Вадим Ротенберг - Сновидения, гипноз и деятельность мозга

• Название: Сновидения, гипноз и деятельность мозга
• Автор: Вадим Ротенберг
• Издательство: Центр Гуманитарной Литературы «РОН»
• Жанр: Психология
• Год: 2001
• ISBN: 5-93866-005-Х

Вадим Ротенберг получил медицинское образование и специализировался в области психиатрии. Принимал участие в разработке концепций психологической защиты, изучал измененные состояния сознания, в частности, гипноз. Его работы по сну внесли большой вклад в современное понимание функций различных стадий сна, в особенности парадоксальной. В тридцать семь лет защитил докторскую диссертацию по психиатрии, посвященную исследованию сна человека, став, таким образом, одним из самых молодых докторов наук в области медицины в СССР. Вместе с В.Аршавским является автором теории поисковой активности – глобальной концепции, направленной на познание поведения и психики человека и животных.

---

Спустя несколько месяцев на вопрос журналиста, какая партия за последнее время запомнилась ему больше других, Таль ответил: «Встреча с Морфи» – и объяснил ошеломленному репортеру, что галлюцинаций у него нет.

Следует подчеркнуть, что и в состоянии гипноза ощущение себя внушенной личностью опирается на знание об этой личности, будь то образ художника И. Е. Репина, композитора С. В. Рахманинова или кого-либо еще.

Если человек никогда не получал никаких сведений о внушенной личности, его поведение «в образе» оказывается невозможным. Вообразить же себя новорожденным человек не может, поскольку в нашей произвольной памяти этот период не фиксируется, и субъект, если он не акушер, казалось бы, совсем ничего о нем не знает. Впрочем, и формального знания безусловно недостаточно для воспроизведения таких не подчиненных произвольному контролю феноменов, как, например, некоординированное движение глаз.

И тем не менее я рискну предположить, что между внушением «творческой личности» и внушением неонатального периода принципиальной разницы нет.

Разумеется, при внушении неонатального периода гипнотизер адресуется к тем следам памяти, которые никогда не осознавались и не могли осознаваться.

Это обстоятельство рассматривается как уникальный отличительный признак такого внушения. Но при этом как будто упускается из виду, что в отличие от игры заурядного актера поведение испытуемого «в образе» великого человека неизмеримо богаче, чем его формальное, осознанное знание об образе. Его поведение значительно сложнее, чем любые его возможные представления об игре в творческую личность.

В. Л. Райков исследовал гипнотическую регрессию возраста, когда взрослым здоровым испытуемым внушалось, что они – дети четырех-пяти лет, а затем проводилось их психологическое исследование. Чтобы решить, идет ли речь об игре в детский возраст или о подлинном переживании регрессии, были приглашены в качестве контрольной группы опытные актеры детского театра, которым предложили сыграть роль детей соответствующего возраста. Между поведением актера и поведением испытуемого в гипнозе было на первый взгляд большое сходство, но результаты психологических исследований показали существенное различие. Так, испытуемому внушалось: «Тебе 5 лет, у тебя есть сестра Оля, и два брата – Коля и Миша. Сколько всего у тебя братьев и сестер?» Ребенок этого возраста умеет считать до трех, и как актеры, так и испытуемые давали правильный ответ. Затем вопрос менялся: «Сколько братьев и сестер у твоего брата Коли?». И тут следовал неожиданный ответ испытуемого – «два». Актер же детского театра, хорошо зная, что его герой умеет считать в таких пределах, по-прежнему отвечал «три». Ни актер, ни сам испытуемый в состоянии неизмененного сознания не знали, что в таком возрасте ребенок еще не вполне выделяет себя как личность, не способен воспринимать себя как бы в стороне и потому не считает самого себя при перечислении сестер и братьев своего брата. Таким образом, в состоянии гипнотической регрессии испытуемый приобретает (или, вернее, восстанавливает) знания, которые отсутствуют у него на осознаваемом уровне.

При внушении «творческой личности» испытуемые принципиально иначе выполняют тест Гилфорда (на творческие способности), чем в состоянии обычного бодрствующего сознания, как мы уже упоминали. Они не только называют в гипнозе гораздо больше способов использования того или иного предмета, но и не повторяют те способы, которые были перечислены до гипноза. На вопрос о том, почему испытуемый не упоминает эти на поверхности лежащие способы, один из «великих людей» ответил презрительно: «Ну, таких банальных ответов вы от меня не дождетесь». Можно, следователь но, предполагать, что переживаемый в гипнозе «образ Репина» немногим более основан на осознанном представлении о Репине, чем переживание состояния новорожденности на знании об этом состоянии. В обоих случаях гипноз «извлекает» из субъекта значительно больше, чем сам субъект в состоянии осознать. Инструкция только каким-то способом «включает» образ, который потом проявляется по своим законам. Есть основания предполагать, что законы образного, правополушарного мышления отличаются от законов логического мышления, в большей степени связанного с левым полушарием.

