Ольга Чигиринская - Мятежный дом

• Название: Мятежный дом
• Автор: Ольга Чигиринская
• Жанр: Научная Фантастика

Продолжение истории об экипаже и пассажирах «Паломника»

Роман не закончен, продолжение истории публикуется на сайте автора http://miatejnyidom.ucoz.ru/publ/1-1-0-1.

---

– «Он» – это тот человек, который захватил тебя и держал в плену? Синоби?

Дик закивал.

– Это была программа конвертации?

Теперь последовал один кивок. Дик расстегнул – и тут же быстро застегнул горловину куртки.

– Сегодня меня приняли за синоби, – он перешел на шепот. – И я испугался, понимаете? Что у них получилось. Что он со мной, я так и не смог от него сбежать. Так долго… и так тяжело… и зачем? Если бы это был бес – то вы, наверное, не помогли бы мне, только священник. Но это ведь человек. А вы – психолог.

– Психотерпаевт, – поправила Сильвер. – Итак, ты хочешь от меня… чего-то вроде экзорцизма?

– Нет… то есть, я и сам не знаю. Сегодня… он мне помог. И так получается, что я не могу отказываться от помощи. И не знаю, куда деваться. Не знаю, чего хотеть. Он… продолжает меня грызть, сволочь такая. Но он мне нужен. И вот сегодня мне сказали, что я синоби. Сказали люди, которые знали настоящих синоби, наверняка. А ведь… я всего лишь говорил с ними так, чтобы они поняли – не в игрушки играю.

– Что это были за люди?

– «Бессмертные». Кто уже на пенсии, а кто так… они искали наемника, чтобы загасить Лесана. А я подумал – может, кто-то из них укроет миледи? А, без толку…

Сильвер тихонечко присвистнула.

– Хотела бы я послушать, как ты с ними говорил.

Дик сжал кулак.

– Мне просто нужно, чтобы меня не считали ребенком, понимаете? Я не виноват, что так вышло. Они сами не захотели ждать, пока мне исполнится… ну двадцать хотя бы. А получается фунния – то принимают за детеныша, то за… черт знает кого.

– И, по твоим расчетам, лучше – за черт знает кого?

– Выходит, так. Симатта, я бы побыл ребенком. Когда в городе жил, другой раз так завидовал ребятам из нашей банды! Ни о чем не думай, день прожили – и ладно. А я так не могу. Знаете, в одной книжке сказано – «свет расшатался, и скверней всего…»

– «Что я рожден восстановить его», – закончила Сильвер. – И ты… веришь в свою миссию?

– Нет, – Дик опустил голову, потерся лбом о спинку стула. – Но я никого не вижу, чтобы ее отдать. Покажите мне такого человека – я все на него перевалю, рвану в Пещеры Диса и залезу в самую глубокую нору, только меня и видели. Вы знаете кого-нибудь?

Сильвер покачала головой.

– Ну так и говорить, выходит, не о чем. Это – на мне.

– У меня складывается впечатление, что ты не хочешь этого «экзорцизма», – осторожно предположила Сильвер.

– Хочу! Но не могу. Я же сказал – не знаю. Господи, как же раньше было просто! Живи себе, учись, работай, молись и ничего такого, что не сделаешь – гадом себя чувствуешь и сделаешь – гадом себя чувствуешь. Я же так мало хотел – уйти чистым. Больше ничего. А выходит, он все-таки… прилепился ко мне. Или того хуже – был раньше. Моро не так просто ко мне привязался. Он знал, он видел, сволочь такая, – Дик поймал себя на том, что повышает тон и осекся: ребенок же спит! – У меня же получается. Понимаете, в чем штука-то? Я начинаю действовать как синоби, и у меня получается. И нельзя действовать иначе – проиграю-то я по-любому, но иначе я вообще ничего не смогу. Даже гемам благовествовать не смогу, потому что… – он не знал, как это объяснить. Точнее, знал, но уж больно бахвальски – и даже кощунственно – это звучало бы: лукавый соблазнял его и гемов страшной подменой. В их предельно конкретном сознании проповедник, которого они видели, вытеснял Христа, которого они не видели. В Салиме можно было этого не бояться – там были друзья, которые знали его слабости и боль. Но путь в Салим теперь заказан – имя Ричарда Суны не должно помешать легализации приюта и собиранию единомышленников, поддерживающих аболиционизм. Он отрубил по живому еще одну связь и эта рана болела.

– Ты и здесь благовествуешь? – приподняла брови Сильвер.

– Конечно. И я, и Рэй. Здесь же детишки из нашего комбината – они аж на хвосты повставали от радости, когда нас увидели.

– Вы… сумели проникнуть на территорию базы?

– А там нечего и проникать особенно. Они ведь не под замком. Морлоки никогда никуда не бегут, разве что умирать, – Дик вздохнул тяжело. – Но я и здесь должен его терпеть. И с ним никак, и без него никак.

– Ты воспринимаешь его как нечто отдельное от себя?

Дик вздохнул. Ну что ж, она врач. Это примерно как исповедь, только еще хуже. То же, что копаться в кишках, ища воспаленный аппендикс. Но… такие операции проводят под наркозом.

