Игорь Акимов - Без риска остаться живыми

• Название: Без риска остаться живыми
• Автор: Игорь Акимов
• Жанр: Биографии и Мемуары

военно-приключенческая повесть о разведчиках. Один из авторов Игорь Акимов — написал также представленную на Милитере культовую книгу «Легенда о малом гарнизоне».

---

Офицер поднял глаза от фляги, удивился в первое мгновение, потом чуть отпрянул, приглядываясь, — и вдруг остолбенел.

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Пименов по-немецки.

2

Разведка встретила разведку.

Что это не просто вражеские солдаты, а именно разведчики, Пименов понял сразу. И больше об этом не задумывался; тем более — не пытался получить от самих немцев подтверждение. 0н это понял и принял. Впрочем, если бы впоследствии у него спросили, как он пришел к такому выводу. Пименов без труда перечислил бы множество мелких деталей, которые для него были красноречивей и убедительнее любого допроса.

На этой мызе немцы скорее всего оказались случайно. Тоже небось от дождя укрылись. Однако они успели сделать это заранее: маскировочные костюмы у них были сухие и на полу ни единой капли воды; более того, гладко выкрашенный и до блеска полированный кухонный пол хранил ясно отпечатавшиеся пыльные следы немецких рифленых подошв. Следов было немного. Пришли на минуту, только автоматы скинули; вся остальная амуниция была на них.

Что с ними делать? Взять в плен?

Вообще-то, конечно, четыре «языка», из которых один — офицер, добыча важная, и в другое время ребята уже вертели бы в гимнастерках дырки для орденов. Но… приказ остается приказом. И его надо выполнять. Да и, помимо всего прочего, Пименов никогда не забывал — несмотря на жестокую «специфику» войны — что для своих подчиненных он не только командир, но и воспитатель. И что воспитывает не одними словами, а каждым поступком и самой жизнью.

Он воспитывал и себя тоже. И потому ни за какой орден не согласился бы привести вместо настоящих «языков» эту четверку. Потому что — хотя формально к нему было бы невозможно придраться — в его собственных глазах это был бы подлог. И в самом деле: ну какой из разведчика «язык»? — так, одна только видимость. Не из того теста людей берут в разведку. Сколько бы в штабе ни изощрялись: хоть перекрестно его допрашивай, хоть на измор, когда допрос продолжается сутками, — толку не добьешься. Разведчик сначала будет молчать, а потом врать, или наоборот: сначала врать, а потом молчать. И это будет тянуться, пока не надоест штабным. И они опять пошлют ту же разведгруппу с тем же заданием: «обнаружить дислокацию оторвавшегося противника». Но ведь время будет безвозвратно потеряно, драгоценнейшее время, за которое «оторвавшийся противник» успеет вырыть окопы полного профиля, понастроить блиндажей, растянуть спираль Бруно, намотать на колья колючую проволоку ряда в три и заминировать подходы, в особенности все танкоопасные направления. Пименов даже воочию представил, как двое здоровенных саперов катят катушку с проволокой, выдирают ее из зацепов прочной осенней травы, из коряг, ругаются, но катят и катят, а еще двое следом за ними натягивают ее на колья, приколачивая гвоздями.

…Вся эта длинная цепь соображений и ассоциаций, конечно же до предела упрощенная, пролетела в сознании лейтенанта молниеносно и остановилась лишь когда был достигнут первый итог: как «языки» эти немцы не товар.

Второй последовал тут же: не брать их вовсе.

От этой мысли Пименов сам несколько ошалел, и ему понадобилось немалое усилие, чтобы совладать с собою. Его успокоило и обнадежило простое соображение, что если предыдущая мысль выражала одно разочарование, то эта уже была радикальна; она несла в себе решение, причем решение оригинальное, неожиданное для противника. Пусть поломают себе голову, попробуют понять, что все это значит. Крепкий орешек, господа фрицы? Чтобы разгрызть, нужно время. А его-то и выгадывал Пименов. Он чувствовал, что судьба посылает ему шанс, он вел в этой партии; нужно было только придумать, как реализовать свое преимущество.

Чтобы не испортить чего-нибудь случайным неверным шагом, он оставлял все как есть.

В этот момент он и встретился глазами с вражеским офицером и произнес первое, что пришло в голову, самое нейтральное: «Продолжайте, продолжайте…»

Пименов хотел только одного; не вспугнуть немцев. Но поневоле огромная умственная работа и психическое напряжение предыдущих мгновений отразились в этих словах. И они приобрели неожиданный для самого Пименова вес. Они прозвучали, как свидетельство, что решение принято. Они стали как бы визитной карточкой Пименова. Через несколько секунд немцы опомнятся, к ним возвратится умение рассуждать н взвешивать, не упуская ни одной детали и объективно оценивая каждую; и тогда на чашу весов лягут и тон лейтенанта, и поза, и смысл его слов, и они поймут, что перед ними противник сильный и уверенный в себе он выиграл эту схватку, он победитель, но то ли ему эта победа не нужна, то ли ему ее мало… но он предлагает продолжить партию!..

