Борис Стругацкий - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 2

• Название: Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 2
• Автор: Борис Стругацкий
• Издательство: Издательство «ВОКРУГ СВЕТА»
• Жанр: Критика
• Год: 2010
• ISBN: ISBN: 978-5-98652 293-7

Содержание:

КОЛОНКА ДЕЖУРНОГО ПО НОМЕРУ

Александр Житинский.

ИСТОРИИ, ОБРАЗЫ, ФАНТАЗИИ

Сергей Соловьев «ЭХО В ТЕМНОТЕ». Повесть, окончание.

Ника Батхен «НЕ СТРЕЛЯЙ!». Рассказ.

Сергей Карлик «КОСМОСУ НАПЛЕВАТЬ». Рассказ.

Илья Каплан «ЗАБЫТЫЕ ВЕЩИ». Повесть.

Константин Крапивко «НЕЧИСТЬ». Рассказ.

Илья Кузьминов «ПЕРСОНАЛЬНЫЙ НАКАЗЫВАТЕЛЬ». Рассказ.

Светлана Селихова «СУПЕРЩЁТКА: МЕТАМОРФОЗЫ БЫТИЯ». История отношений.

ЛИЧНОСТИ, ИДЕИ, МЫСЛИ

Антон Первушин «КТО ПОЛЕТИТ НА МАРС?»

Константин Фрумкин «БЫСТРОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ПАРАЛЛЕЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ».

ИНФОРМАТОРИЙ

«БлинКом» — 2009.

«Роскон» — 2010.

Наши авторы

---

— Итак, Семенов… Где вы находились 16 декабря в районе 15 часов дня?

— На Петроградской. В кафе у Лены — у Поповой Елены Михайловны.

— Это кто-нибудь может подтвердить?

— Лена может. Ну и, наверно, кто-нибудь из завсегдатаев.

— Вы говорили, что были знакомы с Гордеевым. А квартира его вам знакома?

— Я давно там не был. С Иваном Александровичем что-нибудь случилось?

— Это тайна следствия. Насколько давно вы там были?

— Видите ли, в семьдесят четвертом году мы с ним довольно сильно поссорились. После этого я у него практически не бывал. Заходил раз или два отдать кое-какие книги.

— А что явилось причиной ссоры?

— Да как вам сказать… Ему показалось, что я работаю на вашу организацию.

— Гордеев занимался антисоветской деятельностью?

— Об этом мне ничего не известно. Можно понять его подозрительность — при Сталине он много лет провел в заключении. Позже он был реабилитирован.

— Вы знаете что-нибудь о секретной комнате в квартире Гордеева?

— Ни о какой секретной комнате мне ничего не известно. Что там было? Три жилые комнаты, кухня, ванная, туалет… Еще кладовка.

— Кладовка могла использоваться как секретная комната?

— Что вы этим хотите сказать? Я, помнится, заглядывал, ничего особенного там не было. Может, конечно, потом Гордеев ее и засекретил…

— Правда, что через вас Гордеев заказывал в механических мастерских детали?

— Существует порядок, бумаги. Все можно проверить.

— Это же какое-то дикое упорство, Семенов… Вам отлично известно, что я имею в виду. В мастерских все налево работают без всякого оформления.

— По мелочи, для быстроты, конечно, случалось.

— И что вы об этих деталях можете сказать?

— А что я могу сказать? Трубочка там или втулка — чертежей полных или схем Иван Александрович мне не доверял. А экспериментатор он был от Бога. Но не доверял никому. Так в протоколе и отметьте, гражданин следователь.

— Кстати, Семенов, в последнее время вы большей частью не живете по адресу прописки. Где вы проводите время?

— У Лены, где же еще. Мы, возможно, скоро поженимся.

— В кафе на Большом проспекте П.С.?

— Еще на ее квартире. Улица Грибалевой, 35, вы, наверное, сами знаете.

— Сами понимаете, Семенов, все, что вы говорили, мы проверим…

— А сейчас я могу идти?

— Пока — можете. Распишитесь вот здесь. Вот ручка.

«Алеша Попович» подвинул Семенову письменный прибор с установленной в нем толстой перьевой ручкой. После того как Семенов расписался и вышел, он осторожно взял ручку платком и положил в заранее подготовленную коробочку. Ту же роль — носителя отпечатков — должен был сыграть и гладкий стакан, из которого «Алеша» любезно предоставил возможность Семенову выпить воды несколько ранее. Он не был обязан лично вести допрос Семенова, но положение дел настоятельно этого требовало. Не последнее место играл интерес, проявленный генералом… В чем он был солидарен с Онегиным — так это в презрении ко всей и всяческой мистике, В этом смысле он был верным учеником. Мистика — хорошее прикрытие для предательства. Но эмоции в сторону, его собственные служебные — или, скорее, лично-служебные — интересы также требовали более чем пристального внимания.

«Алеша» снял очки, протер глаза. Помассировал лицо. Не так уж часто он оставался один. Наедине с собой не обязательно быть логичным и последовательным. Он очень устал. Хотелось бы так держать в руках ситуацию, как он держал сейчас в руках свое лицо. Война отделов, оргвыводы, критическая точка карьеры. М. К. успел дослужиться до полковника, прежде чем попал в опалу. Потерял Канаду, однако приземлился заведующим спецлабораторией. «Алеша» был подполковником и всего лишь замом в своем отделе. В этом чине и на этой должности — очевидная перспектива скорой отправки на пенсию. (Чертов М. К. - стакан водки, третья звездочка на дне…) Мучительный вопрос — кто выиграет при том или ином обороте дела. Исчезновение! Похищение? Бегство? И вдобавок — фантастические показания Литвина.