– Можно мне еще этой штуки? «Черт возьми» или как ее там?

– «Швайнехунд», – Сильвер, улыбнувшись, плеснула в стакан.

На этот раз Дик сумел даже различить вкус – экстракт «лимонной травы», «водяной тыквы» и еще чего-то…

– Дело в том, – начал он, – что у меня был партизанский отряд…

Слово за слово он рассказал то, что не рассказывал никому, даже Рэю – уж больно это смахивало на безумие. Хорошо организованное безумие, как у того парня, который собирался восстановить расшатанный мир, да так у него ничего и не вышло, только крови напустил. Неужели и у меня кончится тем же?.. Да нет, он свое безумие организовал фигово, вот в чем дело. Бормотать чушь – это всякий может, а вот рассечь себя на то, что ты хочешь сохранить и то, чем готов пожертвовать…

– Не всякий, – согласилась Сильвер. – Но вообще-то это довольно стандартный метод. Ему учат в наших разведшколах. Но что ты сам додумался – это здорово.

Дик прикусил губу. Конечно, он хотел быть откровенным с Сильвер – но думать вслух и не замечать этого? Ай да «швайнехунд»… Пить нельзя, мысленно подчеркнул он. Наверное, совсем нельзя.

– Сохранению контроля над речью под наркотиком тоже учат, – Сильвер пожала ему запястье. – Все в порядке, не волнуйся. Ты должен был об этом рассказать. Ты молодец. А теперь послушай меня. Далеко не каждого конвертированного пилота готовят в синоби, потому что не каждый для этого годится. Нужен особый психический склад и особые мотивации. То, что с тобой делали – называется созданием экзистенциального вакуума. Забрать прежний смысл жизни, подсунуть новый. Отобрать все, что есть – дорогих людей, дорогую память, даже ту часть тебя, которая тебе дорога – чтобы загрузить свое. И знаешь, что? Ненависть. То, что этот тип с тобой сделал – было для того, чтобы ты эту ненависть на нем сосредоточил и ею жил. Но ты молодец, Дик. Ты победил, ты вывернулся, ты сам организовал себе новый смысл, сам его сделал, из любви. Вот о чем ты должен помнить постоянно. А этот твой внутренний синоби… Да, значит, у тебя был какой-то талант, какая-то предрасположенность, и ее разглядели. Но что это за талант?

– Пролезать, – Дик оскалился, – врать и убивать, да?

– Какая чушь, – Сильвер слегка встряхнула его за плечи. – Это же твой родной язык! Что значит «синоби»?

– Терпение.

– А терпение – разве не добродетель? Разве не дар Святого Духа?

Дик слегка опешил.

– Ты вообще знаешь, как, кем и почему был организован клан синоби?

– Нет, – признался Дик. – Я до этого еще не дошел.

– Хорошо, сейчас расскажу…

Тут малыш закряхтел и завозился. Сильвер подошла к кровати, погладила ребенка по спине, пощупала подгузник.

– Сухой, – констатировала она, перевернула ребенка кверху попкой и осталась сидеть на постели. – Во времена Дарио Росса, второго тайсёгуна Рива, случилась межклановая война…

Снизу донесся какой-то шум, потом чьи-то ноги протопали по лестнице вверх и по коридору. Короткий разговор с Габо, ждущим за дверью – и осторожный стук.

– Сильвер! – Дик слышал голос этой женщины, когда гостил на навеге. Кажется, она заведовала производственным оборудованием и звали ее Линда. – Сильвер, у нас аврал. Хельга… тут приперся Тор…

– Смертоубийства не случилось?

– Пока нет. Но лучше тебе прийти.

– Черти бы побрали их всех, с их идиотскими амбициями, – Сильвер закатила глаза. – Иду.

Она сделала Дику знак спрятаться в угол, чтобы Линда не увидела его, шепнула:

– Присмотри за Чу, – и открыла дверь.

– Ну так что у вас там? – услышал Дик, когда дверь за ней захлопнулась.

– Она ему врезала. Он ей не успел. Обоих держат…

– Габо, за мной…

Голоса стихли в отдалении, неясный шум внизу – тоже.

Зато на постели снова завозился Джулио – или Чу, как называла его мама. Распрямил ножки, попробовал поднять голову и тут же снова уронил ее на покрывало. Дик сел рядом, хотел вернуть малыша в прежнее положение – тот с кряхтением настаивал на своем: ему хотелось двигаться, а не спать; он пробовал возможности своего маленького тела, совершая беспорядочные и отрывистые движения, пытался самостоятельно перевернуться на спинку… Наконец, ему удалось вскинуть головку достаточно высоко, чтобы она перевесила, и – брык! – юный Чу оказался на боку. Ножки, больше не чувствуя опоры, тут же задрыгались в воздухе. И ничем, кроме цвета кожи, этот младенец от детей тэка не отличался… Вот, например, сейчас, без живого тепла рядом, он забеспокоился. Рожица сморщилась, глазки сузились, а ротик наоборот, раскрылся – и Чу издал… нет, еще не вопль – но длинный тоскливый скрип.