Александр Порецкий - Наши домашние дела

• Название: Наши домашние дела
• Автор: Александр Порецкий
• Жанр: Публицистика

Современные заметки

---

Наконецъ — противъ послѣдняго положенiя о невеселомъ смотрѣнiи на барина крестьянами и ихъ дѣтьми, г. Арлевъ утверждаетъ слѣдующее:

"Имѣя помѣстья въ одной изъ великороссiйскихъ губернiй, я довольно часто бывалъ въ гостяхъ у своихъ крестьянъ; и во время угощенiя меня чаемъ, блинами и проч., всѣ ребятишки хозяйскаго семейства бывали здѣсь же, со мною въ одной избѣ, и всегда смотрѣли на меня весело. Также нигдѣ, ни у себя, ни въ другихъ имѣнiяхъ, я не замѣчалъ такойнелюбви и страха къ помѣщикамъ, о какихъ говорится въ статьѣ г. Воскобойникова."

Довольно!.. Господи! чтó же это? воскликнетъ гоголевскiй "господинъ добродушнаго свойства"; одинъ говоритъ: трудятся; другой — не трудятся; одинъ говоритъ: бѣдствуютъ, слезы льютъ, вознагражденiя за трудъ не получаютъ; другой — лѣнятся и праздничаютъ, изъ лѣности нищенствуютъ, или получаютъ по рублю въ день за косьбу; одинъ говоритъ: хмурятся и смотрятъ невесело; другой: нѣтъ! смотрятъ весело. Кому же, кому вѣрить?..

Господинъ добродушнаго свойства! удостойте подать намъ руку и поступимте вмѣстѣ по свойственному намъ съ вами добродушiю, повѣримте обоимъ понемножку… Вы не бойтесь, что люди, не имѣющiе нашего мирнаго свойства, но обладающiе другимъ колючимъ свойствомъ — насмѣшливостью, услышатъ насъ съ вами и засмѣются. Это ничего! пусть засмѣются, а мы съ вами не можемъ поступить иначе, потомучто тутъ у обѣихъ спорящихъ сторонъ есть болѣе или менѣе правды, но обѣ стороны немножко погорячились. Подумайте: говорить о всемъ рабочемъ классѣ, о цѣломъ народѣ такой обширной страны, какъ наше отечество, не исключая ни городскаго, ни сельскаго населенiя, и коснувшись такихъ чертъ, какъ трудолюбiе, степень нужды и нищеты, степень любви или нелюбви и страха крестьянина къ барину, — произносить рѣзкое категорическое сужденiе, рѣшительный приговоръ, положить общее правило, безъ всякихъ оговорокъ… можно ли это? Положенiя г. Воскобойникова уже давно сложились и сдѣлались ходячими; онъ повторилъ ихъ подъ влiянiемъ прочтенныхъ книгъ и наблюденiй городской жизни. Г. Арлеву повидимому короче знакомъ сельскiй бытъ можетъ-быть одной извѣстной мѣстности, да еще издали знакомъ бытъ фабричный: наблюденiя его сдѣланы при условiяхъ, теперь составляющихъ недавнее прошедшее, т. е. при существованiи крѣпостного права. Одинъ пишетъ грустную, безотрадную картину изъ головы; другой какую-то успокоительную идилiю, какой-то жанръ съ какой-то исключительной помѣщичьей деревни. Повѣривъ обоимъ живописцамъ въ немногомъ, мы все-таки болѣе сочувствуемъ грустной картинѣ. Въ ней намъ кажется болѣе если не правды, то истины. На одну деревню, гдѣ крестьяне распиваютъ чай, заѣдая его блинами, сколько насчитаете вы такихъ, гдѣ приходятъ въ ужасъ, оттого напримѣръ, что соль вздорожала.