* * *

В. Ф. позвонил вечером. Татьяны, как всегда в последнее время, дома не было.

— Валя? Это Алексей, — В. Ф. узнал голос «Алеши Поповича». — Есть мнение, что вам надо устроить очную ставку с Семеновым.

— Что-нибудь прояснилось? Или это тайна следствия?

Разговаривая со старшим чином из ГБ, пусть и давним знакомым, В. Ф. удивлялся небрежности своего тона. Влияние западных ветров? Страх уменьшился, он лучше чувствовал невидимые координаты, в которых происходит разговор. Понимал, что небрежный тон больше нравится его собеседнику, чем просительный.

— Да нет, при чем тут тайна, — подумав, ответил «Попович». — Жилистый старикан. Надо его прощупать насчет середины декабря.

— А очная ставка зачем?

— Ну, во-первых, может, вы его встречали раньше.

— Татьяна его во сне видела.

— О снах Татьяны — особый разговор. Глядишь, она его на чем-то расколет.

* * *

Онегин, как и планировал, ехал «Красной стрелой». В спальном вагоне. Он обдумал заранее, насколько это разумно с точки зрения конспирации. Решил, что разумно. Главное — естественность. Что может быть естественнее, чем отставной генерал, который желает ехать в СВ? А если за ним следят, то на перегоне Ленинград-Москва спрятаться трудно. Вызывать машину, чтобы ехать на вокзал, он, однако, не стал, вместо этого они с женой вышли прогуляться до метро «Горьковская». Людей на улице было немного, падал мягкий снег, наводя на банальные мысли о нечистоте людских дел и о том, что о ней не хочется думать в такой вечер. Если наблюдать издали, единственная необычная деталь — он с дипломатом в руке. Издали не заметно, что под кожей черного дипломата — металлический корпус, а от ручки к запястью идет прочная цепочка. На Кировском он поймал случайное такси. Ни по дороге, ни на вокзале слежки не заметил… В двухместном купе Онегин оказался один. Тем лучше. Открыл кодовый замок дипломата, достал дорожный несессер (зеркальце, электробритва, крем, зубная щетка, тюбик «Поморина») и любимый свой роман — «Кима» Киплинга на английском. Под ними были две запасные рубашки, смена белья. Внизу — бумаги в кожаной папке. Онегин задумался, как быть с драгоценным дипломатом, если понадобится сходить в туалет. Брать с собой? Туалет рядом, один на два купе. Решил, что на пять минут дипломат можно оставить, закрыв на замок и пристегнув цепочку к металлической опоре столика.

Проводник принес чаю. Онегин поблагодарил, запер дверь. Пил не торопясь, глядя в темноту за окном, в которой иногда проплывали желтоватые огни малолюдных деревень. В этих краях, конечно, понятнее Лермонтов, чем Киплинг. Допив чай, лег и взялся за «Кима». Тоже вот — никогда не надоедающая книга о поисках реки, которая смывает все иллюзии. О мальчике и старике — тибетском ламе, ищущих вдвоем эту реку. Он до сих пор иногда чувствовал себя таким мальчиком, только старика рядом не было. Реку он, правда, однажды искал. Хотя бы ручеек, чтобы напиться. Несколько дней, оставшись в полном одиночестве, перед тем как попасть в детский дом. В степи под палящим солнцем. Ныне он знал, конечно, о буддийском учении, что все — иллюзия. Зря, что ли, полжизни работал на Востоке. Однако в то, что настоящее — «здесь и теперь» — является иллюзией, он не верил. Это давало силы бороться. Что касается прошлого… То, что он вспоминал о своем детстве, нередко казалось ему именно такой иллюзией.

Родителей, подобно киплинговскому Киму, он почти не помнил. Правда, помнил деда с бабкой, в доме у которых рос, пока их не пришли раскулачивать. Родители каждый год уезжали на заработки в город… Дом у деда с бабкой был добротный, с оцинкованной крышей. Возможно, поэтому их и раскулачили. Он убежал, спрятался в овраге, ночью пробрался подальше от реки, в степь. Шел, не ведая куда, стараясь только держаться в стороне от людей. Иногда вдалеке слышались выстрелы, порой где-то что-то горело — по ночам над горизонтом поднималось тихое зарево. На второй или третий день у него, наверное, начались галлюцинации… Откуда у него мог взяться в руках обрез? А труп молодого бойца в красноармейском шлеме — то было видение или реальность? В широко раскрытых глазах юноши застыло ситцевое небо, черное входное отверстие пули зияет над левой бровью, суетятся вокруг мелкие степные мухи. Ему хотелось верить, что это была галлюцинация. В то же время ему хотелось верить, что самолет, а самое главное, летчик-галлюцинацией не были. Он снова был один. Никакого обреза в руках. Сначала он услышал рокот мотора.

Потом из-за опаленного солнцем холма выскочила и сама машина — одноместный биплан. На фоне белесого от зноя неба четко прорисовывались растяжки, скреплявшие между собой крылья, растопырка колес под фюзеляжем. Самолет описал круг над головой растерянно стоящего Феди и приземлился, подкатившись к нему совсем близко. На землю соскочил пилот в кожаном комбинезоне. Шлем, очки, усы… Он подошел к Феде, который опустился на колени. Положил руку Федору на плечо. «Экий ты… доходяга». Рука была тяжелая. Голова у Федора закружилась, перед глазами поплыли красные круги. Следующее видение: то же лицо — над. Бульканье, вкус воды на губах.