Михаил Кураев - "Встречайте Ленина!"

• Название: "Встречайте Ленина!"
• Автор: Михаил Кураев
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-289-01749-6

Впервые рассказ опубликован в журнале «Новый Мир» 1995, № 9.

---

Я представлюсь именно потому, что мое имя, а в особенности фамилия большинству граждан ни о чем не скажут, я же, отчасти как историк, знаю, как сформировалась наша фамилия и откуда взялось такое причудливое отчество. Имя мое — Соломон, отчество — Иванович, именно Иванович, фамилия — Неопехедер.

По преданию, мой отдаленный предок имел прозвище «Хедер», ставшее со временем его фамилией. При очередной какой-то переписи то ли пьяный, то ли косоглазый, то ли не очень-то грамотный писарь слепил воедино инициалы и фамилию, с тех пор мы пошли писаться нелепейшим, исторически случайным и бессмысленным наименованием. А вот дед, отец моего отца, влюбленный в революцию до последнего дня жизни, вплоть до расстрела весной 1935 года здесь же, в Ленинграде, по «кировскому делу», чтобы отмежеваться от своих братьев и политически незрелой сестры, охваченный пафосом обновления жизни, приписал к своей исконной фамилии еще и приставку «нео», что значит «новый». Торопя победу всемирного интернационала, всех своих детей поочередно назвал: Иван, Шамиль и Марат.

В истории много случайного, это отрицать нельзя, но сквозь дебри случайностей прокладывает дорогу необходимость.

В основе моей фамилии — «хедер», что значит «школа», а наш Выборгский райком партии занимает здание, построенное перед революцией для Учительского института!

Вот почему мое пребывание в этих стенах казалось мне таким органичным.

Я историк, но в ленинском смысле слова. Помните, у Владимира Ильича сказано: «Революцию интереснее делать, чем о ней писать». Вот и я для себя решил: историю лучше делать, чем ее изучать. Я представляю собой довольно распространенный тип историка-практика, в чем-то внутренне близок к Василию Сергеевичу, чья звезда, увы, закатилась, а также и к Михаилу Сергеевичу и Борису Николаевичу, чьи звезды сегодня восходят. Мне памятна теоретическая статья Василия Сергеевича в «Ленинградской правде», где он убедительно, с фактами в руках доказал, что в практике коммунистического строительства теория на каком-то этапе идет впереди практики, потом сливается с практикой и, наконец, практика обгоняет теорию и ведет ее за собой.

Мы видим сегодня, насколько далеко практика ушла вперед от теории, вот я и выбрал для себя то, что можно назвать практической историей. С институтской скамьи на комсомольской работе, потом на партийной, и это естественно, поскольку все сколько-нибудь значительные исторические свершения в истекающем столетии были делом партии и лиц, ею взращенных. Партия и сегодня может гордиться тем, что прошедшие сквозь ее горнило вожди, публицисты, идеологи хотя и не настаивают больше на социальной справедливости, но по-прежнему стойко защищают от посторонних авангард движения человечества к своему счастью.

Моя партийная деятельность (комсомол для краткости опускаю) развернулась в конце пятидесятых годов на ниве Выборгского райкома. Из комсомола, как водится, пошел инструктором в сектор. Сектор укрепил — сделали завом. Через два года уже утвердили и. о. зам. зава отделом. Не могу сказать, чтобы времена были скверные, даже по сравнению так и наоборот, но, сами понимаете, где Иванову достаточно охапку принести, чтобы его заметили, мне нужно воз тащить. И я тащил. Тащил и ждал, когда же он наконец появится на моем пути, этот Аркольский мост… И он настал!

Я сознавал всем своим нутром, что этим мостом станет встреча Владимира Ильича на Финляндском вокзале. Я родил эту идею, она плод, как говорится, чрева моего.

Но точно так же, как какому-нибудь забытому сегодня финикийцу уже невозможно доказать, что еще до Колумба, до Америго Веспуччи его нога побывала по ту сторону Атлантики, и мне сегодня уже не доказать, что приоритет за мной. Раньше я о приоритете не думал. Я знал, что, если все пойдет нормально (а как оно могло еще пойти?!), я завотделом с перспективой на Академию общественных наук. Два года в Москве, надежный круг друзей, единомышленников — и, считай, биография сделана. С этой точки зрения я считал себя неплохо подкованным…

Романтик! я не понимал, что недостаточно открыть Америку, еще надо, чтобы рядом с тобой был Вальдемюллер, который твоим именем назовет открытые тобой земли.

