Борис Грибанов - Женщины, которые любили Есенина

• Название: Женщины, которые любили Есенина
• Автор: Борис Грибанов
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1151-6

Отношения Сергея Есенина с женщинами были далеко не однозначными. Он всегда был окружен женским вниманием, но у него была одна главная любовь, владевшая его сердцем с детства и до последнего трагического дня — любовь к поэзии. Эта всепоглощающая страсть, неразрывно связанная с жаждой славы, управляла всеми его поступками.

---

Оплатив из сбереженных Есениным денег счет за убытки, причиненные его погромом, Айседора и Мари Дести поспешили выехать из «Крийона» и поселились в отеле «Резервуар» в Версале. Там Дункан слегла с высокой температурой. Приехал врач, до этого он еще раз осмотрел Есенина и спросил у Айседоры, не будет ли она возражать, если ее мужа поместят в клинику. Полиция, сказал он, отпустит Есенина только при том условии, что он немедленно покинет страну. Айседора и Дести пересчитали последние деньги — их как раз хватало на два билета до Берлина — для Есенина и горничной, которая должна была за ним приглядывать. Все время между тем часом, когда горничная покинула отель, и девятью часами, когда должен был отойти поезд на Берлин, Айседора пребывала в ужасе — а вдруг он не уедет?

Есенин забрал с собой все свои чемоданы, включая и атташе-кейс, денег у него было ровно столько, чтобы оплатить билет до Берлина.

Окружающие понимали, что неуравновешенность Есенина подходит к опасной черте. Такие же опасения высказывала и Ирма Дункан. «Возвращение в Париж, в Европу, — писала она, — оказалось слишком тяжким для Есенина. Он попытался утопить свои воспоминания об Америке — в вине, вернее в водке. Но алкоголь, поглощаемый с широким славянским размахом, не приносил забвения, а, наоборот, пробуждал в нем демонов».

О том, что происходило в те дни в Париже между Дункан и Есениным, достаточно красноречиво рассказал писатель и критик Евгений Лундберг, оказавшийся в Париже:

«Беседа с Есениным, — записывал он, — о «тоске». Он пьет и мечется.

Чтение «Пугачева» у проф. Ключникова. — Есенин лицом к стене, хрипло читает; лицо нарочито искажено.

Спокойное самодовольство Дункан. Французские парламентарии. Подчеркнутое уважение к Дункан. Есенин же для них — нечто вроде юного дикаря, вывезенного прихотливой принцессой.

У меня — вспышка ненависти к Дункан, к иностранцам, к корректным хозяевам.

Я тяну Есенина за рукав. Мы выходим в другую комнату и садимся в углу. Он полупьян. Мне тошно и страшно. Машина западной культуры и русское талантливое беспутство.

Разговор рвется.

— Мне скверно, — говорит Есенин.

Я и сам вижу, что скверно.

Дункан мешает нам разговаривать. Я слышу невероятный на фоне парижских смокингов и украшенного цветами стола диалог:

— Ты сука, — говорит Есенин.

— А ты — кобель, — отвечает Дункан.

Она ревнует — ко всякому и ко всякой. Она не отпускает его от себя ни на шаг. Есенин прогоняет ее — взглядом…

Минуту спустя Дункан ласково отвлекает его от меня. Он уже беззлобен. Тих и кроток — да, печально кроток. Я ухожу».

Примерно в таких же тонах характеризует взаимоотношения Есенина и Дункан приятель Есенина Валентин Вольпин:

«Совместная жизнь Есенина и Дункан сложилась неудачно для них обоих. Здесь сказались разница в культуре и жизненных навыках, противоречивость взглядов на искусство. По-видимому, имело немаловажное значение и то обстоятельство, что супруги объяснялись друг с другом главным образом мимически, жестами, так как Дункан почти не научилась говорить по-русски, а Есенин не мог и не хотел объясняться ни на каком другом языке, кроме русского.

Кочевой образ жизни без своего угла, богемность, космополитичность Дункан, не имевшей родины, оторванность от родины Есенина — все это обостряло их отношения. Есенин очень тосковал за границей, скучал по Москве, презирал уклад западной жизни, мало писал и много пил, как пила, впрочем, и Айседора Дункан, за много лет артистической жизни привыкшая начинать свой день с коньяка и заканчивать его на рассвете шампанским.

Есенина пугало творческое, как ему казалось, бессилие, ему нужно было окружение родной стороны, его тянуло домой, к друзьям. Дункан все оттягивала возвращение в Москву, связанная многочисленными контрактами. Между ними учащались недоразумения, переходившие в ссоры, назревал острый конфликт».

Отъезд Есенина в Берлин был вызван не только требованием парижской полиции. Корень всего происшедшего был гораздо глубже. Некоторый свет на эти события — опять же весьма противоречивый — проливают интервью, которые давали в эти дни и Есенин, и Дункан.

