Борис Грибанов - Женщины, которые любили Есенина

• Название: Женщины, которые любили Есенина
• Автор: Борис Грибанов
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1151-6

Отношения Сергея Есенина с женщинами были далеко не однозначными. Он всегда был окружен женским вниманием, но у него была одна главная любовь, владевшая его сердцем с детства и до последнего трагического дня — любовь к поэзии. Эта всепоглощающая страсть, неразрывно связанная с жаждой славы, управляла всеми его поступками.

---

Другой современник рассказывал (правда, с чужих слов) об эпизоде, имевшем место в Берлине.

Однажды Есенин вернулся в отель и застал свою жену плачущей над альбомом с фотографиями ее детей. Он грубо вырвал альбом из ее рук и швырнул его в горящий камин с пьяным криком:

— Ты тратишь слишком много времени, думая об этих … детях!

А в Венеции тем временем атмосфера накалялась. Супружеская пара Есенин-Дункан обычно проводила свое время в пляжном домике рядом с отелем, где они жили. Сохранились фотографии, сделанные, как предполагают, в августе 1922 года. На них запечатлен Есенин в свободно сидящей на нем светлой пижаме и несколько пополневшая Дункан. На одной из фотографий видно, как Айседора крепко держит Есенина за руку. Как собственница. А у Есенина нервы напряжены до предела — он с трудом удерживает себя от запоя. Любовь Айседоры, нежная и добрая, тоже несколько раздражала его постоянным посягательством на его свободу.

Однажды Есенин заявил, что хочет отправиться на прогулку, на что Дункан немедленно объявила, что либо она сама, либо горничная Жанна, либо Лола Кинель будут сопровождать его. Есенин сердито отозвался:

— Я иду один. Я хочу побыть один. Я просто хочу погулять один.

Айседора воскликнула:

— Я не пущу его одного. Он может убежать. Такое уже было в Москве. А тут кругом женщины!

В комнате воцарилось молчание, потом Есенин неожиданно упал в кресло и очень спокойно обратился к Лоле Кинель:

— Скажите ей, что я никуда не иду.

Дункан всхлипнула, Есенин бросился на постель лицом вниз, а она принялась целовать его голые пятки. Кинель предпочла ретироваться.

А на следующий день Есенин запил после более двух месяцев воздержания. Они нашли его в пляжном домике. Есенин сидел, перед ним стояла бутылка шампанского, лицо у него было серым и опухшим.

После этого Есенин сбежал из отеля. Айседора вместе с Лолой Кинель отправились на поиски, предварительно осушив бутылку шампанского.

«Прошел час, второй, — вспоминала Кинель, — Изадора время от времени становилась разговорчивой. Вино привело ее в мечтательное настроение. Она начала с юмором и иронией рассказывать о своих любовниках, о странностях судьбы, которая посылала ей в любовники только эксцентричных мужчин. Она обсуждала со мной наилучший способ самоубийства — поскольку именно это она решила совершить, если мы найдем Есенина мертвым. При этом она хрустела подсоленным миндалем».

Когда они вернулись на пляж отеля, Дункан, растянувшись на песке, сказала:

— Нет, я не думаю, что мне следует кончать жизнь самоубийством, мои ноги все еще прекрасны.

А Есенин тем временем благополучно вернулся в их номер в отеле, после того как хорошо выспался под кустом в саду. При этом он снова стал настаивать на своем желании прогуляться одному.

Пребывание Есенина и Дункан в Италии подходило к концу. Сергей Александрович, надеясь обрести в Париже большую свободу, попросил Лолу Кинель перевести Айседоре его требования.

— Когда мы приедем в Париж, я хочу иметь собственный ключ от дома. Я хочу приходить и уходить, когда мне заблагорассудится, и хочу гулять один, если мне так нравится. Никаких приказов. Я не болен, и я не ребенок. Скажите ей это. Я желаю иметь абсолютную свободу — даже других женщин, если захочу. Я не собираюсь сидеть взаперти в отеле, как невольник. Если я не могу делать то, что хочу, я уеду. Я могу здесь сесть на пароход до Одессы. Я хочу обратно в Россию. Будет интересно познакомиться с этими француженками… Я так много слышал о них.

Это последнее замечание было высказано тоном капризного ребенка, который ужасно хочет попробовать новое пирожное, о котором уже слышал.

Вот тут-то Лола Кинель взорвалась и бросила Есенину в лицо:

— А вы порядочная сволочь!

Накануне вечером она не отправила две телеграммы, сочиненные пьяным поэтом двум своим литературным друзьям — одному в Москву, другому в Берлин — с призывом немедленно приехать.

На следующий вечер Дункан и Есенин решили выехать в Берлин — без Лолы Кинель. Айседора объяснила ей, что Есенин теперь ненавидит ее и не доверяет.

После работы у Дункан и Есенина, которая продолжалась два месяца, обычная жизнь показалась ей серой.