Заразившись идеей, так сказать, повторной встречи, встречи на новом уровне, на новом историческом витке, Владимира Ильича Ленина у Финляндского вокзала, я старался не сходить с твердой почвы фактов. Увы, силы, превосходящие мои скромные возможности, решили подойти к истории с другой стороны — со стороны возрождения массовых народных празднеств, характерных для таких революционных городов, как Париж, Петроград, Гавана и т. п. Мои попытки объяснить несостоятельность вторичной художественности оказались тщетны.

Проект

(Секретно)

Дополнения к повестке дня Бюро РК КПСС… сентября 1966 года

7. О фактах политической близорукости, допущенных партбюро и редколлегией стенной газеты «Наш путь» Бондарного завода ВНТИ «Литпром» (отв. Дромограй Ч. Ж.). (Всем троим строгий б/занесения.)

76. Кацнельсон Евсей Вениаминович, русский, 1921 г. р., образование начальное, маляр автобазы завода Лепсе. Член КПСС с 1944 года.

Неоднократные систематические аморальные поступки в быту, тесно связанные с употреблением спиртных напитков. Прогулы на почве пьянства.

Находясь в больнице на излечении, напился и устроил дебош, оскорблял лечебный персонал, нарушал нормы общественного поведения, за что был досрочно выписан из больницы.

Будучи в нетрезвом виде, появился на территории автобазы, зашел в комнату общественных инспекторов и стал всех присутствующих оскорблять нецензурными словами. На предложение идти домой отказался. Более того, ударил т. Козубая (беспартийный) по лицу перчаткой.

За непартийное отношение к товарищам по работе, за систематическое употребление спиртных напитков и появление на работе в нетрезвом виде, за моральную неустойчивость в быту и на производстве — строгий выговор с занесением в учетную карточку.

77. Булавский Анатолий Тимофеевич, русский, 1935 г. р., образование н/высшее, инструктор райпрофсожа. Член КПСС с 1962 года.

Тов. Булавский, работая в райпрофсоже на должности инструктора, по совместной работе познакомился с гр. Выжигиной, с которой с мая 1965 года стал сожительствовать, оказывая ей материальную помощь. По нескольку дней не являлся в свою семью, состоящую из жены и троих детей, так как в это время находился у сожительницы гр. Выжигиной, имеющей также троих детей.

Своим поведением т. Булавский нанес тяжелую травму жене и детям. При беседе в Парткомиссии т. Булавский осудил свое поведение и обещал впредь ничего подобного не допускать.

В настоящее время т. Булавский возвращен в свою семью, отношения налаживаются.

За аморальное поведение и непартийное отношение к семье — выговор с занесением в учетную карточку.

Меня, родившего грандиозную идею встречи Владимира Ильича Ленина у Финляндского вокзала в день пятидесятилетия его возвращения в революционный Петроград, от детища моего отторгли. И только когда все рухнуло, уже на пепелище, на обломках, сам Василий Сергеевич, к которому меня и не подпустили, — а я бы мог воздействовать на него в моем направлении, — так вот, сам Василий Сергеевич только и сказал: «Какой идиот это все придумал?!»

Вокруг были те, кто мою идею унизил, распял, опошлил и провалил, рядом с Василием Сергеевичем были лишь те, чьими руками, можно сказать, на площади у Финляндского вокзала Владимир Ильич был вторично похоронен, они-то в ответ на законный вопрос Василия Сергеевича разом вспомнили и с радостью сообщили: «Есть в Выборгском РК Неопехедер, видите ли, Соломон Иванович». — «Сортиры ему чистить, вашему Соломону Ивановичу», — сказал под горячую руку, превозмогая боль в горле (об этом чуть позже), багровый от гнева Василий Сергеевич.

Гневные слова Василия Сергеевича были поняты узко, как директива, меня вышвырнули из райкома и бросили на коммуналку, т. е. в комхоз, где я и погрузился в безвестную жизнь и никогда уже вплотную к истории не приближался.

Пусть хотя бы в этой истории не будет темных пятен, я хочу пролить свет на Болутву. Это он, в каких-нибудь пять лет превратившийся из Шурки в Александра Ерминигельдовича, оттеснил меня от моего детища, и все благодаря Нине Петровне Авчарниковой, которая была тогда в горкоме на пропаганде и Шурке покровительствовала.

Я думал, что Нина-то Петровна, как женщина, поймет, что нельзя отрывать дитя от родителя.

Да что говорить! Добро бы отторгли вчистую и забыли, отобрали, ну и несите всю полноту ответственности, но когда дело дошло до «жареного петуха», я имею в виду Василия Сергеевича, то меня же вспомнили, меня же подставили…

И все-таки я вернусь в самое начало, не для того, чтобы обогатить повествование новыми подробностями, а лишь для того, чтобы вернуть себя в то легкое состояние крылатой молодости, пережить все еще раз, еще раз переволноваться, испить горькую, но полную чашу той ясной, еще ничем не замутненной жизни, которой, казалось, не будет конца.