Что нашъ работникъ не такъ дѣятеленъ и работа его не такъ спора, какъ въ иныхъ-прочихъ образованныхъ странахъ, что нѣтъ у него той ловкости, той отчетливости въ трудѣ, что наконецъ крѣпостное состоянiе прiучило его къ труду вялому, неохотному, прiучило стремиться, при всякомъ удобномъ случаѣ, отлынять отъ невольной, нисколько не интересующей его работы, — вѣдь все это тàкъ, все это правда. Но эта извѣстная и несомнѣнная истина неужели даетъ право вовсе отрицать въ нашемъ народѣ трудолюбiе, говорить, что онъ вообще трудится мало, и что если есть у насъ труженики, то никакъ не въ низшихъ классахъ, а только между чиновниками и мелкопомѣстными дворянами?.. Послѣднее даже что-то вовсе странно!.. Прежде нежели осуждать весь народъ за лѣность, за малость труда, — можно было бы, я думаю, принять въ соображенiе хоть его домашнiй бытъ и соразмѣрить его вялый трудъ съ условiями, поддерживающими его нравственныя и физическiя силы; припомнить, гдѣ онъ живетъ и чтó ѣстъ, да сличить это житье напримѣръ съ житьемъ англiйскаго работника, а потомъ уже и восклицать, что англiйскiй работникъ сдѣлаетъ противъ троихъ нашихъ. Въ семьѣ не безъ урода, говоритъ пословица. Мы слышали и знаемъ, что есть крестьяне лѣнивые и есть работящiе, что есть цѣлыя семьи, цѣлыя деревни лѣнивыхъ или излѣнившихся; но есть также цѣлыя семьи, цѣлыя деревни неутомимыхъ работниковъ. За чтó же тѣхъ и другихъ мѣшать безъ разбора въ одну категорiю мало-трудящихся?

Что между дѣтьми низшихъ классовъ много праздности — правда! Да чѣмъ же наполнить было ихъ возрастъ до семи, восьми и даже десяти лѣтъ, т. е. то время, когда еще нѣтъ физическихъ силъ для сельскаго труда? Грамотѣ ихъ до сихъ поръ не учили, а предоставляли запасаться на свободѣ этими физическими силами въ бѣганьѣ и уличныхъ играхъ. Нѣтъ между дѣтьми-простолюдинами понятiя о необходимости труда? — Еще бы! Но не говорите противъ того, что они съ-измала прiучаются къ трудностямъ, къ чернотѣ и тяжести труда, которая ихъ потомъ уже пугать не можетъ. Внушать имъ понятiе о необходимости труда, объяснять его значенiе — конечно нужно; но… согласитесь же, что «собачка» и «курочка» тутъ совсѣмъ не идутъ къ дѣлу. Мы говоримъ о томъ, что этотъ способъ объясненiя совсѣмъ не въ духѣ дѣтей-простолюдиновъ; заговорите съ ними подобными примѣрами, — они долго будутъ глядѣть вамъ въ глаза, ничего не понимая, а когда поймутъ, — непремѣнно засмѣются, и, чего добраго, еще по свойственной имъ грубости нравовъ, прозовутъ васъ «курочкой». Вотъ и пропали всѣ ваши внушенiя!..

Слова г. Воскобойникова о подвалѣ съ льющимися слезами конечно даютъ больше понятiе о парижскомъ или лондонскомъ пауперизмѣ, и ужь вовсе нейдутъ къ нашему сельскому быту, т. е. вовсе не характеризуютъ его. А что касается до городскаго, въ особенности столичнаго быта, то… кàкъ вамъ сказать? Напримѣръ мы говорили разъ съ одной старушкой, которая, по сохранившемуся у ней умѣнью и по состоянiю своего здоровья, не можетъ ничего больше дѣлать, кромѣ какъ вязать чулки. На вязаные чулки есть много потребителей, стало быть и работа у ней есть. Вяжетъ она очень проворно, а знаете ли, сколько прiобрѣтаетъ въ день чистой заработки, за исключенiемъ матерiала? — Семь или восемь копѣекъ серебромъ! Не вѣрите? Извольте сами расчитать. Теперь представьте, что жена чиновника заказала старушкѣ дюжину чулокъ; та исполнила заказъ къ тому дню, на который у ней уже не осталось ни куска пропитанiя, и приноситъ. А заказчица, за часъ предъ тѣмъ, снесла послѣднiй рубль на рынокъ и запаслась на него провизiей на два дня, потомучто черезъ два дня мужъ ея получитъ жалованье. Вотъ и проситъ она старушку за деньгами придти черезъ два дня; а старушка вѣдь не знаетъ, что рубль-то тамъ былъ послѣднiй, — ей можетъ-быть и не вѣрится. Случай, какъ видите, самый обыкновенный, простой, взятый не изъ парижской или лондонской жизни, а изъ нашей. Тутъ конечно дѣло обойдется безъ проклятiй, а безъ слезъ-то можетъ-быть и не обойдется, и полученiе рубля едва ли не составитъ событiя.

