Янина Жураковская - На краю времени

• Название: На краю времени
• Автор: Янина Жураковская
• Жанр: Юмористическая фантастика

"Пальцы вцепляются в неподатливый камень так, что кровь выступает из-под ногтей. Многовато "если", светлейший принц. Зелгарис бы сказал: Создатель, сейчас нам совсем не помешает маленькое чудо..." Кто-то скажет, что лишь те, чья жизнь коротка, могут верить в то, что любовь вечна и способна преодолеть границы времени, пространства и даже саму смерть. Но разве это не восхитительное заблуждение?

---

"Что я тут стою, в самом деле?- обреченно подумала девушка. - Мёртвые не возвращаются, на сосне не колосятся помидоры, а чудес не бывает... В моей кофеносной системе слишком много крови. Нужен кофе. Много кофе. Сливки. Эклеры. Сейчас же".

Она вздохнула и медленно, как зомби,поплелась на кухню.

-- Эй, Свет!- внезапно окликнул её Алексей, снимая наушники.

-- Что? - нехотя обернулась она.

-- Ты ещё здесь?- он приподнял брови, изобразив на лице вежливое изумление и радость от того, что такая замечательная девушка удостаивает его своим вниманием. Светлане захотелось врезать ему по физиономии. Она одарила брата, как надеялась, уничтожающим взглядом и направилась к двери.

-- Умница Молодец! Потренируешься перед зеркалом разок-другой, все парни твои будут! - радостно заорал ей вслед Алёшка. - Я что сказать хотел-то... Принцы давно вымерли. Как мамонты... Света, не уходи-и-и! Это что, новая мода такая - косы в узлы завязывать? А?..

Глава 2

Всегда стремитесь к чему-нибудь, ибо в поисках одного вы всегда найдете и что-либо другое. Если же не будете искать, не найдете ничего.

Кельтская пословица

Утро приходит в Аргеанаполис, сердце столичной планеты Веллс'та'Нейдд. Огромное алое солнце протискивается в узкие просветы между гигантскими свечками небоскрёбов, тысячекратно отражаясь в оконных стеклах, шершавым языком лижет башни императорского дворца, густым гемоглобином стекает со стен. Ты сидишь на каменном полу башни, сжимая в руках мягкий алый кирш. Счёт времени потерян.

Прежде ты не думал, что бывает такая боль - одновременный удар по сознанию и духу, когда застываешь, напоминая себе, что надо дышать. Кровь ревёт в ушах, как океанский шторм, клочья тумана плывут перед глазами, а в груди, меж сердец, словно медленно поворачивается обжигающая ледяная игла. Ардражди с детства обучают контролю - всегда, везде, несмотря и вопреки. Не поддавайся. Управляй. Оставайся в равновесии. Прежде ты никогда не давал воли эмоциям. Даже когда был Никсом.

Но прежде ты не знал её.

Был ли ты когда-нибудь честен с собой? Нет. Ты лгал себе, как лгал другим. Почти полвека ты делал то, что от тебя ждали другие: сначала отец-император, затем братья и сёстры в Свете и снова отец. Ты менял маски с лёгкостью искусного фокусника. Кронпринц - холодно-вежливый, горделивый, властный, превыше всего ставящий свою честь. Она слетела, стоило только отцу сказать: "Ты должен..." Верный друг и рьяный борец против тирании ардражди. Эту маску было легко надеть и трудно сбросить, но ты справился. Став своим в самой неуловимой ячейке сопротивления, сдал Эр'гону Зелгариса и его "детей". И растерялся, обнаружив, что не знаешь, ни кто ты, ни чего хочешь. Ты ощутил себя древним стариком, мхом и ветошью, которой давно пора сгореть в Звездном пламени, но она непонятно зачем ещё ползает по земле - и это в сорок девять лет, когда ардражди меньше трёхсот не живут! Поднимаясь с отцом на башню, ты думал: "Ничего нет. Всё кончено..." И всё чуть было действительно не кончилось, ибо лорд-император слабости никому никогда не прощал.

Парение над бездной быстро убеждает в том, что жизнь прекрасна и изумительна. А для того, чтобы обрести в ней новый смысл, оказывается, довольно даже не взгляда и не слова. Всего-то - насмешливого фырка.

Придворные красавицы, гордые, холёные, увлеченные только собой и равнодушно очаровывающие всех, кто приближался к ним... Простолюдинки с нижних ярусов, бледные цветы города-планеты... Сестры в Свете - мечтательницы с горящими глазами... Никс и Риган меняли женщин, как биокапсулы. Уходили, не оборачиваясь, не слушая рыданий за своей спиной, никого не подпуская близко. Так было проще и спокойнее.

"Было сказано Кайег Коарветту, что поражение придёт ему от любви, и впервые дрогнул отважный воин, - рассказывала мать древнюю сказку-легенду. - Велел он мастерам оковать несокрушимыми обручами свои сердца, дабы не допустить в них ни страсти, ни страха... но кто может прогнать гваньер, когда она уже вошла? Он встретил Рению..."

Она почему-то сразу оказалась внутри, за твоими неодолимыми стенами: не испепеляющим жаром, а мягким теплом, и обосновалась непринужденно, как в собственном доме. Словно жила там всегда - и вернулась после краткой разлуки. Она пришла, и точно вправленная врачом кость, что-то встало на место в твоей душе. Ещё одна Рения... дневная звезда...