Зная русский язык, Лола могла понимать Есенина гораздо лучше, чем Мари Дести или Ирма Дункан. «Путешествуя вместе с Изадорой и Есениным, — писала она впоследствии, — я имела больше возможностей видеть подробности их жизни, потому что я была не только секретарем, но и переводчицей, постоянным посредником между ними, поскольку эти два человека не могли разговаривать друг с другом непосредственно. Изадора не знала русского языка, а ее муж Сергей Есенин говорил только по-русски. Поэтому я должна была переводить все на свете, начиная со споров о Боге и кончая тем, как мужчины и женщины в разных странах спят друг с другом».

Если Есенин хотел прикоснуться к прошлому Дункан, то Париж как нельзя лучше подходил для этого. Париж занимал особое место в сердце Айседоры. Здесь она выступила в 1900 году, когда ей было всего двадцать три года, здесь она встретила миллионера Париса Зингера и открыла школы в Нейли и Бельвью. Здесь же утонули ее дети. К концу жизни Париж стал ее любимым домом.

Есенин в Париже тоже чувствовал себя уютнее, чем в Берлине. Впоследствии, в 1924 году, он говорил:

— Сначала я жил в Берлине и очень тосковал там… Париж это совсем другое дело. Жизнь в Париже веселее и дружественнее. Ты идешь по бульварам, и все улыбаются тебе, как будто ты им самый старый друг.

Однако — и это типично для него — он утверждал, что деревья в Париже унылые, поля слишком аккуратные и чистенькие, земля ничем не пахнет, а людям, если они и вежливы, не хватает «русской души».

Довольно мрачную картину жизни Есенина с Дункан во Франции нарисовал Сисли Хадльстон в своей книге «Литературная и общественная жизнь богемы в Париже»: «Они приехали в Париж. Брак явно был несчастливым. Поскольку ничто в жизни Изадоры Дункан не могло оставаться тайным, поскольку она представала перед публикой в самом разном настроении, то любое обстоятельство, любой неприятный эпизод, который мы видели или о котором нам рассказывали, оказывался непередаваемо грустным. Беды ее семейной жизни становились предметом пересудов всего Парижа — ссоры в отелях, уходы Есенина, сцены в ресторанах… Есенин вел себя отвратительно…

В Париже я видел его элегантно одетым, но отсутствие воспитания в нем проявлялось в грубости поведения, в хриплом голосе. Его чувство юмора было неопределенным и мрачным. Его съедало отчаяние, и это отчаяние быстро захватывало Изадору, которая страстно его любила, но при этом была уверена, что их союз проклят и приведет к трагической развязке».

Отчаяние и неизбежность трагического конца ощущал и бельгийский писатель Франц Хеленс, который в то время работал вместе со своей русской женой над переводом на французский язык стихотворений Есенина. Хеленс рассказывал о своих встречах с Айседорой и Сергеем в Париже.

«Я видел их почти каждый день, иногда в маленьком доме Изадоры на Рю де ла Помп, а иногда в отеле «Крийон»… Если в «Крийоне» Есенин вел себя как человек светский, ничем не выделяясь в этом обществе, столь мало пригодном для него, то в интимной обстановке маленького дома он чувствовал себя больше в своей тарелке, выглядел более естественным, более приятным…

Я думаю, что не было другой женщины в мире, которая бы лучше Изадоры понимала свою материнскую роль, когда везла Есенина в Европу и выходила за него замуж. Это был возвышенный акт, ибо он для нее означал жертву и предвещал горе. Она не питала иллюзий, понимая, что время мучительного счастья будет коротким; что они будут жить в обстановке драматической неуверенности; что рано или поздно этот дикий парень, такой ей нужный, соберется с силами и разрушит — скорее всего грубо — любовное попечительство, отказаться от которого она не в силах. Дело в том, что Изадора страстно любила поэта. Я видел, что эта любовь, даже в самом ее начале, граничила с отчаянием.

Помню вечер, когда мне открылась драма этих двух существ и подлинный характер Есенина.

Я приехал, когда они еще сидели за столом, и нашел их в состоянии странного и мрачного юмора. Они почти не разговаривали со мной. Они прижимались друг к другу, как два молодых любовника, и ничто не говорило о ссоре. Спустя несколько минут Изадора сказала мне, что прислуга отравляет им жизнь, что вчера вечером случилась непереносимая для нее сцена, чрезвычайно расстроившая ее. Она нервничала больше обычного… Есенин вбил себе в голову, что ее надо напоить. У него не было дурных намерений, совсем наоборот. Он себе именно так успокаивал свои нервы. Он вкрадчиво, мягко поднимал бокал к губам своей жены. Когда влияние алкоголя дало себя знать, я прочитал в чертах лица танцовщицы отчаяние, которое она обычно умела скрывать под личиной спокойствия и улыбки.