Анатолий Афанасьев - Гражданин тьмы

• Название: Гражданин тьмы
• Автор: Анатолий Афанасьев
• Издательство: Мартин
• Жанр: Боевик
• Год: 2001
• ISBN: 5-8475-0076-9

В суперсовременном московском научном центре претворяются в жизнь безумные планы массового клонирования людей. Сотни россиян превращаются в предмет торговли, дешевую рабочую силу, поставляемую за рубеж.

Казалось бы, в разрушенной, разграбленной «демократической» России нет силы, способной остановить современных работорговцев.

У элитного сотрудника спецгруппы «Варан» на этот счет другое мнение…

---

— Вот и отлично. Вот мы и снимем киношку с твоим участием. Но придется напрячь силенки. Не дай бог оступиться, сценарий ювелирный. Что-то хочешь спросить?

По привычке я уже отметила некоторые его особенности, за которые можно зацепиться. Например, внешность. Не красавец, конечно, и не урод. Холеный мужичонка с едва намечающимся брюшком. Морда скорее приятная, чем отвратная, если бы не носяра. Нос приметный, с подвижными, как цветочные лепестки, ноздрями, чуткий, как у насекомого. Наверное, именно энергичный носяра лучше всего отражал его характер. А характер такой, что случайно зацепишься — обдерешься до крови. Ну, это уж у них общее, родовое, у всех победителей жизни. Это мы всегда учитываем.

— Гай Карлович, раз уж оказали мне честь, — я смущенно потупилась, — раз приняли участие… Позвольте признаться чистосердечно?

— Ну?

— Вы мой герой. Гай Карлович, мой жизненный идеал, для вас я готова на все. В самых смелых мечтах не могла представить, что когда-нибудь буду сидеть вот так запроса рядом с великим человеком. И мне очень страшно, что я не сумею угодить.

Обычно на такие невинные девичьи признания они клюют безотказно, но этот, похоже, был чересчур умнее, чем я предполагала. По свекольной морде пробежала тень смеха, носяра дернулся вверх-вниз, как поплавок.

— Не мели чепуху, красавица, это необязательно… Лучше запомни, что скажу. Главная твоя задача — загарпунить Громякина. Намертво. Чтобы не ворохнулся. Это трудно, понимаю. Он человек ломаный, дурной. Даже говорить о нем как о человеке не совсем верно. Животное, чудовище. Но он нам нужен. Мы на него сделали ставку, вложили средства. И ты должна его приручить. С помощью подруги, разумеется. Справишься?

— Приручить Громякина — это как? В постель уложить, что ли?

— В постель — мало. Надо, чтобы кормился из твоих рук. Честно говоря, я была поражена.

— Гай Карлович, вы серьезно? Может, вы меня с кем-то путаете? Я обыкновенная московская путана. С какой стати он вдруг будет, есть из моих рук? И потом — у него есть Иванцова. Я ей в подметки не гожусь.

Ганюшкин недовольно сдвинул брови, носяра поник.

— Не умствуй, Надя. Каждый солдат должен знать свой маневр. Иванцова — это Иванцова, ты — это ты.

— Есть другая народная мудрость: всяк сверчок знай свой шесток.

— Ты не сверчок, Надин, а результат научного отбора. Ошибки нет: зверюга на тебя среагировал. Пока вяло, но импульс есть.

— Откуда известно?

— Наводил справки о тебе. Кто, откуда? Чем болела? Есть и другой красноречивый фактор. Шуганул двух любимых петушков. Неделю к ним не прикасается.

— А к Иванцовой?

— Не дерзи, Надя, если хочешь, к Иванцовой тоже… Повторяю, Громяка нам нужен в товарном, упакованном виде. И как можно скорее. Раз уж помянула свою подругу, скажу, Иванцова не справилась. К сожалению, придется ее наказать. Надеюсь, с тобой этого не случится.

Он сидел так близко и был такой тихоголосый, домашний рассудительный, и все же от него веяло ужасом, как из преисподней.

— По ряду причин, — продолжил наставительно, — с Громякой мы не можем использовать более действенные, активные способы сотрудничества. Поэтому, Надя, прошу тебя, не сорвись. Глупо сломаться в начале блестящей карьеры, которая перед тобой открывается. Согласна?

— Да, но… Что все-таки я должна сделать?

— Пока войти в доверие, стать незаменимой — иными словами, занять место Иванцовой. Дальше видно будет. Успокойся, тебе помогут, у тебя будут консультанты и все прочее, что необходимо. Вся современная наука любви к твоим услугам. Со всеми ее самыми изощренными приемами.

Магнат поднялся на ноги, взглянул на ручные часы. Аудиенция закончена.

— Гай Карлович, можно последний вопрос?

— Говори.

— Даже два.

— Быстрее, Надя, спешу.

— Туркам я подчиняюсь или нет?

— С этого дня ты подчиняешься лично мне. Но слушаешься всех. Улавливаешь тонкость?

— Улавливаю… Гай Карлович, Иванцова — моя школьная подруга… Пожалуйста, скажите, что с ней?

— Ты же ее недавно видела?

— Да, но вы сказали, придется наказать.

