Сергей Донской - Кидалы в лампасах

• Название: Кидалы в лампасах
• Автор: Сергей Донской
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-02820-Х

Задание у бывшего спецназовца Михаила Хвата простое: забрать у чеченских боевиков похищенный ими компьютер со сверхсекретной информацией и вернуть его в штаб федералов. Заодно спасти программистку-хакера Алису. Для человека, способного поставить на уши целую армию, – посильная задачка. Хват отправляется в логово бандитов и только в ходе дерзкой и безжалостной операции понимает, что ему подсунули гнилое дельце: при любом исходе его ждет смерть. Но не учли ни чеченские отморозки, ни кидалы в лампасах, что спецназовец даже смерть способен сделать своей союзницей.

---

Когда первый батальон выбил «духов» из здания вокзала и выдалась передышка, капитан Хват осторожно снял с себя нательный крестик и надел его на шею умирающему помкомвзвода Пташечкину. Вдруг крестик послужит парню пропуском на небеса, если есть они, небеса, за завесой черного дыма, полощущегося над городом. В Грозном горело все, даже то, что гореть по своей природе не могло… однако горело, полыхало, плавилось. Земля, асфальт, стены домов, вывороченные рельсы, канализационные люки. В клубах дыма чудились предсмертные корчи насквозь грешных и все же невинных душ.

Хват расставался с крестом без сожаления. В этом огненном аду божьи законы все равно не действовали, не могли действовать.

Тогда кто установил их, эти законы?

По чьему хотению, по чьему велению траки бронетехники наматывали на катки кишки тех, кто пришел сюда с такими же православными крестиками, как у тебя? Кто дал добро на то, чтобы под гусеницами своих же танков хрустели черепа русских мальчишек, расплескивая мозги несостоявшихся художников и поэтов, сантехников и милиционеров, алкоголиков, космонавтов, слесарей, токарей, любящих отцов и неверных мужей? Гребаная Чечня, гребаный мир, где то ли человечество утратило веру в бога, то ли он перестал доверять людям. Слишком велико расстояние между небом и землей, по которой шагаешь ты, оскальзываясь на кровавом месиве. Слишком много снов и воспоминаний, с которыми трудно, почти невозможно жить. Но мемуаров ты не напишешь, нет. Все, что тебе было суждено написать, уже написано. В коротеньких посланиях родителям погибших, в похоронках, в актах опознания тел.

Вот что такое подлинные книги судеб.

А все эти литературные исповеди боевых офицеров ГРУ в книжках с пестрыми обложками сочиняются людьми другого сорта. Людьми с богатым воображением, позволяющим им выдавать себя попеременно то за «афганцев», то за «приднестровцев», то за «сербских добровольцев», у которых что ни поле, то обязательно Косово. Эй вы, кутузовы и суворовы! Не перегрызлись еще в своих затхлых террариумах да аквариумах, выясняя, кто из вас круче?

Как ни откроешь книгу «за спецназ», так тут же и наткнешься на очередного накачанного битюга в камуфляже и с экзотической раскраской на лице. Враки. С виду по Хвату и другим мужикам его закваски ни за что не определишь их боевую породу. Вот сидит за кухонным столом средних лет мужчина, нижнюю челюсть вперед не выдвигает, брови к переносице не сводит, мускулами не поигрывает. Жует через силу последний пирожок с капустой, отдувается, и ни одна собака не распознает в нем человека, которому не только убивать приходилось, но и умирать.

Приговаривает:

– Ну сестренка, ну уважила…

– Может, добавки? – встрепенулась Катя.

– Это будет уже перебор. Того и гляди, сам взойду, как на дрожжах. – Хват погладил себя по животу, который всегда оставался у него по-мальчишески плоским.

– Если хочешь, на ужин снова пирожков напеку.

– С капустой?

– Ну да. Они ведь твои любимые.

– Давай как-нибудь в следующий раз. Боюсь, от обжорства меня разнесет так, что до конца дней своих придется торчать на кухне. Превращусь в ходячий пирожок с капустой, что станешь со мной делать?

Представив себе такую картину, Катя разулыбалась.

– Тебе это не грозит, – сказала она, окидывая брата критическим взором. – Ты вон какой у меня: худой, жилистый. Не в коня корм.

– Не в коня, – согласился Хват, тяжело выдвигаясь из-за стола.

– И побрейся наконец, – крикнула ему вслед Катя. – А то ходишь как уголовник, люди от тебя шарахаются…

Неужели? Н-да, похоже на то.

– Верьте мне, люди, – тихо пробормотал Хват, разглядывая свое отражение в зеркале ванной комнаты. И сам же себе ответил: – Рожа у тебя чересчур кривая, братец. С такой рожей среди диких собак динго обитать, а не в обществе цивилизованных граждан, идущих по пути последовательных демократических преобразований общества.

Вздохнул. Провел пальцами по щетине, отозвавшейся на это прикосновение сухим наждачным шорохом. Не Антонио Бандерас и даже не Михаил Боярский в годы молодые с забубенной славой.

