Владимир Бабенко - Лягушка на стене

• Название: Лягушка на стене
• Автор: Владимир Бабенко
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0744-0

Автор книги «Лягушка на стене» Владимир Бабенко, профессиональный зоолог, долго проработавший в МГУ им. М. В. Ломоносова (ныне преподает в МПГУ). Во время своих дальних командировок ему приходилось наблюдать самых разных животных. Однако эта книга посвящена не только лягушкам, птицам и зверям. В экспедициях зоологи встречаются также и с людьми — лесниками, егерями, охотоведами, рыбаками, браконьерами и прочими скитальцами. Такие встречи, как правило, связаны с неординарными личностями, с интересными событиями, с неожиданными приключениями. Это, так сказать, побочный продукт экспедиционной работы, впечатления, имеющие косвенное отношение к зоологии. На их основе автор и написал книгу, показав работу людей редкой специальности — зоологов-полевиков и поведав, что с ними случается во время путешествий.

О научной работе зоологов говорят монографии, книги, статьи, тезисы и отчеты. А вот как этот материал добывался и что остается «за кадром», известно немногим. И этому тоже посвящена книга «Лягушка на стене». Некоторые из рассказов веселые, другие грустные, третьи драматичные. В общем, так, как бывает в экспедициях, да и в обычной жизни тоже.

---

Мы, опасаясь спящего где-то в окрестностях медведя, решили не ночевать в палатках. Экспедиция за несколько минут убрала серебристо-зеленые купола. Хозяин «полярки» отвел нам пустую комнату, на полу которой мы расстелили спальные мешки и переночевали.

На следующий день ровно в пол-одиннадцатого утра, как и было обещано, раздувая пустые консервные банки на помойке, в двух метрах от нас, удерживающих рюкзаки и экспедиционные бочки, сел вертолет. Мы быстро погрузились, и машина пошла вверх. В иллюминатор было видно, как провожавший нас полярник медленно побрел к дому.

Летчики ловко посадили вертолет на верхнюю палубу «Академика». Заглохли двигатели, механики стали пристегивать цепями колеса вертолета к палубе. Мы со студентом взяли рюкзаки и пошли в каюту. На столе лежало несколько слегка подвядших ломтиков дыни, и мы быстро с ними покончили. До обеда оставалось около полутора часов. Поэтому я быстро переоделся в цивильную форму и поспешил на четвертую палубу — в сауну. Из соседней двери, за которой располагался тренажерный зал, слышались музыка и топот — там плотные, как ломовые лошади, шведки занимались аэробикой. Я с удовольствием растянулся на досках. Через полчаса пришел Питер и еще один мужик — ихтиолог. И мы втроем досидели в финской бане до самого обеда.

После обеда я сначала пытался переписать дневник, но задремал. Разбудил меня голос помощника капитана, раздававшийся из динамика. Оказывается, сегодня на корабле был праздник. Я плохо разбирался в корабельном режиме и никак не мог понять, каким образом начальство выбирает выходные дни. Вот и сегодня оказалось, что на корме, там, где не было ветра, вечером был организован праздник под названием барбекю[8]. Я растолкал спящего студента, и мы пошли веселиться. Праздник заключался в том, что на корму была принесена жаровня, на углях которой повар жарил огромные куски говядины, свинины и специально для этого предназначенные колбаски. Звучала музыка, и завхоз Юха отплясывал с симпатичной шведкой. Юха развеселился от того, что всем желающим выдавали баночное пиво. То есть каждый подходил и брал жестянки из коробки. Пива я не люблю, но взял верх азарт охотника. Я сходил в каюту, надел пуховку (которая, кроме того что имела прекрасные теплозащитные качества, обладала множеством карманов) и пошел есть барбекю, иногда возвращаясь в каюту и разгружая из карманов добычу.

Студент тем временем отбил у Юхи шведку и танцевал с ней. Когда он ее наконец бросил, я подошел и сделал ему замечание по поводу полного отсутствия у него охотничьего инстинкта — порока, недопустимого для орнитолога. Он надулся и предложил мне пройтись в каюту. Я следовал за ним, постоянно напоминая, что я, старый, больной человек, ненавидящий пиво, стараюсь для него, юнца, который, вместо того чтобы использовать, может быть, единственный вечер для заготовок, легкомысленно увлекся иностранкой, хотя и симпатичной.

Мы наконец добрались до каюты. Я гордо показал на стол, где стояло семь баночек пива. Студент молча открыл наш шкафчик и показал мне свой улов — около дюжины жестянок. Молодежь так быстро учится! Я попросил у него извинения и отпустил к шведке. Потом я потрогал свой живот и подумал, что сегодня еще раз стоит сходить в сауну. Так я и сделал, а через полтора часа, одевшись потеплее, снова вышел на корму. Вся свинина была съедена, пиво выпито, а железный ящик с углями и решеткой унесен в кладовку.

Из-под низко сидящей кормы «Академика» раздавался мощный гул, била кипенная струя воды и всплывали огромные, белые сверху и голубые, источенные снизу, все в пещерках и кавернах, льдины. Среди льдин крутилась мелкая рыбешка. На нее охотились серебристые чайки, висевшие за кормой. То одна, то другая птица пикировала в полосу свободной ото льда воды, остававшейся за ледоколом. Счастливчики, поймавшие рыбешку, старались побыстрее проглотить ее. Но это им почти никогда не удавалось. Чаек отовсюду подстерегали темные, острокрылые и длиннохвостые поморники. Они нападали на чайку, та бросала рыбу, поморники, уже соревнуясь между собой, торопливо летели к добыче.