Приближаемся наконецъ къ самому любопытному и щекотливому пункту спора, къ вопросу: весело ли смотрятъ (правильнѣе — смотрѣли) крестьянскiя дѣти на барина, или невесело? Чувствуютъ ли (правильнѣе — чувствовали ли) крестьяне нелюбовь и страхъ къ помѣщикамъ, или не чувствовали? Мы не имѣемъ права не вѣрить г. Арлеву, утверждающему, что къ нему крестьяне не питаютъ ни нелюбви, ни страха, и что дѣти ихъ смотрятъ на него весело. Изъ этого мы прямо заключаемъ, что г. Арлевъ — добрѣйшiй помѣщикъ, и намъ очень прiятно узнать это. Если бы теперь кто-нибудь насъ увѣрилъ, что и всѣ наши помѣщики — добрѣйшiе люди, то мы ужь тàкъ и знали бы, что г. Воскобойниковъ кругомъ неправъ… Чтò жь? вѣдь крепостного права у насъ уже не существуетъ; стало-быть мы говоримъ теперь о прошедшемъ, а о прошедшемъ говорится какъ-то свободнѣе и прямѣе. Въ чемъ состояло зло крѣпостного права? — Въ произволѣ помѣщичьей власти; въ томъ, что все личное и имущественное благосостоянiе крестьянъ, вся участь ихъ зависѣла отъ личныхъ свойствъ помѣщика… Послѣ этого предоставляемъ г. Арлеву самому сдѣлать конечный выводъ: можно ли было однимъ примѣромъ его добрѣйшей личности опровергать слова г. Воскобойникова; и если послѣднiй явиться невиннымъ въ незнанiи нѣкоторыхъ сторонъ нашей дѣйствительности, то и за г. Арлевымъ не открылась ли небольшая замашка "водить читателей къ Шиллеру на луну", какъ выразился одинъ фельетонистъ въ приведенной нами выше тирадѣ изъ легкаго листка?

Успокойтесь же, господинъ добродушнаго свойства! Можетъ быть и теперь заклятые насмѣшники будутъ продолжать смѣяться, и иной даже пожалуй пуститъ ядовитую остроту въ родѣ того, что назоветъ насъ съ вами мировыми посредниками или удостоитъ другимъ еще болѣе почетнымъ титломъ — пусть! Острота никому не покажется остротою, и никто изъ людей нашего добродушнаго свойства надъ ней не улыбнется, видя ясно, что она есть плодъ одного непреодолимаго, но трудно-исполнимаго желанiя острить. Вѣдь вы сами видите, что не могли же мы поступить иначе, какъ повѣрить понемножку обоимъ спорящимъ, и если впали въ роль примирителей или пожалуй мировыхъ посредниковъ, то не потому, чтобы набивались на эту роль, а потому, что самый предметъ вызвалъ насъ на нее. Мы не хотѣли быть пристрастными ни къ одной сторонѣ, мы хотѣли примирить… Можетъ, правда, случиться и то, что обѣ стороны останутся недовольны нами; но… и это ничего! Пусть жалуются на насъ высшему литературному начальству, напримѣръ "Русскому Вѣстнику" или "Отечественнымъ Запискамъ", изъ которыхъ ни тотъ, ни другiя вѣрно не откажутся принять на себя роль губернскаго присутствiя, потомучто это роль важная, удовлетворяющая и честолюбiю и другимъ страстямъ, важнымъ лицамъ свойственнымъ. Только намъ съ вами нéчего бояться ихъ суда, потомучто мы поступили по совѣсти.