Кто-то из древних философов сказал: 'Жить, когда знаешь, что солнца нет и не было никогда, легко. Но для того, кто видел его, нет кары ужаснее, чем вновь оказаться во тьме'.

Она выскользнула из твоих объятий предрассветным туманом, и внутри что-то сразу стало рваться и ломаться, словно обручи, сковывавшие сердца, лопались один за другим. Яркий солнечный свет сменялся грязновато-серым туманом, бескрайним, как сама вечность, и все годы, отпущенные тебе, обращались в пепел.

Без неё.

На несколько ардалей выпустить наружу эмоции, и вновь, как старую привычную форму, натянуть самоконтроль. Замереть, чувствуя, как бешеная ярость бьётся о его тонкие стенки. Кулак сжимается так, что костяшки пальцев белеют. Зелгарис, Зелгарис, хитроумный старый лис! Ведь не из злости и не из мести ты поманил мечтой и тут же отнял её. Но зачем тогда? Что должен понять твой строптивый, неразумный ученик?

...Глаза Зелгариса странно мерцают. Взгляд старого ментата пробирает до костей, и ты невольно ёжишься под ним. Беспричинная, неотвязная тревога охватывает тебя каждый раз в присутствии учителя. Она словно кость в глотке, дёготь в пище, отравленный шип, застрявший в ладони. Но пока в глубине души будет гнездиться тьма, в которую так страшно заглядывать, тревога не уйдет, и шепот 'Не доверяй... Зелгарис опасен... не верь... никому не верь...' не умолкнет. Не в силах избавиться, ты свыкся с тем и с другим, как с чем-то неизбежным, точно снегопад зимой.

А учитель... учитель - сильный ментат, но не целитель душ.

-- Горьким лекарство должно быть, мой ученик, - произносит ментат с мягкой улыбкой, которая, кажется, не исчезнет с его лица даже под шквалом бластерного огня. - Только тогда лечит оно. Нет ран, которые исцелить нельзя, как нет жизней, которые нельзя спасти...

-- А империй? - Никс недоверчиво усмехается.

-- Империя - тоже живое существо, дышащее, чувствующее, - взгляд Зелгариса устремлен на что-то, видимое только ему. - Но чтобы Веллс-та-Нейд спасти, придётся приготовить нечто действительно отвратительное.И, как ни печально, ученик, на себе это снадобье ты ощутишь тоже. Император должен умереть, - он говорит об этом, точно о чем-то неизбежном, о неприятной работе, которую необходимо выполнить.

-- А если ваш план... ваше лекарство поможет, что тогда, учитель? - настойчиво спрашивает ученик, подавшись вперед в ожидании ответа, и никак не может понять, почему слова учителя так для него важны. - Республика и сенат? Нет тирании, и слово "император" будет проклято всеми свободными людьми на веки веков...

-- Тирания, - голос Зелгариса звучит холодно и отстранённо, но глаза печальны. - Зло это старое, знакомое всем. Она изживает сама себя. Сама тех растит, кто придёт её сокрушить. Но сокрушить её, просто убив тирана, невозможно, нет. В том беда, что не к свободе люди идут обычно, а за властью. И если Раскол вспомнить и Смуту... Нужна твёрдая рука народу ардражди. И всем ниэри.

-- Учитель, простите за откровенность, из вас выйдет скверный император, - осторожно подбирая слова, произносит Никс.

-- ― Верно, - старик улыбается краем рта. - Не стоит удар смягчать, знаю сам, отвратительный из меня политик. Не умею я одновременно жонглировать шестью тарелками и обсуждать договор о поставке сельскохозяйственной техники в аграрные миры. Скажу не без гордости, хоть и не делает она мне чести - неплохой я лидер сопротивления. Компетентный, как госпожа Эрна говорить любит. Но только мир наступит, мне немедленно сбежать захочется на какую-нибудь отдалённую планетку, чтобы в тишине и покое заняться ментальными практиками и, возможно, ещё несколько ступеней Познания преодолеть. О троне я никогда не мечтал.

"...его мотивы невозможно постичь, поэтому он и опаснее всех их вместе взятых, - еле слышно произносит чей-то странно знакомый голос, и Никс невольно вздрагивает. - Не стремись выловить всех до единого, пусть мелкота разбегается по своим норам! Страх - лучшая клетка для разума. Но он должен быть схвачен. Закован. И раздавлен!"

-- А вот ты совсем другое дело, мой мальчик, - Зелгарис пристально смотрит на ученика. "Слышал ли ты? Слышал?" - хочет спросить Никс, но что-то удерживает его. - Из тебя вышел бы прекрасный правитель.

-- Вы шутите?.. - ошарашенно выдыхает ученик.

-- Отчего же? - в глазах старого ментата поблескивают лукавые искорки. - В тебе есть все те качества, что в нашем императоре меня восхищают: сила, твёрдость, могучий ум, умение заглядывать в души людей и за собой их вести. И те, которых, увы, ему недостает - честь, справедливость, способность сострадать... Не отвечай мне сейчас. Просто подумай об этом.