Именно благодаря свойствам образного мышления возникает возможность полного чувственного отождествления себя с внушенным образом и использования резервов всей бесконечно богатой образной памяти. Когда доминирует логическое мышление, это имеет место в условиях неизмененного сознания, чувство реальности препятствует столь полному отождествлению.

Сохраняется осознанное представление о самом себе, и поэтому неосознаваемое представление о другом не может полностью проявиться как самосознание и, самое главное, как самоощущение. Поэтому в нормальных условиях представление себя другим всегда носит формальный характер.

Исключением является только игра талантливого актера, непосредственная и достоверная. Но большой вопрос – не играет ли самогипноз определенную роль в активации образного мышления выдающегося актера? Во всяком случае режиссеры отмечают, что высокая гипнабельность коррелирует с актерской одаренностью.

В свое время мы высказали гипотезу, что суть гипнотического изменения сознания сводится к относительному превалированию образного мышления в условиях ингибиции вербального мышления. Эта гипотеза косвенно подтверждается результатами некоторых экспериментальных исследований. Так, показано, что более гипнабельные субъекты предпочитают получать информацию в левое поле зрения (т. е. в правое полушарие) – в аудитории они располагаются справа от кафедры. При ответах на задаваемые вопросы у них также прежде всего активируется правое полушарие, что проявляется движением взора влево. Гипнотические воздействия оказываются наиболее эффективными именно при внушении комплексных состояний и чувственно переживаемых образов. Так, прямая инструкция воспроизвести отдельные неврологические феномены новорожденности («ваши глазные яблоки „плавают“ и движутся в разных направлениях»), предъявляемая даже в глубоких стадиях гипноза, как правило, не может быть выполнена. Внушение же неонатального периода без всякой дальнейшей детализации: («тебе 2 дня!») дает выше описанную богатую и разнообразную картину. Требования, предъявленные в гипнозе – играть или рисовать как можно лучше, – оказываются значительно менее результативными, чем внушение образа великого музыканта или художника. При чувственном отождествлении себя с этим образом как бы автоматически, без дополнительных уточняющих инструкций, реализуется потенциальное множество заложенных в нем возможностей.

Сходные выводы могут быть сделаны из исследований Л. Шертока.

Наиболее полный эффект гипнотической анальгезии возникает не при прямом внушении отсутствия болевой чувствительности, а при внушении следующего представления: «Вам кажется, будто на вашей руке надета длинная кожаная перчатка». В том же случае, когда внушение носило прямой и директивный характер, испытуемая сама осуществила спонтанный перенос болевых ощущений на «другого» человека. Существенным компонентом механизма внушенных ожогов являются яркие представления раскаленных предметов, приложенных к соответствующему участку кожи. Современные данные о функциональной межполушарной асимметрии помогают в какой-то степени понять механизм активации образного мышления с помощью вербальной инструкции: показано, что правое полушарие, даже изолированное, способно к пониманию речи в достаточно широких пределах. В то же время обостренная концентрация внимания на общении с гипнотизером обеспечивает ту редукцию сознания, логического мышления, которая необходима для доминирования образного мышления.

В. Л. Райков подчеркивает, что измененное под воздействием гипноза сознание может во многом напоминать состояние творческого экстаза. В книге Д. Данина о Нильсе Боре приведены свидетельства очевидцев, что Н. Бор в процессе решения творческих задач производил впечатление загипнотизированного. Способность писателя на высоте творческого подъема почувствовать полное тождество с собственным персонажем, как это произошло, например, с Г. Флобером при описании отравления госпожи Бовари, очень напоминает переживание в гипнозе «внушенной» личности. По-видимому, неправомерно сводить творческий акт к самогипнозу, скорее в основе обоих состояний лежат активация образного мышления и некоторая его самостоятельность по отношению к вербально-логическому мышлению. Так, известно, что временное одностороннее выключение левого полушария может способствовать более выразительной художественной экспрессии в живописи и в музыке.

После гипноза, и особенно после серии гипнотических внушений, субъект нередко отмечает повышение творческой продуктивности, причем необязательно связанное с характером внушенного образа. Так, некоторые испытуемые В. Л. Райкова после внушения образов великих художников или музыкантов неожиданно начали писать стихи. Такое неспецифическое действие гипноза также свидетельствует о том, что гипноз раскрепощает и мобилизует образное мышление. Об этом же свидетельствует увеличение после гипноза интереса к миру во всех его проявлениях, повышение работоспособности и подъем душевных сил. В этой связи существенно наблюдение, что гипноз, даже без специальной терапевтической направленности, приводит к улучшению самочувствия и психического состояния. Есть основания предполагать, что одним из важных механизмов патогенеза неврозов и психосоматозов является недостаточная действенность образного мышления. Действительно, неспособность к формированию многозначного контекста не только обедняет личность, но и делает человека более уязвимым к разнообразным конфликтным ситуациям, прежде всего к мотивационным конфликтам. Альтернативное, однозначное логико-вербальное мышление часто оказывается бессильным в поисках выхода из таких конфликтов. Все преимущества в таком случае на стороне принципиально неальтернативного образного мышления.