— А-а, ты вон про что… — Неожиданно Ганюшкин перестал спешить и опустился обратно в кресло. Больше того, посадил меня к себе на колени, нежно обняв за плечи. — Хорошо, удовлетворю твое вполне понятное любопытство. Сейчас вместе проведем маленький научный опыт Ну-ка, признайся, как относишься к Гене Шатунову?

— К Мослу? Как к нему можно относиться? Животное, оно и есть животное.

— Ая-яй, Наденька, стыдно. Зачем же спала с этим животным?

— От страха, Гай Карлович.

— Что-то ты непохожа на трусиху… Ну да ладно… Геночка обидел наших турецких братьев, сама была свидетелем. И вообще последнее время ведет себя вызывающе, задирает хвост… Нет-нет, не волнуйся, ничего страшного, мы давно отказались от варварских методов воздействия — пытки и прочее. Пожалуйста, смотри внимательно.

Я не заметила, как в пальцах у него оказался дистанционный пульт, и лишь увидела, как вспыхнул экран телевизора, стоящего у противоположной стены. Изображение было четким, но беззвучным. Маленькая комната с операционным столом и разными приспособлениями, на столе лежал Мосол, к его голове подведены провода от каких-то приборов. Вокруг суетились трое мужчин в белых халатах, что-то налаживали, подключали, возможно, готовились к операции. Сцена напоминала кадры из популярного штатовского сериала "Скорая помощь", который я недавно смотрела. Один знакомый гинеколог (не любовник, а именно врач) как-то сказал, что эту мыльную медицинскую оперу российские врачи воспринимают как суперкинокомедию, не уступающую фильмам Чарли Чаплина. У Геннадия Мироновича глаза вытаращенные, как у человека, который ушел под воду и понимает, что вынырнуть не успеет.

— Что с ним делают? — спросила я почему-то шепотом.

— Ничего. — Гай Карлович нежно помял мои груди. Я не сомневалась, что ему приятно. — Все, что надо, они уже сделали.

И действительно один из медиков освободил голову Мосла от путаницы датчиков, второй скинул ремни, которыми тот был примотан к столу. Ошарашенный Мосол слез со стола, неуклюже раскачивался. Ближайший врач поводил перед его лицом ладонью. Мосол скривился в неуверенной улыбке.

Гай Карлович отключил изображение.

— Ну, как тебе?

— Ничего не поняла. Ему вкололи наркотик?

— Мелко мыслишь. Надежда Егоровна. Старыми категориями. Его изменили.

— Как изменили? Отрезали что-нибудь?

— Ах, Надин, какая же ты непонятливая девочка! Ладно, сейчас увидишь, — спихнул меня с колен довольно бесцеремонно, потянулся к телефону, снял трубку и, не набирая никакого номера, распорядился:

— Подайте сюда Мосолушку. — Энергично потянул носом, потер руки. В непроницаемых глазах такое выражение, будто нанюхался кокаину. — Любопытное ты существо. Надежда Егоровна.

— В каком смысле?

— Увидеть такое — и даже бровью не повести! В твоем-то возрасте… Неужто ничего не почувствовала?

— Что я должна почувствовать?

— Ну не знаю — жалость, страх, содрогание душевное. Все же — э-э — сожитель.

— Не понимаю. Гай Карлович, чего от меня ждете?

— Ничего не жду, ровным счетом ничего. Но вижу, с Громякиным справишься. И не только с Громякиным, да?

Отвечать, слава богу, не пришлось. Отворилась дверь, и робко, боком втиснулся в кабинет Геннадий Миронович. Первое, что бросилось в глаза, от его привычной раздвоенности не осталось и следа. Теперь это была однозначная определенная личность, без внутренних метаний, с каким-то неожиданно появившимся прилизанным хохолком на голове. Без всяких закидонов и амбиций. Лох. Человек доисторического времени, когда существовали бесплатные туалеты. И голос новый, чуть ниже тембром, басовитый и заискивающий.

— Звали, барин? — спросил, скользя туманным взглядом куда-то в заоконное пространство. У меня по коже пробежали мурашки.

— Звал-звал, — благодушно отозвался Ганюшкин, подойдя к страдальцу ближе. — Как зовут тебя, помнишь?

— Мослом Мословичем, ваше высокоблагородие.

— Верно… Ну-ка, открой рот.

Геннадий Миронович послушно вывалил язык, и магнат зачем-то подергал его зубы. Потом вытер ладонь о белую сорочку Мосла.

— Кому служишь, горемыка?

— Вам, ваше высокоблагородие.

— А еще кому?

— Вот ейтой дамочке, запамятовал, как звать-величать, Простите Христа ради, — ожег пустым и каким-то влажным взглядом, от которого меня замутило. Преданный пес не смотрит жалобней.

— Опять верно, — похвалил Ганюшкин. — Теперь докажи, как любишь свою хозяйку.

С утробным урчанием Мосол повалился на колени, подполз к пуфику и облизал мою туфлю, при этом крепко зажав в ладонях щиколотку.

— Почеши его за ухом, почеши, — улыбчиво посoветовал Ганюшкин. — Они это любят.