Анатолий Афанасьев - Гражданин тьмы

• Название: Гражданин тьмы
• Автор: Анатолий Афанасьев
• Издательство: Мартин
• Жанр: Боевик
• Год: 2001
• ISBN: 5-8475-0076-9

В суперсовременном московском научном центре претворяются в жизнь безумные планы массового клонирования людей. Сотни россиян превращаются в предмет торговли, дешевую рабочую силу, поставляемую за рубеж.

Казалось бы, в разрушенной, разграбленной «демократической» России нет силы, способной остановить современных работорговцев.

У элитного сотрудника спецгруппы «Варан» на этот счет другое мнение…

---

Спеленатый педик Гаврила Штейн хрипел на столе, матерился:

— Отвяжите, козлы! Шурик Македонский меня лично знает. Позвоните Шурику, козлы!

В который раз подивился Варягин тому, что все новорусские мученики, попадая в переделку, одинаково пытались переломить злую участь, взывая к знакомым паханам, словно не верили ни в какую иную силу. Сами же паханы, которые, хотя и не часто, тоже оказывались в его лаборатории, молились другому идолу и предлагали любые суммы за свое спасение, но ни тем ни другим не помогали их кумиры. Варягин попенял несчастному:

— Нехорошо, Гаврила, только позоришь себя. Погляди на своего любовничка, какой он смирный. И тебе бояться нечего. Никто вас убивать не собирается. Надрежем малость тушку — и поплывешь спокойно в землю обетованную.

— Ответишь, падла, перед Македонским. Он с тебя с живого шкуру сдерет.

Доктор философски улыбнулся и ввел в вену снотворное..Лет десять назад Семен Варягин считался одним из самых талантливых хирургов в Склифе, вдобавок с уникальным опытом работы на "горячей линии". Перед ним открывались блестящие перспективы, в ближайшее время светил перевод к знаменитому Буравскому, но судьба нанесла коварный удар в спину, как она любит делать. В сущности, ничего особенного не произошло, рутинная для наших дней история. В его дежурство доставили подраненного бандюка подобрали возле ресторана «Астория», но не русского, кавказца, хотя для Варягина это не имело ровно никакого значения. Он сделал все положенное в таких случаях: прооперировал, извлек две пули, одну из бедра, вторую из легкого, заштопал, отметив про себя, что пациент тяжелый, может не вытянуть, — и забыл про него. «Грязная» хирургия в Склифе — это конвейер, если помнить о каждом прооперированном, с ума сойдешь. Он-то забыл, но про него не забыли. Дня через три его подозвали к телефону в ординаторскую, и вежливый мужской голос с едва заметным акцептом спросил:

— Извиняюсь, доктор Варягин?

— Да. Чем могу служить?

— Служить не надо, — усмехнулись в трубке. — Скажи лучше, доктор, зачем зарезал нашего Осман-бека? Варягин как-то сразу понял, что это не шутка.

— Какого Осман-бека? Вам что надо?

Голос спокойно напомнил, что ночью такого-то числа в отделение привезли некоего гражданина Юсупова, совершенно здорового, только с двумя небольшими пульками в брюхе, но после того как доктор с ним поработал, богатырь Осман-бек в ту же ночь отдал Богу душу. Оправдываться не надо, у них в госпитале есть свой человек, который все правильно объяснил.

Испугавшись до колик, Варягин начал бубнить, что пуля была не в брюхе, а в легком и он старался изо всех сил, но при таких тяжелых ранениях нельзя гарантировать… Спохватился, что это звучит неубедительно, и оборвал себя на полуслове.

Мужчина на другом конце провода удовлетворенно произнес:

— У тебя есть выбор, доктор: заплатишь сто тысяч долларов или будет как с Осман-беком.

— Откуда у меня сто тысяч? — вспыхнул Варягин. — Кто вы?

— Скоро узнаешь, — доброжелательно ответил голос. Обошлись с ним без затей, по-рыночному. На другой день, когда вечером возвращался с дежурства, двое усатых горцев встретили его возле дома. Называться не стали, но еще раз уточнили, готов ли он платить сто тысяч отступного за убиенного Осман-бека?

— Откуда? — обреченно повторил Варягин. — Для меня сто долларов — капитал.

Не медля, джигиты отвели его к мусорным бакам — по очереди проткнули длинными ножами несколько раз подряд. Еще не совсем стемнело, и со скамейки от родного подъезда за экзекуцией пытливо наблюдали две знакомые старушки. Последнее, что он услышал, корчась, как червяк, в мокрой глине, был заполошный крик одной из них.

— Сеню дохтура убивают!

