сумку.

— А это что? — ехидно спросил он, садясь на лошадь. — Вместо подушки под голову?

— Дай сюда! — кинулся к нему Степка.

— Получишь в правлении, — ответил Миша. — Ну-ка, шагай.

— Не пойду! — закричал Степка, пятясь. — Не пойду!

— Я тебя, елки зеленые, как стукну твоей же палкой по башке, так быстро пойдешь, — направляя на него лошадь, пригрозил Федя. — Я давно говорил, что ты жулик!

Степка заплакал и, спотыкаясь, побрел впереди.

— Куда вы меня, ребята? — всхлипывая, спрашивал он. — Не говорите, я вам что-то дам завтра, вот посмотрите…

— Не надо нам ничего, давай топай, — оборвал его Миша. — К отцу твоему отведем.

Увидев приближающихся ребят, Холодов вскочил, судорожно зажав в руке плетеный кнут.

Захар Петрович молча следил за каждым его движением.

Степка подошел и, опустив голову, молчал.

— Батя, жеребца нигде не видно, а нашли вот это, — Федя, не слезая с седла, показал то, что было отобрано у Степки.

Все произошло с поразительной быстротой.

Холодов угрюмо шагнул к сыну. Тонко свистнув, кнут опоясал Степку. Тот дико вскрикнул и упал на траву.

— Сукин ты сын! — гремел Холодов. — Кто тебя заставлял это делать? Мерзавец! Говорил, пойду спать в копны, а сам…

Тяжело дыша, он достал кисет и начал сворачивать самокрутку. Степка, согнувшись калачиком, лежал на земле и по-щенячьи скулил.

Захар Петрович, пораженный жестокой хитростью Холодова, укоризненно сказал:

— Ну это ты зря, Прохорыч, дите ведь.

— Подумают, что родители учат, — будто извиняясь, возмущеннобубнил Холодов. — Ты, Захар Петрович, не того… не сказывай. Я его еще дома проучу.

Захар Петрович встал, проковылял к своей лошади и, уже держась за луку седла, проговорил:

— Рад бы, но нельзя. Придется докладывать Ивану Егорычу.

Как ни упрашивал Холодов, Захар Петрович был непоколебим.

— Ты говоришь, смолчать? А они как же? — он показал на Мишу и Федю. — Чему дети-то будут у нас учиться? Нельзя, Прохорыч, разменивать совесть.

* * *

На следующий день Курганов пригласил Холодова в правление. Тот вошел почти неслышно и, остановившись на середине комнаты, опустил голову.

— Кого обкрадываешь? — резко спросил Курганов. — У тебя же самого сын на фронте! Люди в Ленинграде голодают, а ты?

— Иван Егорыч! Сам он, Степка, надумал, ей-богу! — плаксиво заговорил Холодов. — Не знал я.

— Я тебе не мальчишка, ты мне не заправляй мозги! — вскипел Курганов, но, услышав в коридоре топот ног, сбавил голос. — Запомни, Прохорыч: время сейчас военное. Смотри не сорвись, плохо может быть. На фронте за мародерство к стенке ставят, в тылу тоже не позволят грабить государство. Нам ведь сейчас нужен порядок в тылу, бои катятся к станице. Если все бросятся растаскивать добро, что же получится?

Холодов хотел что-то возразить, но Курганов перебил его:

— На первый раз предупреждаем, а потом будем судить строго, по законам военного времени. Иди и хорошенько подумай.

Холодов вернулся домой мрачнее тучи. За ужином он вдруг глянул на Таню и глухо спросил:

— А не твоя ли это работа, девка?

— О чем вы, дядя? — робко проговорила Таня, покраснев.

— Ты донесла на Степку? — он посмотрел ей в глаза.

Таня выдержала его немигающий колючий взгляд и отрицательно покачала головой.

— Смотри, — угрожающе бросил он, принимаясь за еду.

9

Выкладывая письма из сумки на стол, горбатенький Афанасий задержал в руке небольшой конверт с треугольным штемпелем и, горько вздохнув, сказал:

— А это, Иван Егорыч, опять казенное.

Вздрогнув, будто от резкого окрика, Курганов осторожно взял конверт, для чего-то осмотрел его со всех сторон и начал медленно распечатывать. «Опять чья-то беда», — тревожно думал он, чувствуя мелкую дрожь в руках.

В конверте лежал небольшой листок бумаги — извещение о том, что в бою под хутором Перелазовским погиб Григорий Евсеевич Озеров, отец Миши.

Сжимая в пальцах извещение, Курганов долгим, неподвижным взглядом смотрел через окно на удаляющегося по пыльной улице почтальона.

«Эх, Гриша, Гриша, вот и не довелось нам больше свидеться. Не дождутся тебя жена и ребятишки. Ну как я скажу им об этом? Лучше бы самому уйти на фронт, чем вот так утешать людей в неутешном горе».

С болью вспомнил он стремительный бег детских санок с высокой горы, белую палату уездной больницы и затянутую в лубок переломленную йогу. С тех пор много прошло времени, нога давно срослась, но на военную службу не брали: признали негодным.