Шарахаться от него пока не шарахались, а вот вещи посторожить или за чужим ребенком присмотреть никогда не предлагали. Когда ехал он в общественном транспорте, то свободное место рядом с ним частенько пустовало. Что-то зэковское действительно проглядывало в облике Хвата, особенно если, забывшись, присядет на корточки перекурить. В расслабленной, мирной позе чудилась притворная ленца отдыхающего хищника, готового в любой миг пружинисто распрямиться и показать, на что он способен.

На что именно? Не разберешь. Темная личность. Мутная.

Улыбка – наискось, прическа – никакая, щеки запавшие, глаза желтые, зрачки в них почти в кошачьей манере сужаются и расширяются, реагируя на малейшее изменение света. Плюс к этому несмываемый чужеземный загар, с которым, как подумалось Хвату, он однажды ляжет в могилу.

Что ж, от этого не отвертишься. Лишь бы попозже, да не таким заросшим.

Криво усмехнувшись, он пустил воду погорячее и принялся за бритье.

* * *

Устроившись перед телевизором, Катя бездумно смотрела передачу «Горячие факты», размышляя вовсе не о государственных проблемах, затрагиваемых авторами, а о своих собственных.

Самой главной из них был Миша.

Брат пропадал. Не спивался, нет – он не принадлежал к числу тех мужчин, которые валяются под заборами, маются тяжкими похмельями и загибаются от кондрашки. Его разъедала тоска. Посмотришь ему в глаза и представляешь себе зверя, томящегося в клетке. Наверное, ему нужно было родиться в другое время, в другом месте. Не в стране реформ, не в эпоху всеобщей демократизации и рыночной экономики. Плавать бы ему по далеким морям под черным флагом. Открывать неведомые земли, сражаться за честь прекрасных – и не очень – дам, рубить головы драконам. А он, Миша, последние годы прозябал в Москве, переходя из одной охранной фирмы в другую, встречаясь и расставаясь с чрезмерно горластыми женщинами, заводя шапочные знакомства вместо дружбы… заливая глаза… сыпя прибаутками… отшучиваясь, отмалчиваясь, открещиваясь.

Никому не нужный и одинокий, как костер, разведенный посреди степи непонятно для чего, неизвестно кем. Костер на ветру. Вроде бы светит, вроде бы греет, но для кого? И на сколько его еще хватит?

Из задумчивости Катю вывело магическое словосочетание «Норд-Ост», воздействующее на россиян примерно так же, как на американцев – упоминание Пёрл-Харбора. Как красная тряпка на быка. Правда, погрустневший ведущий сразу оговорился: на этот раз чеченским террористам не удалось провести столь крупномасштабную акцию. Но есть ли гарантии, что подобное не повторится в скором будущем? Нет, ответил себе ведущий, скорбно качнув головой, таких гарантий нет. А почему? А потому что силовые структуры и ведомства, как всегда, реагируют на происки боевиков слишком поздно. Странно, не правда ли? – ведущий позволил себе коротенькую многозначительную улыбку, прежде чем предложил зрителям перенестись на место недавних событий.

На телевизионном экране возник обгоревший вагон с выбитыми стеклами, в котором, как поведал замогильный голос комментатора, погибло шестеро ни в чем не повинных пассажиров.

«Они думали, что власти гарантируют им жизнь. – Голос в динамиках дрогнул. – Но власти смогли обеспечить им лишь места в морге судебной медицины…»

Бегло пройдясь по лицам рыдающих родственников, камера устремилась в небо, настраивая зрителей на возвышенный лад. После чего действие перенеслось на железнодорожное полотно, тянущееся вдоль горного склона.

«Чечня, – торжественно произнес закадровый голос. – На этой сравнительно небольшой территории площадью девятнадцать тысяч квадратных километров вот уже более десяти лет буксует махина российских Вооруженных Сил. Каковы причины столь загадочного феномена? Давайте попытаемся разобраться в этом…»

Одни годами буксуют, другие годами разбираются, и все без толку! Катя уж собиралась переключиться на другой канал, когда передумала, увидев на экране нового персонажа. Внешне он ничем не походил на Катиного брата, но вместе с тем был явно слеплен из того же самого теста, такого черствого, что укусить даже не пробуй: зубы обломаешь.

Этот седой, продубленный солнцем мужчина, одетый в новехонький пятнистый комбинезон, беседовал с невидимым телерепортером, пока оператор давал крупные планы развороченной железнодорожной насыпи, особенно долго задерживаясь на бурых пятнах и кучках обгорелого тряпья. Когда камера уставилась на оплавленную бутылку из-под минеральной воды, репортер, возвысив голос, прокомментировал:

«Пассажиры поезда не ожидали, что такое еще возможно. Полагая, что федеральные войска контролируют территорию республики не на словах, а на деле, они отправились в эту злополучную поездку по маршруту Москва – Гудермес… Для шестерых из них она стала последней».