Варягин провалялся в больнице около двух месяцев, но выкарабкался, хотя что-то в нем непоправимо надломилось. Будучи хирургом, ежедневно сталкиваясь со смертью, он и прежде не питал особых иллюзий относительно рода людского, но теперь внезапно мир открылся перед ним безнадежной, синильной чернотой, и он почувствовал себя парией в нем. В сердце поселилось равнодушие, подобное застывшему смогу. Жена не смогла жить с выжженным изнутри человеком и через год ушла от него, прихватив пятилетнюю дочку. Он не попытался выяснить, куда они подевались. Зачем? Все и так понятно. Отвратительный сам себе, постоянно ощущающий в ноздрях сырой запах тлена, как он мог надеяться на чье-то сочувствие и, прости господи, любовь.

В Склиф не вернулся, пару лет скучно работал в районке, все чаще прикладываясь к пузырьку, откуда его однажды выудили посланцы «Дизайна». Он легко согласился на их предложение, потому что нуждался в деньгах, а когда (довольно быстро) понял, куда попал, ничуть не огорчился и ни разу не пожалел о своем решении. Напротив, в том, что с ним происходило, ощущалась железная логика: словно незримый поводырь с дьявольской усмешкой осторожно опускал его все глубже и глубже в мирскую трясину, чтобы в ближайшем будущем, по всей вероятности, покончить с ним каким-нибудь изощренным способом — растворить в серной кислоте, погрузить живьем в могилу… Поневоле приходило в голову, что с ним, как и со многими другими, производят какой-то важный гуманитарный эксперимент, в котором он является одновременно и жертвой и участником. В эксперимент вовлечены огромные массы человеческого материала… именно материала, потому что назвать людьми в старом, привычном смысле слова большинство из попадавших к нему в руки, включая и нынешнего педика Гаврилу, можно было лишь с большой натяжкой. Окончательной цели эксперимента он не представлял, но догадывался, что речь, скорее всего, идет о возможности искусственного пресечения всякой разумной жизни на земле.

В этот день он возвращался домой в особенно растерзанном, душевно и физически, состоянии и по пути, как обычно заглянул в пивной бар со звучным названием «Барракуда», к которому здешняя публика так и не привыкла, как и большинству других непонятных названий по всей Москве и между собой называла его по-прежнему «Гадюшником». Еще одно свидетельство того, как туго приживается среди варваров западная культура. В баре опрокинул две стопки беленькой, с наслаждением высосал кружку ледяного жигулевского пива и с неожиданным аппетитом умял тарелку горячего соевого, с кусочками мяса супа, именовавшегося в меню как фирменное блюдо «Манхэгген». Заодно пообщался со старым приятелем (они жили в одном доме), бывшим доктором наук, профессором Ванюшей Савеловым, который, кажется, никогда не покидал заведение и, возможно, тут и ночевал между столиками. Его не выгоняли, хозяин бара, пожилой интеллигентный Муса Джалобаев, даже при случае его подкармливал. Тихий профессор был здешней достопримечательностью, привлекавшей посетителей. Дело в том, что Ванюша Савелов, кроме многих прочих достоинств, обладал гипнотическим даром и за умеренную плату мог прямо в зале закодировать любого желающего от пьянства, снять порчу, откорректировать бизнес и (но это без гарантии) излечить от любой болезни, вплоть до ВИЧ-инфекции и рака. Особенно почему-то пасовал перед гипнозом рак прямой кишки. Подтверждение было всегда рядом и налицо: бывший скрипач дядя Жора Самойлов, которого врачи приговорили к смерти, отказавшись оперировать и дав ему от силы два месяца колобродить, и который уже несколько лет подряд, загорелый и окрепший, наравне с профессором попивал пивцо за одним из пластиковых столиков «Барракуды». Всего пять сеансов гипноза, проведенных не отходя от стойки, понадобились для полного и необратимого излечения.

С профессором обсудили виды на третье тысячелетие, а после того как к ним присоединился Жора Самойлов, тихонько спели новый гимн Александрова на старые слова Михалкова. Настроение у Варягина заметно улучшилось.

— Чего припозднился сегодня? — поинтересовался у Жоры. — Случилось чего?

Старый скрипач воровато оглянулся по сторонам:

— Не поверите, мужики. Пришло приглашение по почте от какой-то хитрой фирмы. На собеседование. Я сходил, меня не убудет. Аж на Краснопресненскую добирался. Взяли анализы. На той неделе второе собеседование. Если пройду, дело в шляпе.

У Варягина пивная струя взбрыкнула в желудке.

— Что значит — в шляпе? Что тебе обещали?

— Пока не говорят. Но дамочка намекнула, если параметры подойдут, поставят на международный гранд.

— Не ходи туда больше, — сказал Варягин. — А лучше всего беги из Москвы.

— Ты чего, Семен? — Скрипач вытаращил глаза. — Подумай, что говоришь. Может, это последний шанс на ноги встать. Гранд! Что же мне до конца дней своих так пробавляться за ваш счет?

— Он придурок, — сказал Варягин профессору. Тот печально кивнул.

— Музыкант. При этом — еврей. Случай клинический.

— Может, за границу пошлют, — размечтался Самойлов. — Нет, старая гвардия еще свое слово скажет. Запомните, ребята, если повезет, Жорик про вас не забудет. Мы еще увидим небо в алмазах.