После сауны хотелось пить. Я достал из кармана пуховки украденную банку с пивом, открыл ее и стал медленно потягивать нагревшийся за пазухой напиток, наблюдая, как ровно ложится за кормой в безграничном белом поле темный водный след.

Из динамика, висевшего на стене, раздался голос помощника капитана:

— Прямо по курсу белый медведь. Всем, кто хочет его посмотреть, подняться на нос.

Мне захотелось взглянуть на зверя не на помойке, а в естественной обстановке, и я пошел на нос. Там уже стояла небольшая толпа шведов (среди которых я, однако, не нашел ни одного, кто сидел рядом со мной на крыше полярки), рассматривавших далекое, чуть желтоватое пятно, двигавшееся от корабля.

Перед носом идущего «Академика», виляя из стороны в сторону, струились трещины, извилистые, как швы черепа, и переворачивались огромные льдины.

Корабль подошел ближе к зверю. Медведь, испуганно озираясь, поскальзываясь на льдинах и поднимая тучи брызг, тяжелым галопом уходил в сторону, оглядываясь на красную громадину, со скрежетом продвигающуюся сквозь льды. Судно прошло рядом с огромным кровавым пятном на льду — там у медведя была удачная охота на живую нерпу. Шведы увлеченно фотографировали.

Почему-то вспомнился наш новый приятель — хозяин полярной станции. Думалось, что он именно сейчас устало писал в станционном журнале: «Экспедиция улетела на корабль в 10.30. Приходил белый медведь. Ушел на север».

ЛОДКА

Вторая экспедиция на Таймыр была не такая многочисленная, да и корабль был поменьше. Целью нашей экспедиции на юго-восточном Таймыре было выяснить, живет ли там маленький и редкий гусь-пискулька, а если он живет — то сколько. Под эту тему мне выделили деньги (только-только их хватило на пролет и на продукты), надувную лодку и средства на лаборанта. Все это случилось довольно неожиданно в середине лета. Поэтому у меня возникли проблемы со спутниками — все мои знакомые давно разъехались по экспедициям. Я совсем было отчаялся, но тут позвонила моя любимая студентка и сообщила, что нашла мне спутника — своего жениха Юру. Я обрадовался, так как знал его — очень плотного, коренастого, коротко стриженного молодого человека, отслужившего на флоте и работающего в пункте по обмену валюты.

По убогой московской карте с неизвестным масштабом, напечатанной на плохом принтере (невидимая река на этом сером оттиске была, чтобы не промахнуться, обведена красным фломастером), определиться, где мы находимся, не было никакой возможности. В Хатанге, откуда нас забросил вертолет, нам по знакомству дали хорошие карты — километровки, на которых стоял гриф «Секретно». Одна беда — не хватало одного листа, и однажды несколько десятков километров нам пришлось плыть «вслепую». Конечно, река нас должна была вынести к цели — поселку Сопочное («Смотрите не проплывите мимо Сопочного, — мрачно пошутил давший нам карты работник заповедника в Хатанге. — Дальше до самого моря Лаптевых населенных пунктов не будет, да и в море Лаптевых их тоже нет»).

Поэтому в тот день нам через несколько километров приходилось, подыскав берег покруче, высаживаться и, расстелив на вершине какого-нибудь холма карту, пытаться угадать, где мы все-таки находимся. По моим расчетам, лодка, побив все рекорды, прошла сегодня около сорока километров и давно должна была выйти из «слепой» зоны. Но окружающие нас изгибы реки, озера, окрестные холмы и далекие сопки полностью отсутствовали на карте.

Под вечер, когда солнце слегка опустилось к горизонту, мы наконец обнаружили прямой длинный участок реки, идущий ровно в меридиональном направлении. И точно такой же был на карте. И холм слева тоже был обозначен, и небольшой лесок! Мы были так измотаны изнурительной греблей, что единогласно тут же решили остановиться и заночевать.

За полмесяца плавания нам ежедневно приходилось ставить лагерь, и это воспринималось как необходимое зло. Лодка приближалась к берегу, мы выставляли вперед весла, чтобы смягчить толчок и этим самым уберечь нашу лодку — нежнейшее резиновое изделие ВПК[9] — от ненужных соприкосновений с торчащими у берега обломанными ивовыми кустами или острыми камнями. Наступал черед разгрузочных работ. Каждая вещь в нашей лодке, начиная от рюкзаков и заканчивая ружьем, была привязана, дабы при оверкиле[10] или пробоине ничего не потерялось. Кроме того, все мягкие вещи (палатка, одежда, спальники), патроны, продукты и прочее были тщательно запакованы в полиэтиленовые пакеты на случай дождя (которые, как правило, случались по нескольку раз за переход).

Поэтому ежедневная распаковка и запаковка кучи вещей в лодку была очень нудным, ненавидимым нами занятием.

Наконец все перетащено на высокий берег (мы помнили первый день, когда ночью вода в реке поднялась и затопила лагерь, который мы разбили прямо у реки) и укрыто полиэтиленом.