А почему бы и нет?!.

Что у этого русского на уме — его дело. Он дает шанс? Отлично. Сыграем!..

Но это будет позже.

Услышав незнакомый голос, на Пименова мельком глянули еще двое немцев. Они сидели друг против друга, боком и двери, жевали огромные бутерброды с ветчиной и к тому же были заняты какой-то игрой, как определил Пименов, очень похожей на нашу «балду». Им было не до посторонних визитеров. Они тут же вернулись к своему занятию, но уже не могли произнести ни слова и даже перестали жевать: хоть и с запозданием, но и они почуяли неладное. А потом в их сознании сгруппировались в единый образ все те мелкие и малозначащие (если взять их порознь) детали, которые слету схватывает тренированный взгляд разведчика… Они опять — очень медленно повернулись к Пименову, поняли, что не ошиблись, и медленно встали… Отодвигаемые табуретки коротко скребнули по полу. Тот, что сидел возле стены, совсем еще мальчишка с тонкими чертами лица и провалившимся боксерским носом, отчего лицо казалось шире, чем было на самом деле, перестал жевать, проглотил все, что было во рту, и горестно вздохнул.

Теперь обернулся и четвертый, сидевший спиной к двери. По лицам товарищей он уже понял, что происходит. Ему не пришлось тратить драгоценные мгновения и нервную энергию на узнавание и овладение собой. Он был готов действовать немедленно-такая профессия. Он знал, что нужно бросаться не глядя. Спиной. До двери два метра — более чем достаточно, чтобы в воздухе, в полете повернуться к противнику лицом. А уж там, если не промахнешься, если успеешь ухватить русского пусть не за грудь, не за руку, хотя бы за одежду — больше ему ничего не надо… Немец знал, как надо действовать, но непроизвольное, непрофессиональное любопытство превозмогло — и он все-таки глянул через плечо. Его глаза встретились с глазами русского — и он понял, что не бросится, потому что ничего это не даст. Спина выдала его; напружинившаяся, готовая метнуть тело навстречу врагу спина все сказала русскому, и тот ждал этого прыжка; он и сейчас еще ждал — на всякий случай, мало ли что, — хотя знал, что немец уже не прыгнет.

Пименов держался свободно и даже несколько расслабленно; и хотя руки лежали на «шмайссере», было видно, что так ему удобно, а больше это ровным счетом ничего не означает. В самом деле: не наставлять же автомат на немцев, если затеваешь с ними такую сложную игру. Просто он был уверен в себе, уверен в том, что знает, как сейчас будут вести себя враги; он мог себе позволить быть естественным. Немцы это поняли — и признали его силу.

Правда, был момент, когда у них проявилось едва уловимое движение, словно их всех одновременно чуть качнуло к подоконнику, где навалом лежали их автоматы. Впрочем, может быть, этого движения и не было, — оно бы слишком ко многому обязывало и слишком многое ставило на карту. Может быть, оно только почудилось — ведь мысленно они все время были возле этого злосчастного подоконника, все время меряли и пересекали в своем воображении расстояние до него. Тут их было нетрудно понять.

Как бы там ни было, в какой-то момент Пименову почудилось: вот сейчас… Но в немцах уже пропало это. Через другую дверь, ведущую в жилые комнаты, они увидели приближающегося из глубины дома старшину Тяглого. Его появление перечеркнуло их последние колебания.

Тяглый переступил через порожек, но дальше не пошел. Прислонился левым плечом к белому кухонному шкафу со множеством дверок и полочек, и оттуда посматривал то на немцев, то на лейтенанта. При перестрелке шкаф как укрытие не годился, но психологически он прикрывал.

Тяглый был в трех шагах от автоматов; однако немцы еще ближе. Поэтому он не спешил подходить к подоконнику — опасался спровоцировать рукопашную. Лейтенант чуть кивнул: все правильно.

— Хлопин остался на крыльце… на всякий случай, — услышал лейтенант за спиной спокойный голос Игоря Стахова.

— Хорошо…

Пока что складывалось неплохо. Одно не нравилось Пименову: немцы начали нервничать. За какие-то секунды они уже успели смириться с пленом, и если б сейчас раздались команда: «Руки вверх! Повернуться лицом к стене! Не оборачиваться! Не шевелиться!..» — короче говоря, весь набор, который в подобных случаях употребляют обе воюющие стороны, то бы они приняли как должное и вели бы себя послушно и спокойно. Но секунды проползали одна за другой, и никто не приказывал поднимать руки, никто не брал их в плен… Значит… Значит этим русским не нужны пленные?.. И их просто перебьют?..