Одна из газет поместила интервью с Айседорой под крупным заголовком: «Он сломался». Она согласилась побеседовать с корреспондентом «Интернэшнл ньюс сервис», который сообщил своим читателям: «Розы отцвели, и Сергей Есенин, муженек безудержной гениальной танцовщицы, уезжает по ее настоянию в Москву после последнего всплеска его темперамента, когда он разгромил их апартаменты в отеле «Крийон» и шокировал тем самым почтенных клиентов.

Айседора, возбужденно жестикулируя, облегчила свою душу корреспонденту «Интернэшнл ньюс сервис». Появившееся в газете интервью стоит того, чтобы привести его почти полностью:

«— Я никогда не верила в брак, а сейчас я верю в него меньше, чем когда-либо, — заявила она. — Я вышла замуж за Сергея только для того, чтобы он мог получить паспорт для поездки в Америку. Он гений, а брак между художниками невозможен.

— Сергей обожает землю, по которой я хожу, — с вызовом продолжала она. — Во время приступов безумия он может убить меня — но тогда он любит меня еще сильнее. Четыре месяца я работала с Сергеем. Он самый прелестный парень на свете, но он жертва судьбы — как все гении, он сломлен, — я оставила всякую надежду на возможность вылечить его от этого проявляющегося время от времени безумия.

Она отрицает, что они поссорились.

Вы, американцы, народ жестокий. Вы превращаете все в шутку. Это трагедия. То, что мы поссорились, это полная ложь. Сергей заболел и страдает от припадков, о которых никому не рассказывает, а они действуют на тонкую натуру поэта. Он вернулся после того, как трижды был ранен на фронте, контуженный, только для того, чтобы еще больше страдать во время революции.

Он видел, как умирают его друзья, и два года жил в комнате, где температура была пять градусов ниже нуля. Все его друзья знали, что он подвержен жестоким нервным припадкам.

Все поэты таковы, но это не мешает ему быть поразительным гением и прекрасным человеком.

Вчера я увидела, что наступает приступ, и пошла за доктором.

Когда я вернулась, комната была разгромлена.

Вот тогда я и подумала, что для него будет лучше вернуться в Россию.

Их нельзя пересаживать на другую почву

Вы знаете, есть русские, которых нельзя пересаживать на другую почву. В этом была трагедия Нижинского. Такой же и Сергей.

Сергей ничуть не озабочен.

— Я еду в Россию, чтобы повидать двух моих детей от бывшей жены, — объявил он, улыбаясь. — Я не видел их с тех пор, как Изадора увезла меня из моей родной России. Я очень соскучился по ним. Я еду в Москву, чтобы обнять моих детей. Я ведь отец.

— Да, Изадора отправляет меня домой. Но моя жена, скажу вам по секрету, присоединится ко мне в Москве. Я ее знаю. Сейчас она сердита на меня, но это пройдет».

Надо ли говорить, что в этом интервью Есенина правды не больше, чем в ответах Дункан корреспондентам.

Айседора Дункан, защищая репутацию Есенина и — отчасти — свою, адресовала в редакцию «Нью-Йорк геральд трибюн» опровержение, утверждая, что никакой ссоры между ней и Есениным не было и в помине.

Она вновь ссылалась на вымышленную контузию, которую Есенин якобы получил на фронте, где он никогда и не был. Она призывала пожалеть его, писала, что он с восемнадцати лет «знал только ужасы войны, революции и голода», и утверждала, что он заслуживает «слез сочувствия, а не насмешек».

И — что в высшей степени характерно для ее материнского к нему отношения — она взывает не к женам, а к матерям: «Я думаю, что матери согласятся со мной».

Айседора косвенно признает ненормальность психического состояния Есенина. «Горький сказал мне, — пишет она, — что со времен Гоголя и Пушкина у нас не было такого великого поэта, как Есенин».

И за этими словами следует ожидаемый ею горький финал: Увы, Гоголь умер сумасшедшим, Пушкин был убит, не дожив до старости. Судьба поэтов в России отмечена трагедией».

А сам Есенин в Берлине утверждал нечто совершенно противоположное.

Агентство «Спешиал кейбл диспач» отправило в газету «Нью-Йорк уорлд» такое сообщение:

«Берлин, 17 февраля. Сергей Есенин, муж Айседоры Дункан, остановившийся в Берлине на пути в Россию, выплеснул поток русской искренности и открытости. Молодому поэту надоел его брак, надоели жены, Америка и все на свете кроме искусства, найти которое можно только в Москве.

Когда разговор зашел о его темпераментной жене, его нападки стали еще более резкими и у него вырвались такие слова:

«Я не буду жить с ней даже за все деньги, какие есть в Америке. Как только я приеду в Москву, я подам на развод. Я был дураком. Я женился на Дункан ради ее денег и возможности попутешествовать. Но удовольствия от путешествия я не получил. Я обнаружил, что Америка — страна, где не уважают искусство, где господствует один тупой материализм. Американцы думают, что они замечательный народ, потому что они богаты, но я предпочитаю бедность в России».